— Никакой он не тощий! — возмутилась Ирка. — Просто сухощавый, потому что спортом занимается. А ты его откуда знаешь?
— Да так… Слыхал о нем кое-что. Правда, ничего хорошего… — соврал я на всякий случай, даже неожиданно для самого себя. Но сказал я это таким тоном, будто мне и в самом деле известно было об этом Винклере бог знает что. Заметив при этом, что слова мои производят впечатление на Ирку, я продолжал врать дальше: — Отец мой отлично знает всю семью Винклеров. У них вечно происходят какие-то странные истории. Я тебе как-нибудь расскажу о них поподробней…
— Я не так уж и любопытна, — резко прервала Ирка мои излияния.
Было ясно, что ей не хочется продолжать разговор на эту тему. Поэтому я, чтобы разрядить атмосферу и несколько исправить свою пошатнувшуюся репутацию, начал с другого конца. Здесь-то и пригодился придуманный мной повод для встречи.
— Знаешь, Ирка, я, собственно, хотел попросить тебя рассказать мне о вашей школе: что у вас здесь к чему, ну и вообще… Какие у вас преподаватели? Видишь ли, когда новичок попадает в класс в середине учебного года, ему всегда приходится трудно. Он ведь совершенно никого не знает… — И я постарался придать себе вид человека, который оказался в столь трудной ситуации, что просто грех было бы не прийти ему на помощь.
— Значит, в этом и состоит то дело, которое у тебя было ко мне? — спросила она подозрительно.
— В общем, да. Ведь из всей школы я успел познакомиться только с тобой. Думаю, ты не откажешься мне помочь. — Тут я вздохнул, следя, однако, за тем, чтобы вздох этот получился не слишком уж тяжелым. — Знаешь, я даже боюсь, не придется ли мне остаться на второй год; не знаю, справлюсь ли с программой.
Никогда в жизни мне еще не удавалось так гладко и вдохновенно врать, а жалостные мины возникали у меня на лице как по заказу. Ситуация эта даже стала забавлять меня. Мы с Иркой шагали по главной улице города, а потом свернули на набережную и по берегу реки двигались к новому району. Дорогу я выбрал с таким расчетом, чтобы будто нечаянно оказаться рядом с кинотеатром. Тогда легче будет предложить ей взять билеты на шестнадцатичасовой сеанс.
К Ирке вновь вернулось хорошее настроение, и она подробно рассказывала о преподавателях: кто из них какой и чего больше всего не любит. А потом она перешла к нашему классу, который, по ее словам, был очень даже ничего и состоял из довольно милых и дружных ребят.
— Только эти ваши фамилии! Жуть! — Я громко рассмеялся, припомнив перекличку. — Можно подумать, что их специально подбирали.
— Вот-вот! И пани Вонторская сказала то же самое, когда пришла к нам впервые. Пани Вонторская — это наша классная руководительница, но работает она в этой школе только с прошлого года. В первый день с ней в класс пришел директор, представил ее нам, а она попросила, чтобы каждый сам назвал свою фамилию.
— Ну и как? Сразу поседела или это происходило у нее постепенно?
— Уже при Болиглове она фыркнула, а на Фурдале было видно, что ей удается сдерживаться из последних сил. Когда же дело дошло до Недзели, а вслед за ним пропищал свою фамилию Непекло и тут же басом представился Огурек, она расхохоталась до слез. «Это, пан директор, что-то невероятное. Нет, это какой-то заговор! — произнесла наконец она. — Или шутка. Они просто сговорились, правда?»
— Ну а класс что? Вы обиделись?
— Мы — нет. Но видел бы ты выражение лица директора! Он холодно поглядел на пани Вонторскую и, пробормотав: «Не понимаю, что вы имеете в виду… Впрочем, пора начинать урок», — тут же вышел из класса. Да, начало у пани Вонторской никак не назовешь гладким. Директор, судя по всему, и по сей день ее недолюбливает.
— Ничего не понимаю. А директор-то с чего на нее взъелся? — удивился я.
— А ты разве не знаешь фамилию нашего директора? — рассмеялась Ирка. — Вот оно что! Его зовут Мруз (Мороз). К тому же наш сторож — его дальний родственник из деревни — именуется Бонифацием Лято (Лето)…
— Однофамилец футболиста?
— Именно. Он даже, кажется, состоит с ним в родстве.
Мы подошли к кинотеатру, и тут оказалось, что никаких особых подходов мне не потребуется. Ирка сама спросила, видел ли я этот фильм, и предложила:
— Хочешь, пойдем в кино. Но только завтра. И возьмем с собой Аню Грудзень — мы с ней дружим. А может быть, и еще кого-нибудь? Давай спросим в классе, кому еще охота пойти с нами, и отправимся все вместе. Хорошо?
— Стоит ли? Просто пригласим эту Аню, если ты настаиваешь, и позовем, например… Ковальского, — сказал я.
Фамилия Ковальского была первой, которая пришла мне в голову. Дело в том, что у меня вовсе не было желания организовывать групповой поход. В конце концов, мне нравился не целый класс, а одна только Ирка. И именно с нею мне хотелось сходить в кино…
— Как хочешь… А почему, собственно, Марека Ковальского? Ты его еще не знаешь. Он наверняка откажется, вот увидишь.
— Тогда, может, обойдемся и без этой Ани, а? — Я наконец решился сказать то, что думал.
Ирка как-то странно поглядела на меня и только после длительной паузы ответила:
— Завтра решим, ладно? А сейчас я бегу домой: в три у меня заседание совета отряда. До свидания… — И она поправила волосы точно таким движением, которое запомнилось мне с нашей первой встречи в коридоре. И улыбнулась — совершенно обыкновенно, а может быть, и не обыкновенно. — До завтра, Яцек!..
— Не валите, ребята, столько веток сразу. Вы что, в первый раз раскладываете костер? Пламя задохнется! Охотников нет заново раздувать его!.. Лично я не из тех, кто дует на горячее. Уж скорее — на холодное. Ну да ладно…
Отец мой работал геологом. Собственно, он работает им и по сей день. Это кое-что объясняет, а впрочем, может, и не объясняет… Посмотрим… Никому еще не рассказывал эту историю и сам толком не разобрался, что к чему. Отец мой, значит, работает геологом и всю жизнь занят поисками чего-то, и каждый раз на новом месте. Ищет он, кажется, главным образом нефть, но, наверное, не только ее.
У геологов часто получается так, как бывает, если надо пораньше прийти в школу: ищешь, например, тетрадку по географии. Торопишься, спешишь, на часах уже без четверти восемь, и тут отыскиваешь вдруг те сто злотых, которые никак не мог отыскать вчера… Нужной же тебе тетрадки по географии как не было, так и нет. Конечно, и тетрадка эта когда-нибудь обязательно найдется, но найдется она, когда ты будешь искать учебник истории или, например, авторучку. Вот и отец: искал он как-то медь, а нашел какую-то глину, каолин, что ли, или еще что-то — я не слишком разбираюсь в этих делах. Главное, они обязательно что-нибудь находят. А добычей потом занимаются другие.
Отец, значит, бурит, вгрызается, так сказать, в землю, а нам в результате приходится вечно мотаться вслед за ним, переезжать с места на место по всей стране. И после этих каникул нам предстоит переезд на новое место, где сейчас работает отец. Они там уголь ищут, хотя угля этого там пока никто не находил. А может быть, и не уголь, а какую-то руду. Точно не знаю — государственная тайна…
Очень может быть, что нам с мамой и нет необходимости так часто переезжать. Ревнует она отца, что ли? Мама утверждает, что люди женятся для того, чтобы быть вместе. А мне вечно приходится менять школы и каждый раз оказываться на положении новичка. Старший брат не так давно перестал ездить за нами, потому что уже дважды заваливал вступительные экзамены в институт. Вот ему и дали спокойно пожить на одном месте и сосредоточиться. Поселился он, как выражается отец, «на семейной базе» — у деда.
