устремились прямо по дороге.
Отчаянный это был бросок. Быстро подцепив орудия к поданным из сада передкам, батарея помчала по дороге, пролегающей между позициями 2-й и 3-й рот и фольварком, по нейтральной полосе наперерез немцам.
Мысль одна: опередить немцев, перехватить их у развилки дорог. Идя на карьере впереди батареи, я вопил надрывно:
— Вперед! Вперед! За Родину! За Сталина!
Такого нахальства фрицы не ждали. Это было не «по правилам».
Вырвались к развилке дорог, когда немцы уже смяли левый фланг 3-й роты и правый фланг 4-й. Быстренько развернули орудия, сразу же убрав передки с лошадьми в ложбину. Открыли шквальный огонь вперемешку с бронебойными снарядами и картечью. Оба танка вспыхнули почти одновременно. Задымил, взорвался один бронетранспортер на дороге. Другой, съезжая с дороги, опрокинулся на развороте. Запылал третий. Четвертый остановился, из него посыпались солдаты в черном и зеленом. Отдельные, разрозненные группки их пытались атаковать позиции батареи, но, сметаемые картечью, начали залегать. Большей частью — навсегда.
Оставив первый огневой взвод на позициях у развилки, я вернулся со вторым огневым на прежние позиции — у сада, юго-восточнее фольварка.
На душе было тревожно: разъединение батареи очень усложняло управление ее действиями. Телефонная связь была малонадежной. Изрядно поубавилось боеприпасов.
Очень радовало, что бросок удался, задачу выполнили, и, самое главное, с минимальными потерями в людях. И коней удалось сберечь на удивление: убило только двоих. В том числе и моего Лукавого — прямо подо мною.
Это произошло, когда мы вылетели на развилку дорог. Лукавый вздрогнул всем корпусом, как-то утробно выдохнул и начал заваливаться. Высвободив ноги из стремян, я кубарем скатился налево, за него. Кончился он без мучений, сразу.
Усталость адская. Да еще кружка вина под свежую конину… Ухнул в сон, как в глухой погреб. Кошмары какие-то… духота перехватывает дыхание. В этой яме, изображающей блиндаж (прикрытой тонкими бревешками в один накат, клинок некуда было воткнуть), — завал из тел.
Саша — как будто на стреме ждал — сел, повернулся ко мне:
— Пошли отсюда, комбат. Я там «ложу-бенуар» приготовил. Во садочке.
Едва продрались через этот клубок храпящих, стонущих…
А лежбище Гвоздь подготовил отменное — в копне из стеблей кукурузы. Запахнулись в бурки, накинули башлыки… и нырнули. Ах, благодать… И ночной морозец нипочем…
— Комбат! Комбат! Товарищ капитан, проснитесь! Полундра — генерал к себе требует…
Сашка вытянул меня из копешки прямо на бурке, как на волокуше. Трясет за плечи, необычайно возбужден.
— Там генерал какой-то большой требует!
— Какой генерал? Откуда взялся здесь генерал?
— Век воли не видать, товарищ капитан! Черный такой генерал… и весь в черном… там… в помещении… в блиндаже то есть.
Побежали. Благо рядом. Откинул плащ-палатку — дверь. Из блиндажа всех славян как сквозняком выдуло. Под «окном» — амбразурой, — занавешенным другой плащ-палаткой, за столиком сидел… генерал-лейтенант Плиев. «Явление Христа народу», — мелькнуло в хмурной голове.
В блиндажике — пять-шесть казачьих офицеров. Все в бурках, званий не видно. На столе развернута карта, по которой Потапов заканчивал доклад об обстановке. Я еще успел услышать концовку: как мы «заколотили» фрицев обратно, на фольварк.
Плиев остановил доклад жестом, пристально воззрился на меня, стоявшего у входа. Я доложил, что прибыл по приказанию.
— Так это ты нэ дал фрыцу драпануть, капитан?
— Так точно, товарищ командующий! Батарея не дала.
— Вай, молодцы! Вот, товарищи офыцеры, как надо ваивать в условиях акружения — в акружении акружать и бить фрыца!.. Прадалжайте, товарищ подполковник.
Генерал дослушал доклад, задал несколько вопросов по деталям обстановки. Все деловито, быстро. Спросил, кто наиболее отличился в этих боях. Тут же, как называлась фамилия человека и чем он отличился, Плиев говорил, к какому ордену будет представлен упомянутый. Адъютант (майор, как я понял) записывал все в блокнот.
— Подполковника Потапова и капитана Пугава… извини, дарагой, я правильно назвал? — к Герою представить.
По окончании доклада один из старших штабных офицеров быстро расспросил нас об обстановке за рекою, не простреливаются ли мосты. По требованию того же полковника я приказал Шатилову выделить провожатого казака до южного моста через реку.
Вышли из блиндажа. Едва-едва угадывалось наступление рассвета. Фольварк молчал. Плиев в уже накинутой бурке легко подпрыгнул в седло. У изгороди сада пофыркивали кони, слышно было, как переступали копыта по мерзлой земле (я никого не видел и не слышал, когда бежал к блиндажу по вызову).
Генерал, подбирая повод, полуобернулся к нам.
— Боевых успехов вам, гвардейцы! А вы, полковник, действуйте по обстановке! — обратился он к Павлу Дмитриевичу.
— Слушаюсь, товарищ командующий! Я — подполковник…
— Сказал: полковник, значит, полковник. Ну, — повернулся в полутьму, — ма-а-рш, ма-а-рш.
Пошли на рыси к саду. Там послышалась приглушенная команда:
— Справа по звеньям. Полкорпуса дистанция. За мной — ма-а-рш.
Судя по топоту, эскадрон пошел. Глухо стало. С фольварка взвилась одинокая ракета.
— Что делать будем, товарищ полковник? — обратился я к Павлу Дмитриевичу.
— Отставить: полковник… полковник!.. Дожить еще надо до приказа… как и до указа.
— Разрешите вопрос, товарищ подполковник?
— Ва-ляй… Мало у нас с тобой вопросов.
— Почему генерал не увел нас с собою?
— Потому, как я думаю, что мы сковали бы их маневр. Они идут своим маршрутом… Чего это они ракету дали?
С рассветом судьба на нас повалила… Проверил я связь со взводами. Порядок — работает связь. Отдернул с амбразуры штору, начал просматривать через стереотрубу фольварк и нейтральную полосу. Никакого движения. А время к семи-ноль-ноль приближается.
— Пойду посмотрю, каков дух у славян, — сказал подполковник, набросив плащ-накидку, — может, атаковать придется этот гадюшник. Подбодрить надо ребятушек.
Вышел по ходу сообщения к траншеям. Через несколько минут зазуммерил телефон. Из взвода боепитания, расположенного в саду, Гончаров, взводный, сообщил, что за южным мостом — у нас в тылу! — казаки Шатилова засекли приближающуюся группу мотоциклистов. Я приказал продолжать наблюдение. Дрозду — развернуть одно из орудий его взвода, выдвинуть на юго-восточную опушку сада, окопаться, быть в готовности к открытию огня.
Из фольварка ударил несколькими короткими очередями «MG-17» (тяжелый пулемет). Я засек место по трассам. Быстро начал готовить данные для стрельбы по этой точке. Через две минуты, когда начал уже передавать команду орудию, вбежал пехотинец. Заорал хрипло:
— Товарищ командир! Подполковника нашего убило! Несут сюды!..
Я метнулся к нему, опрокинув стереотрубу.
— Ты что хреновину порешь?! Паникер! Подполковник только что вышел отсюда и находится в боевых порядках…
