кровоточащие раны. Голова запрокинулась к небу и дергалась, сотрясаемая хохотом.
— Возьми меня, Ян! — кричала она. — Возьми меня! Люби меня!
Виктор отполз от окна. Сердце колотилось с удвоенной силой, но Ян сидел тихо. Казалось, ничто из сказанного существом не достигло цели. Он молчал. Замолчали и крики снаружи.
Прошло много времени прежде, чем Виктор снова глянул в окно.
Морок ушел. Ночь летела над лесом, будто огромная птица лениво взмахивала громадными крыльями. В кронах деревьев протяжно стонал ветер, сосны стояли неподвижно и скорбно, будто поминальные свечи. Вдалеке, то тут, то там, вспыхивали и гасли болотные огоньки. Где-то раздавался хруст, будто чьи-то тяжелые лапы подминали многолетний бурелом.
Виктор поднялся тяжело и пошел к двери.
— Не ходи, — сказал Ян.
— Я по нужде.
— Терпи.
— Там же никого нет!
— Они вернутся.
Виктор махнул рукой. Сейчас все происшедшее казалось ему сном. Не было ни Мириам, ни призрачной девушки-снегурки.
«Может, я сплю, — подумал он. — Может, все это путешествие сон…»
Виктор вышел на воздух. На этот раз Ян не стал его останавливать, за что Виктор даже был ему благодарен. На всякий случай, далеко отходить он не стал и справлял малую нужду, просто зайдя за машину.
В том, что все ему привиделось, говорило и отсутствие следов возле вездехода. Воздух привычно пах хвоей и смолой. Застегнув штаны, Виктор повернулся.
Прямо перед ним стояла женщина.
Обычная женщина в обычной одежде, с меховыми наушниками в курчавых волосах, с почтальонкой через плечо. Женщина из далекого прошлого. Женщина, которую Виктор похоронил не более трех лет назад.
— Линда, — слово упало с его губ оледеневшим камнем.
В груди вдруг мучительно сжало, заныло, заворочалось сгустком памяти и боли.
Она приложила палец к его губам.
— Шш… Не говори ничего, — ее голос был теплый, знакомый.
— Это действительно ты? — все-таки сказал он.
— Конечно, глупый, — она улыбнулась, и сгусток боли в груди начал плавиться от теплоты и облегчения.
Это была его Линда. Линда, которая встречала Виктора в его рубашке, накинутой на голое тело. Та самая Линда, которая отчаянно боялась мышей. Которая готовила лучшие в мире котлеты по-киевски и которая хотела от него сына.
— Ты похоронил не ту Линду, милый, — сказала она. — Врачи перепутали. Сначала я лежала в коме, потом меня заново учили ходить и говорить… а потом я поехала искать тебя.
Это было правдоподобно. Настолько правдоподобно, что просто не могло быть правдой.
— Как же ты меня нашла?
«Здесь. В тайге, — хотел добавить он. — После всех этих убийств, после взрыва…»
— В институте мне сказали, куда ты поехал, — объяснила она. — Все это время я шла по твоему следу.
Линда обняла его за плечи и потянулась губами. Он закрыл глаза, проваливаясь в тягучий водоворот, в запахи хвои, вымороженной земли, женских духов. Будто что-то теплое обхватило все его существо, прижало крепко, и целовало долго, сладко, жадно. Казалось, его погружают в плотную грязевую жижу, горячую и влажную, погружают с головой, не давая вздохнуть. Виктору стало не хватать воздуха, и он с трудом отстранился от губ Линды, чтобы сделать передышку.
«Я люблю тебя, — хотел сказать он. — Я всегда буду тебя любить».
Но не сказал ничего.
У Линды не было лица.
В памяти возникла картина разбитого глиняного кувшина, из которого вытекает сироп (как из разбитого черепа вытекала мозговая жидкость). А само лицо оплывало, будто воск, пузырилось, стекало болотной жижей. Руки превратились в корявые сучья, которые держали цепко и больно впивались в лопатки. Из вздувшегося горла исходила серия булькающих звуков. В ноздри ударил смрадный запах гнили.
Виктор хотел закричать — и не мог. Он задыхался. Перед глазами кругами расходились желто-зеленые огни. Смерть пришла к нему в облике любимой женщины. И теперь была готова забрать его с собой.
В земные хляби, в темноту и тишину болот, набить рот тиной, забить плотной тягучей грязью ноздри, рот, уши …
Существо начало смеяться. Оно раздувалось все больше, будто вспучиваясь одним гигантским пузырем грязи, заслоняло деревья, небо, весь мир. Виктор почувствовал, что теряет сознание.
И тогда оглушительный грохот вспорол собой плотную пелену беспамятства. Виктор почувствовал, как ослабла хватка чудовища, но не упал, а повис в чьих-то поспешно подставленных руках.
— Убирайся, — сказал кто-то над ухом голосом Яна. — Вот откуп. Бери его.
Что-то недовольно заворчало, забулькало, и Виктора вырвало в снег.
Потом его втащили в вездеход, бросили в кресло, сунули в руки бутылку водки.
— Пей.
Он глотнул, закашлялся. Голова сразу прояснилась.
— Там была Линда, — пожаловался он.
— Нет, — последовал жесткий ответ. — Не было. Это болотники. Морок. Пей.
Ян снова насильно всунул горлышко бутылки в рот Виктора. Он пил, шмыгая носом и кашляя, утирая варежкой распухший нос.
Снаружи, в каких-то метрах пяти за обшивкой вездехода, кто-то сытно чавкал и булькал.
6. Ведьма
Всю оставшуюся часть ночи Виктор не спал, плакал, пил водку и рассказывал что-то про Линду, про болота, про затерянные племена в таежных лесах. Под утро он погрузился в беспокойный сон и не заметил, когда Ян вывел вездеход на прямую дорогу.
Проснувшись, Виктор первым делом ощутил ломоту во всем теле, к горлу подступала тошнота.
— Останови, — болезненно просипел он.
И вывалился на обочину, сотрясаясь в конвульсиях рвоты. Когда, обессилевший и уставший, он вернулся в машину, Ян сидел за штурвалом и спокойно жрал шоколад.
Виктор посмотрел на него почти с ненавистью.
— Не слипнется? — ехидно поинтересовался он.
— Кто?
— Не кто, а что. Место одно.
Ян продолжал смотреть своим невыносимым взглядом мороженой рыбы и не говорил ни слова. Шуток он явно не понимал.
Поэтому Виктор просто заварил чай и с удовольствием принялся прихлебывать ароматную жидкость. Голова постепенно прояснялась, но события прошедшей ночи все еще покалывали иголочками беспокойства.
