Даниэль подошел к машине и резко, с полушага замер. Сперва он различил только контур свисающей через низкий борт болида руки. Потом, вытянув шею и всмотревшись, увидал тяжело откинутую на спинку пилотского сиденья голову. Мерзкий холод подкатил к сердцу. «Господи, да что же это?! И кто?»
Лоринг стремительно подскочил к машине. Мгновенный полуосознанный страх сменился ужасом — он тотчас узнал лежавшего в болиде человека, хотя голова у того была неестественно вывернута, и лицо скрывалось за встопыренным воротом куртки.
— Грэм?! Грэ-эм!
Гастингс вздрогнул, резко повернул голову. Его лицо казалось каким-то смятым и обиженным. Он сонно моргнул и диким взором уставился на Даниэля. Но уже в следующий миг его глаза прояснились.
— Доброе утро, Дени. Чего орешь?
Лоринг с трудом перевел дыхание.
— Заорешь тут! Знаешь, пока не могу привыкнуть к трупам. А у тебя был видок… Ты что здесь делаешь?
— А ты как думаешь? — Грэм привстал и мучительно сморщился. — Фу, все тело затекло. Неудобная какая штука!
— Штука очень удобная, — возразил Даниэль. — Удобная — чтобы в ней ездить, а не спать. У тебя что, дом сгорел или кровать сперли? Или жена выгнала? Что значит это вопиющее нарушение правил? Сам бы убил любого, кто припрется в боксы ночью.
Гастингс слушал весь этот поток слов, выдохнутых с неимоверным облегчением, а сам растирал занемевшие в полусогнутом положении ноги.
— Убил бы, это точно! Потому и приперся сам. И не ночью, а поздно вечером. И не приперся, а остался. Дай руку, пожалуйста. Вот так. Тьфу! Да я и задницу отсидел! И как ты только гоняешь на тестах по шесть-восемь часов, не вылезая даже при заправке? Ты что, резиновый?
Даниэль смотрел в измученное лицо «дирижера гонки» и все сильнее хмурился. Если уж безупречный Грэм Гастингс нарушает инструкции, совершает такой малообъяснимый поступок, да еще сразу не говорит, в чем дело, значит — дело не просто серьезное, дело прескверное!
— Я привык, Грэм, — почти устало ответил Лорни. — И потом, (прости уж!) это кресло, как и вся машина, подогнано по мне. По моей заднице, а не по твоей. Хотя бы подушку приволок! А теперь объясни: в чем дело? Ты уже никому не доверяешь? Нашей охране тоже?
Грэм мгновение помедлил. Он хорошо знал Даниэля. Лучше сказать самое неприятное, чем промолчать. Лорни сумеет собраться на трассе — никакая реальная опасность его не напугает. А вот всякие недомолвки могут вызвать рассеянность, отвлечь. Лучше бы, конечно, проснуться до прихода Рыжего Короля. Проспал! И какой толк был в его дежурстве, если он даже не расслышал, что кто-то подходит к машине? Правда, такой глубокий сон навалился уже под утро, а с семи утра тут полиции как тараканов. Вряд ли кто-то мог…
— Доверяю я, Ден, только себе, — отрезал Гастингс, выбираясь, наконец, из болида. — Пока доверяю. Вчера у меня была комиссар Тауэрс.
— Да? — удивился Даниэль. — И ты мне не рассказал?
— А для чего? Чтобы лишний раз потрепать нервы? Я же знаю, какой ты перед квалификацией. Зато ты ее выиграл.
— Ты прав! — Лоринг усмехнулся. — Перед заездом я обычно уже спокоен. Но о чем вы говорили с Айрин?
«Дирижер гонки» вновь сморщился, на этот раз — не в силах скрыть досаду и отвращение.
— Мы с ней разложили по полочкам всю ситуацию. С двумя покушениями, со взрывом, с интересами разных фирм в исходе нынешнего сезона. Думаю, кое-чем я помог комиссару. В чем-то она для меня поставила точки над «и». Мы оба поняли, что едва ли Освальд Стерн — единственный, кто стоит за всем этим. И что…
Он осекся.
— Ну! — резко потребовал Даниэль.
— И что провал нынешнего сезона командой «Лароссы» может оказаться выгодным не только для «Скид-корпорейшн» и «Ронды».
Гонщик продолжал пристально смотреть в глаза «дирижеру гонки», и Грэм, уже проклиная себя на чем свет стоит, пересказал вчерашний разговор с Айрин Тауэрс.
— Так, понятно! — к изумлению Гастингса, Даниэль был не слишком потрясен услышанным. — И что теперь делать? Еще шесть раз ночевать в болиде? Или держать его дома? Или мне плюнуть на все и уйти? Так ведь им нужно не это.
— Им нужен еще один трагигероический образ, — почти слово в слово повторил Грэм определение комиссара Тауэрс. — Но это вовсе не нужно нам с тобой. И почему еще шесть раз, Дени? Тебе осталось выиграть пять заездов, считая сегодняшний, и при любом раскладе уже никто тебя не догонит. Но это легко сказать, конечно. Я здорово испортил тебе настроение?
— Ничуть. Ты же меня знаешь — вызовы я люблю. Правда, это несколько необычный вызов, — Даниэль вновь нахмурился. — А Айрин? Что собирается делать она?
Гастингс пожал плечами:
— Она еще храбрее тебя, Ден. Собирается предъявить обвинение Кортесу.
— Что?!
— Что слышал. Звонила ему вчера, но он еще не вернулся из Испании. Он сегодня утром прилетел. И комиссар собиралась сразу поехать в его особняк, чтобы раскрыть карты. Гедеоне — наглец, но не идиот. Вряд ли он станет рисковать своей репутацией и всем прочим.
Даниэль слушал, и его лицо на глазах заливала пунцовая краска. Да, отваги Айрин не занимать. Ума тоже. Но и ум, и отвага вряд ли помогут, если не до конца знаешь врага. Ни Айрин, ни даже Грэму не понятна суть поступков Кортеса. А вот Даниэль теперь, кажется, понял! Потому что в какой-то мере был столь же азартен и непреклонен в этом азарте, как Гедеоне. Правда, он не сделался рабом денег, так же точно свалившихся на него соблазнительным бременем. Но не сделался — только потому, что ему слишком важно оставаться самим собой. В этом — их с Гедеоне очевидное отличие, быть может — единственное. Или нет! Кортесу плевать и на то, что будет с его душой: он в нее не верит. А Даниэль постоянно ощущал, как бесприютно и страшно станет душе, если однажды его болид, прочерчивая стремительную грань между жизнью и смертью, вдруг не удержится на этой грани. Так неужели дать своему одинокому хрупкому «я» съежиться от ужаса перед мраком и бездной? Ну уж нет!
Однако сейчас дорогу Кортесу решилась перейти Айрин, бесстрашный комиссар Айрин Тауэрс, и если она грозит отнять у него немыслимую, колоссальную прибыль, помешать, нарушить его планы, то он не станет размышлять. Он…
— Ладно, — Даниэль постарался улыбнуться. — Я понял. Не бойся, Грэм: заезд я выиграю. Постараюсь! Если ты не перемудришь с пит-стопами. На дурную-то голову. В кровати надо спать!
— Голова у меня в порядке, — мрачно отозвался технический директор. — Ладно, иди одевайся. Я тут еще раз все осмотрю и проверю. Вон и механики идут.
Даниэль вышел из боксов своим обычным упругим шагом, но к раздевалке почти бежал. Влетев туда, перевел дыхание. Все на месте — комбинезон разложен на скамье, нижний эластичный костюм («шкура») — на другой. Тут же — подшлемник. Шлем, поблескивая прозрачным забралом, стоит на столике.
Лоринг вытащил из кармана мобильник, набрал номер.
— Алло! — ответил после трех гудков звучный голос Гедеоне Кортеса.
— Мистер Кортес, здравствуйте! Это — Даниэль Лоринг.
— Да, — голос хозяина фирмы звучал слегка удивленно. — Доброе утро. А что ты?..
Он хотел спросить, вероятно: «А что ты делаешь сейчас? Почему за час двадцать минут до заезда звонишь по телефону, а не готовишься к старту?»
Однако Даниэль не дал ему договорить:
— У меня мало времени, сэр. Я скоро должен быть на старте. И я там буду. И надеюсь выиграть, хотя вам хотелось бы совершенно другого результата.
