От некоторых балерин, которым он помогал за процент от гонорара продвинуться в первые ряды кордебалета, он знал, что Каролина с начала осени заявляла в своей раздевалке, что скоро «оформит отношения» с худруком балета, поскольку с Дашей у него — «все кончено». И как зять не скрывал, Антон Борисович выяснил, что Каролина сопровождала его в поездке в Нью-Йорк, где вместо деловых переговоров о гастролях театра он предпочитал проводить время в ее номере.
Его бы не слишком расстроил адюльтер зятя с Каролиной, очевидно, решившей, будто ее жизнь вошла в твердую колею, и теперь у нее все будет «как по маслу». Разрушить подобные девичьи планы в театре можно было за половину рабочего дня. Больше всего его встревожили тесные контакты зятя с одним известным артистом эстрады по фамилии Барабуль.
Мало кто знал, что из небытия 90-х Аркадий Барабуль «поднялся», благодаря прочным связям с авторитетами преступного мира столицы, долгое время выступая на их торжествах и сходках просто «за кусок хлеба». Затем он не только прочно обосновался на телевизионных каналах с помощью своих теневых покровителей, но и начал стремительно «вставать на ноги». Со временем он оброс высокопоставленными поклонниками, которым полюбились его непритязательные репризы на корпоративных вечеринках — про глупость и недалекость «новых русских» с приколами про разного рода «лохов».
Появление Аркадия Барабуля всегда придавало любому приему почти «домашний», доверительный характер. Спиртное потреблялось без внутренних барьеров, поскольку никто из присутствующих не мог бы достичь той степени опьянения, которую изображал Барабуль в своих незамысловатых сценках. Гости начинали «тыкать» хозяевам», начальство обнимало подчиненных за плечи и трясло счастливчиков с раскованным обращением: «Пацан! Ну, чо пацан? Чо за дела, в натуре?», подражая придурковатым героям Барабуля.
Свое балетное предприятие Антон Борисович мысленно противопоставлял «скорой помощи» и тому подобным способам «карьерного роста», навязывавшимся администрацией театра балетной труппе. Возможно, он делал это и в пику охочему до женского пола зятю, считая, что создает куда более честные и открытые возможности для «налаживания связей» — обычным отчислением процента от гонорара, когда другие принуждали девушек и юношей к ничем неприкрытой проституции «ради искусства». Хотя это называлось нынче «эскорт-услуги», но ведь как такое не назови…
А вот Барабуль, как выяснил из прослушки машины зятя Антон Борисович, получил в наследство от убитого в начале нулевых годов авторитета Баллончика — отлично налаженное предприятие самых элитных эскорт-услуг. Собственно говоря, «элитней» было уже некуда, потому что Аркадий Барабуль был вхож в самые высокие кабинеты, вернее, лишь в один высокий кабинет, занимаемый человеком, «поставлявшим девочек на самый верх». Именно так Аркадий Барабуль с неподражаемой простотой своих персонажей пояснил зятю характер своих отношений с влиятельным кремлевским вельможей.
В сущности, само понятие «налаженного бизнеса» Аркадия Барабуля и заключалось в том, что по таким щекотливым и деликатным вопросам в кабинете предпочитали работать только с ним. Все же это был известный эстрадный артист, допущенный к участию в самых престижных корпоративах. Он пришел от надежных людей, да и сам с готовностью демонстрировал абсолютную надежность.
К тому же дело он вел с размахом и поддерживал его на должном уровне. Вряд ли кто-то мог понять, что широкая сеть бутиков, спа-салонов и тренажерных залов частных врачебных кабинетов и косметических клиник, — работала, прежде всего, на милых фей из основного бизнеса Аркадия Барабуля.
По счастливой случайности, именно в этом кабинете, являвшемся смыслом и сосредоточием его сладкого бизнеса, а вовсе не в Министерстве культуры — решалось, кто же будет руководить главным театром страны. А вот интерес Барабуля к зятю Антона Борисовича был вполне понятным и абсолютно аналогичным тому интересу, который бы он сам испытывал к худруку балета, не поставь его сам на это место и не имей от него двух внуков.
В кордебалете на предпоследней линии плясала не слишком красивая, угловатая и бесперспективная дочка Аркадия Барабуля Светлана. Антон Борисович с удовлетворением понимал, что, в отличие от его Дашеньки, Светлана Барабуль не имела и малейшего шанса продвинуться собственными талантами через головы писаных красавиц балетной труппы, больше похожих на «трепетных ланей» и сказочных дивных пери, чем на реальных существ, ломающих голову, как свести концы с концами. Даже в кордебалет ее взяли исключительного по протекции знаменитого папы. Она была очень похожа на него даже в своем «творчестве», выделяясь даже у задних кулис какой-то неподражаемой простотой. Казалось, что ее виллиса может сойти со сцены, сесть на колени и по-свойски хлопнуть по плечу: «Ну, чо, пацан?» Даже основная профессия отца каким-то непостижимым образом отложила свой отпечаток на черты лица Светланы — хищным оценивающим выражением.
Но каково было Антону Борисовичу осознавать, что вся блестяще проведенная им операция по назначению зятя на пост худрука балета — оказалась на руку только Светланиному папе и расцветавшей на глазах Каролине Спешневой, а вот его собственной дочери могла окончательно сломать жизнь.
Зять с легкостью пообещал Аркадию, что как только он станет директором театра, так его Светлана станет звездой его балета. Он найдет управу и на жалкий Худсовет, и на старых педагогов, постоянно жаловавшихся на дочку юмориста.
То, что зять и Барабуль за осень несколько раз побывали у высокого начальства с разговорами о дальнейшей карьере худрука Мылина, Антон Борисович понял не только из радостного гогота Аркадия и его возгласов «Ну, чо, пацан?» в машине зятя. Он вспомнил несколько неожиданных шагов, которые Светлана сделала за осень из последних рядов кордебалета без малейшей попытки как-то отблагодарить зятя за «антрепренерство» через кассу их предприятия. И от многих своих «клиенток» из кордебалета, жаловавшихся ему на жизнь, он знал, что Светлана похвасталась, будто ее папа уже договорился, что на гастролях в Лондоне ее имя будет в афишах, а со своим педагогом они готовят танец с барабанами для балета «Баядерка».
Если бы вопрос с ее барабанными танцами не был «проработан» с его зятем, вряд ли она о таких вещах вообще открыла рот в раздевалке, где сообщались вслух лишь «пустые домыслы», имевшие статистическую вероятность единицу. Если, конечно, не наступало другого события, которое в каждой жизни тоже маячило со своей единичной вероятностью. Но до откровенной поножовщины в театральных интригах пока, слава богу, не доходило. Он сам придал этим интригам более высокую степень определенности, разослав по тысяче адресов фотографии сексуальных оргий бывшего руководителя балетной труппы, чтобы не только отрезать ему дорогу к посту худрука, но и дать понять всем «противоборствующим сторонам», что «хиханькихаханьки» закончились.
И сейчас, чувствуя, как вновь оказался на кромке бездонной пропасти, он понял, что Светлана Барабуль, как и Каролина Спешнева, была полностью уверена, что после его решительных действий именно ее жизнь входит в «нормальное русло».
Зря зять подумал о нем, что он мог бездумно сжигать за собою мосты. Зря он решил, будто наличие у него фотографий сексуальных оргий управляющего балетной труппой с «лицом, похожим на» бывшего министра культуры, вычеркивало Антона Борисовича из числа тех, с кем ведут переговоры. Не стоило господину Мылину так поступать с ним и его Дашей, плакавшей на кухне с матерью после очередных выходок своей свекрови, постоянно дававшей ей понять, будто она — «в их семье никто».
Антон Борисович только кротко вздохнул, осознавая, сколько людей вокруг получило неожиданные дивиденды после его блестящей операции, которая могла бы составить честь любому «рыцарю плаща и кинжала», даже самому лучшему «бойцу невидимого фронта». Но, какие сложные красивые партии не выстраивай, а всегда подводят люди — полным отсутствием логики и торопливым желание получить от жизни все и сразу. Никому не пришло в голову задуматься, зачем жить потом, если уже получишь «все и сразу»?
В отличие от всех, Антон Борисович учитывал все человеческие потребности «все и сразу» — без каких-то иллюзий о «высоком искусстве». Поэтому с особым вниманием прослушивал все разговоры зятя с Каролиной. Другой бы на его месте подумал, что разговоры худрука Мылина с Аркадием Барабулем после их совместных посещений высокопоставленных вельмож — намного важнее. Но он уже понял, что за долгие годы эстрадных выступлений Барабуль стал неспособен вести самостоятельные разговоры без суфлера и заранее подготовленного чужого текста. Он и самые простые свои мысли предпочитал выражать
