— Ну вот, — сказал Викторов, — теперь вы все поняли, Вадим. Конечно, это была инсценировка. Симуляция. У вашего произведения неплохие актерские данные. Не знаю уж, кого благодарить — вас с госпожой Фроловой или себя самого — но справился он замечательно.
Профессор и студент шли по аллее, ведущей к старому высотному зданию Университета, мимо гуманитарных корпусов. Обеденный перерыв кончился, и обоим предстояло вернуться к научным трудам. Все инциденты были исчерпаны, Владимир Данилович даже согласился доехать до работы вместе с Нефедовым на его машине, и сейчас они прогуливались бок о бок — хоть фотографируй для университетской газеты мудрого профессора с подающим надежды студентом.
— Спасибо, Владимир Данилович, — повторил Нефедов. Похоже, благодарить уже подустал.
— Оставьте, — ответил он нарочито сурово. — Вы, кажется, считаете, что я ломал эту комедию из жалости к вам? А может, и не следовало жалеть. Если бы дело было только в вас, Вадим... Некоторые действия, знаете ли, должны наказываться. Но мне очень не хотелось впутывать кафедру. Дошло бы до суда, еще неизвестно, как бы американцы отреагировали.
— Американцы? Почему...
— У меня двойное гражданство, — с легким злорадством пояснил Владимир Данилович. — Вы, конечно, об этом не знали. Я родился в Массачусетсе, отца, собственно, звали Дэниел. Ну, а коль скоро я американский подданный, то и Лад, вероятно, тоже. Вам известно, какие у них законы относительно экспериментов, могущих оказать влияние на биопотенциал нации? После инцидента с клонированием?
— Это... Дороти и Джеймс...
— Правильно. Супруги Хантингтон. Ну, мы-то россияне, за нас авось держава заступится. Но дело было бы уже не наше с вами личное, и мое слово весило бы не больше, чем ваше. Как минимум штраф бы кафедра заплатила... астрономическую сумму, я полагаю. Не говоря о громкой славе. Имели бы удовольствие видеть наши портреты рядом с Джонсон и Лебедевой... Вы что-то хотите сказать?
— А при чем тут кафедра?
— А кто же, если не кафедра? Театральное училище? На чьей базе вы ставили эксперимент? Кто вас научил работать?.. Вот таким образом, Вадим. Я очень надеюсь, что впредь вы будете обдумывать последствия своих поступков, и можете больше меня не благодарить. Я сделал то, что был вынужден сделать.
Нефедов что-то сказал в ответ — то ли очередное спасибо, то ли что-то еще, Владимир Данилович не расслышал.
Впереди, шагах в десяти, на спинке садовой скамьи сидела Аня Фролова.
Вернее, ее маленькая копия.
Девушка-гомункул в грубой полосатой тунике восседала на пустой скамье важно, как воробей, ладошками упершись в верхнюю перекладину, а босыми пяточками — во вторую сверху. Светлые волосы не успели еще отрасти.
Он не почувствовал ни удивления, ни злости, ни обиды за преданное доверие — одну только усталость. Снова что-то решать, заново оправдываться, и за то, и за это...
— Мама! Ну мама, стой! Не иди, погоди! Я Джулию забыла!
— Ну — стою! Давай быстро! — неприятным пронзительным голосом отозвалась молодая женщина. — Сто раз тебе повторять, следи сама за своими вещами! Потеряешь, новую не куплю, хоть обревись!
Кукла. Ну разумеется, просто очередная серийная куколка, внучка манекенщицы Барби, с которой играли одноклассницы Викторова. Маленькая девочка в модной рубашке и белых джинсиках подскочила к скамейке, сняла свою Джулию с насеста, заботливо разогнула ей ножки, одернула рваный носок, играющий роль сарафана, и бегом побежала к сердитой мамаше. Нервы ни к дьяволу. Все, завтра же оформляю отпуск и в Дальние Зеленцы...
— Трансцендентально! — сказал Нефедов с непонятным восторгом. — Вы тоже об этом подумали, Владимир Данилович?
— О чем? — переспросил Владимир Данилович, не глядя на него.
— Какую можно сделать игрушку! Конечно, если разрешат. Ведь это деньги! Ну, и для кафедры, конечно, в первую очередь!..
Некоторое время Владимир Данилович молча слушал, наливаясь кровью, как облегчит получение разрешения их прецедент, как можно будет приравнять эмбриогенетических домовых к животным, у которых нет биопотенциала в юридическом смысле, какая будет бешеная мода и как ломанутся богатеи... а затем произнес всего одну фразу. Ту, которую сорок лет назад сказал ему по телефону американский отец в ответ на просьбу научить самой грязной английской ругани.
Нефедов сразу заткнулся и вытаращился на профессора с неподдельным страхом. Но это уже не могло ничего изменить.
Каждое утро они встречались. Зимой — в кабинете Владимира Даниловича, от снега до снега — в саду, под окнами спальни. Утренняя беседа большого и малого хозяев дома за четыре с половиной года стала приятной традицией, а в последнее время из приятной традиции превратилась в необходимость. В двадцатом веке это называлось «контрольный звонок».
На удивление кафедре и курсу, Вадим Нефедов оказался очень способным предпринимателем. Фирма «Лар», занимающаяся разведением зигонтов на продажу, недавно выпустила собственные акции. Мода на живых мини-двойников, а также на карманных собачек и кошечек поднялась волной. Профессор Викторов выступал в печати, писал научные статьи, публично выражал сомнение в допустимости подобного бизнеса. Однако вступать в серьезную борьбу теперь означало бы подставиться самому и подставить Лада. Если бы уважаемые коллеги узнали, что Лад разумен, Викторов никогда бы не отмылся от обвинений в фальсификации, а Лад до конца дней своих превратился бы в экспериментальное животное с двойным гражданством. Проблема с Америкой, к счастью, до сих пор не возникла, и снова поднимать ее, чтобы в дальнейшем проводить половину времени в крысиных лабиринтах, а другую — в Международном суде... В общем, ни Лада, ни Владимира Даниловича эта перспектива не радовала, а промедление и нерешительность оказались губительны. Пока профессор Викторов искал обходные пути, господин Нефедов получил лицензию и начал производство. Все, чего удалось от него добиться, — замена последней буквы в названии фирмы.
Считалось, что разумом зигонты обделены. Или наделены в той же мере, что вороны и попугаи. Еще до возникновения фирмы «Лар» межкафедральный коллектив опубликовал отчет об исследовании «экземпляра, возникшего в результате злоупотребления студента Н.». Выводы были оптимистическими: объем мозга зигонта принципиально несовместим с абстрактным мышлением и самоосознанием, а их физиологические особенности позволяют экспериментатору достаточно легко снизить уровень возбудимости и тревожных состояний, с тем, чтобы существо могло ощущать себя довольным. Тем не менее заканчивалась статья пассажем о необходимости жесткого контроля за подобными экспериментами, чтобы не допустить к ним некомпетентных людей. Нефедов, по мнению экспертов, такой контроль обеспечил, наняв несколько специалистов, среди которых была и его одногруппница по фамилии Ли. На нападки «зеленых» Нефедов обычно отвечал, что любое существо, как явствует из самого слова, предпочтет существование не-существованию и, следовательно, их зеленое дело — следить не за Нефедовым, а за хозяевами зигонтов, дабы не было жестокого обращения.
Зигонтов в городах стало много, нехороших и разных: злые карикатуры, добрые дружеские шаржи, просто миниатюрые двойники. Как правило, они обладали минимумом гигиенических навыков и очень ограниченным словарным запасом. Впрочем, попадались и изыски. Например, Нефедов приобрел у самого Никиты Агунина эксклюзивное право на создание его уменьшенных копий, которые шли в продажу вместе с комплектом сценических костюмов и караоке. Крохотные секс-символы расходились влет, и сведений о жестоком обращении с ними пока что не было.
Иные случаи были менее смешными. Обделенные жизнью дамы, подобно женщине из сказки Андерсена, желали иметь «дочку, хоть самую маленькую»: искусственным оплодотворением брезговали,
