Царство медное

Виктор сразу понял, о чем хочет спросить доктор, и согласно кивнул.

— Да. Пулю он вынимал сам.

— Понятно, — печально ответил врач. — Я так и думал. Вы знаете, эти болваны самоуверенны до идиотизма, когда дело касается антисептики. Пуля засела, по-видимому, глубоко, а операция вряд ли была произведена стерильно…

— Это ведь не сепсис? — Виктор, наконец, сказал то, что давно вертелось у него на языке.

— О, нет, не волнуйтесь! — отозвался врач. — Это могло быть им, но все обошлось. Как ни крути, организм у этих… эээ… существ достаточно крепкий. Но вот что я хотел спросить…

Доктор сделал паузу. Снял очки, подышал на стекла, протер рукавом и снова водрузил на переносицу.

— Марта сказала, что делала ему укол, — наконец сказал он. — Точнее, два. В одном была ваша кровь. В другом что-то еще… вы не знаете, что именно?

«Это лучше лекарства…»

— Я не уверен точно, — растерянно ответил Виктор. — Какая-то жидкость… Она была у него в колбе, на шее… Он сказал, что это какая-то эссенция. Так он ее назвал. Эссенция королевы.

«А теперь ее не было. И Ян умрет менее чем через двадцать четыре часа».

Но если дело не в ранении и не в заражении крови, тогда…

— Что же с ним, доктор? — холодея, спросил Виктор.

— Анафилактический шок.

Круглыми от удивления и непонимания глазами Виктор смотрел на врача.

— Мне думается, он принял яд, — пояснил врач. — Скорее всего, яд какого-то насекомого. Либо в очень большой, либо в очень концентрированной дозе. Мы ввели ему раствор адреналина и гидрокортизона, но улучшения пока нет. Вы не знаете, почему он сделал это?

Виктор молча покачал головой. В животе снова заворочался неприятный сгусток в преддверии беды. В правой руке появился зуд, и он неосознанным движением поскреб ладонь ногтями.

«Но разве Рихт не говорил что-то про иммунитет?» — вдруг вспомнил Виктор.

— Постойте, — вслух сказал он. — Но ведь он ввел себе и мою кровь? Ведь это что-то для них значит, так?

— Знаете, я не силен в генетике васпов, — с сожалением ответил доктор. — Могу только предполагать, что таким образом он пытался вакцинировать себя. Иногда так делают, чтобы приобрести иммунитет. Я имею в виду, вводят готовые антитела в виде сыворотки. В таком случае, есть два выхода. Либо эта своеобразная вакцина окажется сильнее яда, либо…

Доктор покачал головой и закончил:

— Я знаю, как лечить людей, но здесь… не совсем то, вы понимаете? Лекарства могут не помочь. Боюсь, если ваш товарищ впадет в состояние коллапса и комы, мы больше ничего не сможем для него сделать.

Виктор почувствовал слабость в ногах и снова опустился на скамью.

— Но зачем он это сделал? — в недоумении произнес он.

— Как раз об этом я спрашивал у вас, — напомнил доктор. — И мой вам совет: последите лучше за своим здоровьем. А еще лучше сдайте анализы. Хотите, мы сделаем это прямо сейчас?

— Это еще зачем? — спросил Виктор.

— У вас раздражение и отек на правой руке, — указал врач. — Вы ведь заключали с ним договор, значит, и его кровь попала в ваш организм. А разве вы не знали, что васпы ядовиты?

— Что?!

Виктор подскочил, как ужаленный, и с пристрастием оглядел ладонь. Действительно, в районе крестообразного шрама виднелась припухлость, и кожу покрывали мелкие красные пупырышки крапивницы.

— И насколько они ядовитые? — спросил Виктор.

— Примерно, как осы, — улыбнулся доктор и протянул Виктору мензурку. — Стаканчик возьмете?

Виктор молча забрал стакан.

Его вдруг обуяла страшная злость на Яна. Ведь с момента его появления проблем в жизни ученого стало куда как больше, не говоря уже о подстерегающих на каждом шагу опасностях (также и в лице самого Яна).

«Пусть сдыхает к чертям, — мстительно думал Виктор, совершая в туалете унизительную процедуру, а затем стеснительно отдавая мензурку дежурной медсестре. — Пусть сдыхает и катится к своим болотницам и ведьмам».

А он, Виктор, скоро отправится домой. Мэр как раз должен был связаться с Институтом, и скоро ученого заберут обратно в Дербенд.

Конечно, Виктор немного побаивался разговора с министерскими шишками, которые наверняка начнут расспрашивать о результатах экспедиции и будут очень недовольны отсутствием материалов, равно как и отсутствию большей части экспедиторов. Но Виктор уже сейчас поклялся себе, что ни слова не скажет про черные ульи, про вертолеты, про налеты на северные города. Никаких васпов не было в помине. Все это были бабкины сказочки. Все это лишь для того, чтобы пугать вечерами непослушных детишек.

«Вот не будешь слушаться, и за тобой прилетят ядовитые чудища, заберут тебя далеко-далеко на север, в вечную мерзлоту, чтобы закатать в противный кокон и сделать одним из них».

Пусть они останутся в фантазиях — гигантские насекомые с клешнями и жалами. Саранча, насланная древним богом за человеческие грехи.

Виктор вернется домой и выкинет все свои прошлые статьи. Порвет все экземпляры книги и напишет большое опровержение.

Нет васпов. Не было и не будет. А когда умрет последний — и память о них будет стерта.

Конечно, потом он, возможно, расскажет о Дарском подразделении военным. Но лишь для того, чтобы сбросить на их мерзкие гнезда бомбы.

«Так и будет, — злорадствовал Виктор, наконец-то забираясь в постель в комнате, которую мэр любезно предоставил гостю. — И не останется никаких упоминаний. И всем тогда станет жить лучше. Мир станет куда чище без них…»

Так думал он, погружаясь в сон.

А снился ему дым….

…Черный дым до самого горизонта… Даже вечные хмурые тучи — наследие Сумерек — теперь полностью скрыты за его плотной завесой. Глаза разъедают слезы, в ушах — истошные крики и низкий гул моторов. Мальчик ползет по камням, обдирая колени. Он знает, что ему не убежать. Ведь они чуют… Всегда чуют терпкий запах свободы, и стекаются стаями, жадно сверкают голодными глазами. Они приносят мрак и холод. От них нет спасения.

Даже земле больно, когда по ней идут васпы…

Мальчик слышит их голоса: совсем близко, может, всего в полутора саженях. Они напоминают ровное жужжание работающих механизмов, лишены эмоций, и смысл сказанного почему-то ускользает от мальчика. Ему нужно затаиться, подождать, но растет беспокойство за сестру. Она осталась одна, в пустом доме, где-то в середине этого бурлящего пламени, за стеной зловонного дыма.

Почему дым так пахнет? Пылают бревенчатые избы, плавятся стекла окон… К горлу подкатывает тошнота. Запахи дурманят голову. И к ним примешивается еще один.

Почему-то мальчику вспоминается теплая ночь, ветви ив, склоненные к воде, прыгающие языки костра, и печеный на углях хлеб с тонкими ломтиками телячьей грудинки…

Мальчик узнает его — запах горелого мяса…

Виктор поднялся на постели, обливаясь потом. В голове еще раздавался гул моторов, к горлу