— И Талия в другой театр перешла, в Питер уехала, — разочарованно сказала Урания. — А наша Каллиопа поет песню про гусей… Удивительно, как министра культуры с его новым советником еще КамАЗ не сбил.
— А вот это вопрос не ко мне! — заявила Каллиопа. — Я наоборот отвечаю за, чтобы они без проблем от театра до министерства дорогу перебежали.
— Правильно, у них проблем с этим не будет! — взвилась Урания. — А нам теперь постановкой «Князя Игоря» или новым балетом «Онегин» любоваться? С тобой совершенно невозможно стало разговаривать! И зачем ты в свой статус в Фейсбуке песню про гусей поставила? Что это за «счастливый конец»?
— Можно подумать, будто это я решила «Князя Игоря» на полчаса отчекрыжить и перенести на русскую сцену идиотский лубок ненормального американского балетмейстера Кранко! — заорала Каллиопа. — Я виновата, что как только думаю, как бы все устроить, так у меня эти гуси перед глазами? И, несмотря на сложные условия, я свою задачу выполнила! У меня на данном этапе была задача-минимум — эвакуировать невредимыми Мельпомену и Талию из гнездилища гарпий. Полигимния оттуда ушла сразу, она все поняла.
— Странно, что сама ушла, а не на гусе уехала, как же мы обошлись без погони гарпий за гусями! — съязвила Клио. — Лучше бы она, конечно, уехала из театра на КамАЗе…
— Еще раз повторяю всем, кому что-то не ясно! — не на шутку разозлилась Каллиопа. — Это не я выкатываю КамАЗ! Во-первых, у меня — алиби, а во-вторых, у меня совершенно другие творческие принципы! Единственное, что я могу сделать в этой ситуации, это показать вещи не такими, какими они кажутся, а такими, какими они являются на самом деле! Как муза эпической поэзии, мать вашу!
— Я только не понимаю, зачем было орден такому директору давать! — упрямо ответила Урания. — После увольнения Николая зарубежный корреспондент «Нью-Йорк таймс» написал: «Друзья и коллеги встречали Никифорову как героиню, дразня её «счастливой» жизнью, которую она должно быть ведёт после увольнения Николая из театра. Кто-то предложил снять фильм о драме, разыгравшейся на наших глазах. Никифорова засмеялась и согласилась с тем, что в последних событиях вокруг театра есть всё, о чем мечтают голливудские сценаристы. «Давайте это сделаем, давайте хоть немного на этом заработаем», — сказала взволнованно Никифорова, обращаясь ко мне». Как это прикажете понимать? «Гуси мои, гуси!»?
— Да, мне тоже непонятен ее оптимизм, хотя его поубавилось, как только директор получил свой орден и был уволен из театра в течение двенадцати часов, после того, как Каллиопа написала про его увольнение, — сказала Клио. — Но чтобы гарпии истории про театр сочиняли… это уже слишком!
— Директора уволили, — чтобы закрыть тему с неудавшимся покушением на жизнь Николая, — рявкнула Каллиопа. — История не закончена! И не забывайте, что я — писатель-реалист! И не пишу всяких фэнтази! Между прочим, ни разу не писала про хоббитов, зацените. Хотя про эльфов и троллей писала, было такое дело. Поэтому я не могу написать, будто наш министр культуры, душу которого гарпии сожрали еще в феврале, мог проявить душевную широту и щедрость, понимаете? Когда гарпия снимает душу, оставшийся гомункул уже не может проявить какое-то благородство и элементарную самостоятельность.
— Ой, девочки, не ругайтесь! — примиряюще зашмыгала носом Эвтерпа. — А мне в личку опять Мазепов написал!
— Кто? — хором воскликнули Клио и Урания.
— Мазепов! — радостно ответила Эвтерпа. — Он, конечно, другим именем подписывается, но я же раньше его интервью читала. И потом он проговорился, что у него большие материальные проблемы… на семьсот пятьдесят тысяч рублей. Сказал, что это из-за «мадам Огурцовой».
— А зачем он тебе пишет? — с недоумением спросила Клио.
— Он очень интересуется романом, который она пишет, — бесхитростно призналась Эвтерпа. — И он сказал, что я ему очень нравлюсь. Сказал, что мои статьи так интересно читать! Ты же сама говорила, что надо пиарить наши ресурсы… — Да ведь не Мазепову! — закричала на нее Клио.
— Что хочешь от музы лирической поэзии, — спросила ее Урания. — Он написал ей пару стишков, и вот уже готовая пятая колонна в наших рядах! Так что он там тебе написал про то, как ты ему нравишься?
Я интересуюсь романом, потому что мне в этом сюжете видится наш замечательный балет. Либретто уже процентов на 50 процентов вырисовывается. В законченном виде вижу две картины… Второе действие начинается так: Цветной бульвар, солнечный летний день. По площади порхают юные невинные девицы по найму, раздающие прохожим листовки с агитацией в пользу оппозиционного мэра столицы. Музыка — вроде «прогулочной темы» из «Американца в Париже» Гершвина.
И последняя картина, та, что я уже описывал: Николай прыгает (как сказал бы обыватель, ничего не смыслящий в балете) между креслами мэра Москвы и директора нашего театра. Собственно, ради этих прыжков весь балет и писался. Николай должен станцевать, думаю, сам. Что, кстати, позволит сэкономить на гриме. Звучит лезгинка. За его танцем, припав на одно колено и хлопая в ладоши в такт музыке, наблюдает радостный президент.
Осталось понять, как связаны второстепенные, в общем-то, персонажи… Тем не менее, судорожные попытки Николая вернуться в театр составят интереснейшую драматическую коллизию. Мадам Огурцова будет появляться очень эпизодически, в образе могущественной Фаты Морганы, но незримо присутствовать всегда, как она и присутствует, совершенно незримо, в нашей реальной жизни. Как все уже поняли в нашем театре, жизнь прожить нужно так, чтобы чем-нибудь ненароком не разозлить эту мстительную даму.
— Это что такое? — с недоумением спросила Клио.
— А это то, о чем нам прочла Урания, — пояснила Каллиопа. — Зачем Окипете говорить о блокбастере? У нее есть деньги, но никому не интересна их история, они хотят подсунуть в роман свой конец, чтобы навсегда остановить время. Они уже не могут ворваться ко мне в дом, изъять компьютеры и попытаться закончить по-своему. И потом ведь это уже не сказочки, а роман!
— Значит, он пытается через Эвтерпу попытаться подсунуть свой финал? — догадалась Клио. — Умно! Ловко действует мерзавец.
— Только кому надо писать подобную ерунду? — удивилась Каллиопа. — К примеру, мне наоборот пишет сама Окипета. Вначале она прямо просила продать роман без финала… Потом стала давать такие сведения… как бы. Там не все ложь, там есть и правда, которую знает только она. Вернее, там все правда, но она выглядит… как загадка сфинкса! Клио, расскажи историю сфинкса!
— У гарпий была крылатая сестра, только ее тело было львиным, — ответила Клио. — Такая странная химера. Она уничтожала всех, кто не мог отгадать ее загадку. И здесь, между прочим, урок истории в том, что химера выведала ответ на эту загадку у муз, подослав к музе лирической поэзии некого восторженного почитателя ее таланта.
— Но я же ничего ему такого не сказала! — испугалась Эвтерпа. — А какая была отгадка?
— А такая, какую содержит каждый счастливый конец! — ответила Клио. — Загадка Сфинкса звучит так: «Скажи мне, кто ходит утром на четырёх ногах, днём — на двух, а вечером — на трёх? Никто из всех существ, живущих на земле, не изменяется так, как он. Когда ходит он на четырёх ногах, тогда меньше у него сил и медленнее двигается он, чем в другое время?» Ответ таков: это человек. В младенческом возрасте он ползает, в расцвете сил он ходит на двух ногах, а в старости — опирается на трость.
— Да, — подтвердила Каллиопа. — Ответ на все загадки будет одним: «Человек!» — А что она тебе написала? — поинтересовалась Урания.
— Она следит за всем, что я пишу, — пояснила Каллиопа. — И хотя в романе приветствуется интрига, а приходится выходить и немного подправлять… реальность, чтобы она не слишком шла вразрез с повествованием.
— Я так и думала! — торжествующе заявила Урания. — «Я — писатель-реалист!» Кто бы говорил! Я же вижу, что ты иногда торопишься, забегаешь вперед, пишет пост или статью, подправляешь реальность, а потом вставляешь это в роман!
— «Писатель-реалист — это тот, который напишет, а потом так все и случается в реальности!» —
