Девушка днями сидела в отведенном для нее уголке невидимая глазу и занималась своим делом.
Владимир Дмитриевич не забывал Волю. Техникум являлся крупнейшим учебным заведением района и партийному руководителю не с руки было обходить его стороной. Он каждую неделю посещал Ветошкино и обязательно заходил к Воле. Небольшого роста, подвижный и улыбчивый, Колосков нравился девушке, хотя разница в возрасте между ними составляла больше двадцати лет. Мужественный профиль и уверенная повадка выдавали в нем сильного человека, хозяина жизни. Всегда готовый пошутить и приласкать словом, он стал для девушки внутренней опорой в возвращении к нормальной жизни. Воля ждала его приездов и встречала с искренней радостью. Иногда Колосков подолгу задерживался в библиотеке и подробно разговаривал с ней о самых разных вещах. Воля видела в его глазах живой интерес, но была далека от мыслей о любви. Ее опыт с мужчинами ограничивался только комсомольской дружбой с одноклассниками, которая не предполагала даже поцелуев.
Прошла весна, настало лето. Воля полностью освоилась в техникуме, стала своим человеком среди обслуживающего персонала и преподавателей, хотя студенты скромную работницу книжного коллектора знали хуже. Поварихи норовили подсунуть ей лишнюю порцию нежирного казенного супа, кастелянши давали постельное белье поновей.
С наступлением июля учебный год закончился и техникум закрылся на каникулы. Студенты разъехались по домам, преподаватели разошлись в отпуска, но Воля ехать в Горький не хотела. Она осталась в техникуме и копалась в библиотеке, приводя ее в порядок. В свободное время собирала ягоды в окрестных лесах или ходила к подругам в Гагино, где крутили кинофильмы в районном клубе, а по выходным устраивали танцы. Однажды девушка случайно столкнулась на улице с Владимиром Дмитриевичем. Тот обрадовался и затащил ее к себе в гости. Познакомил с женой, Ларисой Николаевной и дочкой Зоей, симпатичной девочкой двенадцати лет. Семья была веселой и гостеприимной и Воле понравилось у Колосковых. Они отобедали борщом с пампушками а затем пошли гулять на опушку рощи, которая приветливо звенела голосами птиц на берегу Пьяны. Владимир Дмитриевич играл с Зоей в догонялки, а Воля лежала на траве закрыв глаза и думала о том, что жизнь все-таки хороша, что все налаживается, что начнется новый учебный год и она заживет как все другие студенты. Потом она стала думать о Колоскове, о его красивом профиле, о белозубой улыбке и решила, что любит его. Она не знала, какова любовь, но чувствовала, что от взгляда этого мужчины что-то сжимается в ней и заставляет сердце неспокойно биться. Воля была хорошо развита физически и на семнадцатом году своей жизни точно так же, как и мать, созрела для продолжения рода. Правда раньше никто из парней не вызывал в ней таких чувств, как Колосков. Теперь наступала какая-то особенная пора.
Вернувшись в общежитие, Воля принесла с собой воспоминания о пикнике и постоянно возвращалась к тому солнечному дню, к веселым крикам отдыхающих, к ладной фигуре Колоскова в обтягивающей спортивной майке, к его ловким и быстрым движениям, к сверканию его улыбки.
«Я влюбилась – думала она – в старика влюбилась. Ведь ему почти сорок лет. Он женат, большой начальник. Все равно, я влюбилась».
Потом события покатились с неудержимой быстротой. Владимир Дмитриевич в очередной раз заглянул в техникум, когда там практически никого не было. Воля обрадовано встретила его и хотела как всегда повести в библиотеку, но он предложил пойти искупаться на речку. Стояла июльская жара, и предложение было принято. Воля захватила самодельный ситцевый купальник и они спустились к Пьяне. Прохладная река приняла их разгоряченные тела и они долго плавали, постепенно остывая от жары. Выросшая на Волге Воля чувствовала себя как рыба в воде, и они стали играть в догонялки. Когда Владимир Дмитриевич настигал ее и хватал за плечи, все тело девушки отвечало на прикосновение непроизвольным сладостным спазмом. Воля поняла, что ее тело готовится к чему-то очень важному. Потом они вышли на берег, обтерлись полотенцами и сели рядом на казенное волино покрывало. Колосков что-то улыбчиво говорил ей, но она не слышала его. Девушка легла на спину, закрыв глаза под ярким солнечным светом и слушала свой пульс, который бился все чаще и чаще. Она пыталась ничем не выдать нараставшего в ней внутреннего волнении и растерянности. Ей уже было отчетливо ясно, что сейчас должно произойти что-то очень важное. Об этом подсказывал стук сердца и мелкая дрожь в животе. Она нисколько не удивилась, когда почувствовала руку Колоскова на своем плече. Рука нежно гладила ее, опускаясь к груди, а над лицом нависла тень его головы и, не открывая глаз, девушка ощутила его поцелуй. Поцелуй был крепким и долгим. Голова девушки закружилась, она почувствовала расслабляющую негу и не стала противиться, когда его рука расстегнула пуговички купальника. Он снял с нее купальник и стал целовать грудь. Неизвестное ранее чувство наслаждение пронизало Волю, она застонала от желания и притянула его к себе. Они слились в единое целое и пришли в себя только после того, как миновали высшую точку.
Он сел рядом, крепко обнял Волю за плечи и сказал:
– Люблю тебя, люблю безумно.
Девушка сидела рядом растерянная и оглушенная случившимся. Хорошо ли ей было? Да, хорошо. Страшно ли ей было? Очень страшно. Жалела ли она о случившемся? Нет, не жалела.
С наступлением марта в Эвиане уже достаточно тепло и оживленно для того, чтобы заработали уличные кафе – прелестная визитная карточка Франции. Вообще-то во всех городах старой Европы, за исключением, может быть, самых северных, в теплый сезон работают уличные кафе. Но нигде так не притягивает к себе уют глубоких соломенных кресел, опрятность крахмальных скатертей и запах утренней выпечки, как во Франции. Французы создали о себе множество мифов. Вы можете посмеяться над их россказнями о собственном благородстве и великодушии, потому что на свете нет больших жлобов, чем они, Вы можете хохотать над их враками об отваге и патриотизме, потому что никто быстрее их не убегает из окопов в перины к женам, Вы можете глумиться над чем угодно, но аромат свежего кофе, смешанный с запахом горячего круассана тихим солнечным утром, истекающий из открытых дверей уличного кафе – это не сказка, а реальная и прекрасная песня о маленьких чудесах земной жизни. Неизменно отличный кофе, неизменно чудесный джем на воздушной булочке, неизменно сердечное приветствие гарсона – вот нежные оковы, делающие Вас пленником уличного кафе. Есть что-то по-особенному приятное в этом незатейливом занятии – нежиться в лучах утреннего солнца, развалясь в соломенном кресле, не спеша потягивать кофе и поглядывать на спешащих мимо нарядных француженок. Совсем немного нужно для этого: чуть-чуть свободного времени, пару свободных франков и не занятую заботами душу. Однако все эти наши рассуждения никак не относятся к Александру Александровичу и Порфирию, которое только что объявились в Эвиане по совершенно конкретному поводу. Души их тяготились заботами и они совсем не были расположены к созерцанию местных красавиц. Мы увидели их как раз в то момент, когда Порфирий, торопливо глотая горячий кофе и расплескивая его на белоснежную скатерть, взволнованно доказывал профессору:
– Если ты не пойдешь на конференцию, то так ничего и не поймешь. Тебе надо сделать две вещи: сходить на конференцию, а потом почитать газеты. Тогда у тебя в голове все сразу встанет на место.
Профессор тоже волновался. Только что, сидючи на Кузнецком мосту они случайно коснулись темы международного еврейства, да так рассорились, что в свойственном ему припадке буйнопомешательства, Поцелуев притащил Зенона в Эвиан, в март 1938 года, где вот-вот должна была начаться международная конференция по спасению евреев гитлеровской Германии. А поводом послужило то, что Александр Александрович не хотел соглашаться с подлой ролью сионистов в международных делах. По его мнению, эти силы всегда занимались сугубо своими задачами и в большую политику не лезли. Не было у Александра Александровича случая убедиться в противоположном. Как большой ребенок, Зенон твердил, что цель сионистов заключается в собирании «земли обетованной», а на остальное им наплевать. Порфирий же, немало полазавший по разным эпохам, придерживался другой точки зрения. Впрочем, лучше прислушаться к их диалогу.
– Меня, Сашхен, в конспирологии не заподозришь. Ведь, что такое конспирология? Это вещь довольно простая. Корни ее идут от больших амбиций, которые построены на неграмотности. Вот захочет какой- нибудь чудак стать авторитетом в научных или околонауных кругах, а образования у него кот наплакал. Что он тогда делает? Он заявляет о чем-то трудно проверяемом, в чем кроме него, якобы, никто не разбирается.
