Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от веселых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Все лицо твое вспыхнуло вдруг.
И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.
На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьется алая лента игриво
В волосах твоих, черных как ночь;
Сквозь румянец щеки твоей смуглой
Пробивается легкий пушок,
Из-под брови твоей полукруглой
Смотрит бойко лукавый глазок.
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь.
Поживешь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна, и легка…
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика.
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
От работы и черной и трудной
Отцветешь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь нянчить, работать и есть.
И в лице твоем, полном движенья,
Полном жизни, — появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдешь ты тяжелый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
Не нагнать тебе бешеной тройки:
Кони крепки, и сыты, и бойки, —
И ямщик под хмельком, и к другой
Мчится вихрем корнет молодой…
«Уж ты верная, манерная…»
Уж ты верная, манерная
Сударушка моя!
Ой, люли, люли, люли да ты,
Сударушка моя!
Да не ты ж ли, сударушка,
Мене высушила,
Ой, люли, люли, люли,
Да мене высушила,
Без мороза ретивое
Сердце вызнобила.
Ой, люли, люли, люли,
Да сердце вызнобила.
Присушила сухоту
Ко моему животу.
Ой, люли, люли, люли,
Да ко моему животу.
Присушила черны кудри
Ко буйной голове,
Ой, люли, люли, люли,
Да ко буйной голове.
Да заставила шататься
По чужой стороне.
Ой, люли, люли, люли,
Да по чужой стороне.
Ты заставила любить
Чужамужнюю жену,
Ой, люли, люли, люли,
Да чужамужнюю жену.
