складок длинного платья хрустальный флакон, слабо светившийся изнутри. — С одной стороны, часы Сфейно никогда не ошибаются, а с другой стороны… это твое сумасшедшее желание… Как женщине разумной и порядочной, мне очень хочется принять сторону твоей мамы.
— Значит, теперь мне придется учиться на математика? — спросил мальчик, едва сдерживая слезы. — Зачем же я тогда… тогда… зачем?
— Ой, только не реви! Я сама сейчас завою, — отмахнулась от него тетенька. — Недавно девочку благословила на служение Каллиопе, так до сих пор сердце кровью обливается. А теперь вот ты, малыш… Поставь себя на мое место! И если бы ты, в качестве будущей Мельпомены, хотя бы задумал стать театральным режиссером, а может быть режиссером кино — это одно. Но вас всех почему-то тянет в балет! Поэтому мне приходится говорить с каким-то… недомерком. Не обижайся, это я не на тебя злюсь, а на себя. Рассчитывала встретить сложившегося человека, а тут… мандаринки всякие, чиполлины… Мельпомена… ну, это непременно трагическая маска, это буря эмоций, это… «протяжный вой»! Это как у Александра Сергеича Пушкина в «Евгении Онегине»!
— Это как Злой Гений, да? — поинтересовался мальчик. — А на меня всегда все смотрят! Где я ни встану, сразу и смотрят.
— Да мне не жалко, — устало произнесла тетя, — разве я об этом? Да и как на тебя не смотреть? Вон ты какой черненький! И глазки огромные… Кстати, ты почему такой черный?
— А я, тенька, грузин!
— Ну, знаешь, привыкла к совпадениям, но чтобы до такой степени… Среди грузин Мельпомены не впервые, у вас какая-то особая склонность, истинная ее страсть, — заметила гостья. — Что, впрочем, нисколько не удивительно. Когда-то у меня была младшая сестра… она уже умерла. Так у нее родились… ну, ты еще ведь не знаешь, как дети появляются?
— Официально — нет, а в целом догадываюсь, — смутился малыш.
— Так вот первым у нее родился такой летучий конек Пегас, — махнув рукой на условности, сказала все как есть Эвриале. — Но мало кто знает, что с ним родился Хрисаор. Его многие считают великаном, потому что он сразу родился взрослым и с золотым мечом. Наверно, потому что до рождения знал, что детства у него уже не будет.
— Вы имеете в виду горгону Медузу? — серьезно спросил ее мальчик. — Но ведь было сказано, что кроме Пегаса, из капель крови Медузы появились ядовитые змеи, которые уползли в Ливию.
— И там, конечно, не говорилось, что и у Асклепия была склянка с кровью Медузы, которая помогала даже неизлечимо больным? — с раздражением возразила Эвриале. — Ее сын Хрисаор отправился не в Ливию, а на Кавказ, став первым правителем Иберии. От трех его сыновей ведут род все грузинские князья. Так что ты… в некотором роде, мой племянник.
— А разве могут быть такие далекие предки? — зачарованно спросил мальчик.
— Меня всегда удивляло смешное желание некоторых людей приписать себе высокое родство. Но еще больше удивляло непонимание людей, что они живут сегодня — только потому, что их дальние родственники уже жили тогда, когда Холодец подговорил Персея убить Медузу.
— А кто такой Холодец?
— О! Еще познакомишься с ним! — сверкнула глазами горгона. — Поскольку при исполнении твоего глупого и самонадеянного желания детства у тебя уже не будет, давай отметим последний его день! Тем более, сегодня Новый год. А по-старому в это время заканчивались римские сатурналии, люди встречали новое время. Ты что будешь — ачма или кубдари?
— Ой, можно я такое не буду? — заныл мальчик.
— Так ты же грузин! — удивилась Эвриале.
— Грузин, — согласился малыш. — Но острое не люблю. И кукурузную муку не люблю, и орехи подсыпанные не люблю. Но больше всего не люблю мацони. Я вместо нее окрошку с луком и свежими огурцами люблю. Холодец с хреном, вареники всякие, борщ… У нас няня готовит, она — украинка.
— И сало домашнее? — поинтересовалась Эвриале, глядя на безмятежно сопевшую няню.
— Ой, сало, если оно чуть-чуть тянется и слоями, обожаю! — ответил мальчик, покосившись на часы, которые презрительно хмыкнули.
— Ну, понятно все с тобой, — задумчиво констатировала Эвриале, достав из ящичка часов красивый буклет меню. — Тогда давай обратимся к извечным ценностям французской кухни… Итак, парочку жюльенов с грибами, медальон из сома с тимьяном под соусом шофруа, блинчики по-пикардийски, а потом… саварены сюрприз и карамельный мусс с ванилью. Покажется мало — добавим! Балет — искусство французское, так что придется забыть о галушках и помпушках, привыкай!
— А вас как зовут? Извините, — смутился малыш, зачарованно глядя, как дама вынимает из часов соусники, салфетки, столовые приборы и дымящиеся жюльены в фарфоровых формочках.
— Эвриале, — представилась дама. — А тебя как?
— А меня — Николенька! — сказал мальчик, с удовольствием пробуя жюльен.
На кровати заворочалась няня, почувствовав дразнящий аромат жюльенов. Эвриале повернулась в ее сторону и строго сказала: «Спи, женщина!»
— А я уж думала, что тебя и зовут Мыкола, раз ты такой гарный парубок, — съязвила Эвриале. — Вкусно тебе?
— Вкусно! Спасибо! — Вы теперь лучше мне скажите, как мне маму уговорить, — ответил мальчик.
— Тебе как-то надо научиться с женщинами говорить, — сочувственно глядя на малыша, сказала тетенька. — Ты же собрался в такое место, где не просто будет преимущественно женский коллектив. У тебя потом всю жизнь и во сне будут женские ноги над головой… и все остальное, что там к ним прилагается. Тебе не просто надо «налаживать общение», тебе надо понимать женщин с полуслова, научится ими вертеть — легко и непринужденно. Ладно, нечего на меня глаза таращить, скажешь маме, что твердо решил учиться играть на … арфе! Скажи, что хочешь стать известным арфистом и повсюду иметь при себе этот замечательный инструмент!
— Так просто? — не поверил ей мальчик.
— Да, с виду просто, а действует безотказно, — подтвердила Эвриале.
В ту ночь он впервые услышал о гарпиях, с которыми музы должны были вести войну, сами того не желая. Она чувствовала, что наступают времена торжества гарпий, времена их гнездилища и кормежки. Поэтому зыбкость реальности, размытые нравственные ориентиры и заставляют муз заранее выбирать наиболее сложные виды классического искусства, где можно бесспорно и для всех очевидно проявить свое право пробуждать лучшие свойства человеческой души. Эвриале нисколько не сомневалась, что Терпсихора и Талия тоже захотят пойти, вслед за ним, — в балет. И это, по мнению Эвриале, было весьма похвально, но одновременно очень и очень опасно.
