психиатрическую экспертизу. Особенность данного случая заключалась в том, что этих экспертиз было столько, что хватило бы на три уголовных дела.
Первая стационарная комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза в отношении Ю.Д. Буданова, 1963 года рождения, была проведена в Новочеркасской областной психоневрологической больнице, где имелось отделение судебно-психиатрической экспертизы для лиц, содержащихся под стражей. Оговоримся, что по данному уголовному делу Ю.Д. Буданов ещё в мае 2000 года был амбулаторно освидетельствован внештатной судебно-психиатрической экспертной комиссией, в результате чего было вынесено решение, что у него выявлены признаки «органического поражения головного мозга с эмоционально-волевыми нарушениями и невротические проявления», однако решение экспертных вопросов данная комиссия на себя не взяла, в связи с чем 31 июля 2000 года Ю.Д. Буданов поступил на экспертизу в Новочеркасскую психоневрологическую больницу. Представляется важным полностью здесь привести вопросы, которые следствие поставило перед комиссией экспертов (по всем остальным экспертизам мы также будем стараться придерживаться этого правила).
'1. Имелось ли у Буданова какое-либо психическое заболевание на момент совершения преступлений и страдает ли он таковым в настоящее время, если да, то каким именно, в связи с чем, как давно?
2. Мог ли он отдавать отчёт своим действиям и руководить ими в момент совершения противоправных действий в отношении Багреева и Кунгаевой?
3. Было ли у Буданова в момент совершения преступлений сильное душевное волнение, временное расстройство психики, находился ли он в состоянии физиологического или патологического аффекта, если да, что конкретно у него было, как длительно протекало и чем было вызвано?
4. Могли ли действия Багреева, Кунгаевой или других лиц вызвать у Буданова состояние сильного душевного волнения, если да, то в силу чего, по каким причинам?
5. Годен ли Буданов к военной службе?
6. Нуждается ли Буданов в применении к нему принудительных мер медицинского характера?'
Следует отметить, что эксперты, работавшие по делу Буданова, проявили максимальную профессиональную пунктуальность во всех вопросах, так как понимали, что оно будет иметь большую социально-политическую окраску и что их экспертизу (явно далеко не последнюю) будут рассматривать, что называется, «под микроскопом» во всех инстанциях, а также все участники грядущего судебного процесса. Поэтому после месячного наблюдения за пациентом и проведения ряда специфических психологических проб, комиссия экспертов пришла к следующему заключению: «Буданов Ю.Д. страдал в период инкриминируемых ему деяний и страдает в настоящее время органическим расстройством личности и поведения в связи с травмой головного мозга [обратим внимание на эту часть диагноза, далее с этой травмой мозга будут происходить странные метаморфозы. — Авт.]. Преморбидно испытуемому были свойственны такие личностные особенности, как высокая активность, работоспособность, стеничность, требовательность, общительность, выраженное стремление к лидерству, педантичность, обязательность, стремление быть в центре происходящих событий ит. д., что укладывалось в акцентуацию истеро- возбудимых черт характера, удерживающихся в пределах границ диапазона психофизиологической нормы и на определённом этапе жизни способствовало успешному продвижению по службе и не нарушало социальной адаптации испытуемого. Перенесённые испытуемым на протяжении жизни черепно-мозговые травмы (контузии головного мозга), нахождение испытуемого с октября 1999 г. в условиях хрониостресса (нахождение в зоне боевых действий), а также перенесённая им в январе 2000 года острая психотравма (связанная с потерей личного состава в бою) с последующей фиксацией на психотравмирующей ситуации (чувство вины перед родственниками), накопление признаков «боевой усталости» с нарастающей дезадаптацией испытуемого (неадекватные вспышки гнева, ярости, агрессии, астения, инсомния, депрессивный фон настроения, подавленность, тревога, внутренний дискомфорт и т. д.) способствовали усилению и углублению свойственных ему ранее индивидуально-личностных особенностей на органически неполноценной почве и привели к формированию личностно-аномального симптомокомплекса с преобладанием эмоционально-неустойчивых и реактивно-лабильных черт характера, достигающих степени психопатизации личности со склонностью к выраженным аффективным «вспышкам» с выраженными социально-дезадаптивными тенденциями. Провоцирующим или «разрешающим» поводом для аффективно-взрывной реакции испытуемого в ходе конфликта с Кунгаевой послужили действия потерпевшей (нецензурная брань в адрес испытуемого, его близких, погибших товарищей, а также физическое противодействие). Данная реакция испытуемого [убийство Кунгаевой. — Авт.] развилась по типу «последней капли», достигла степени безудержной ярости и характеризовалась внезапностью, бурным течением, кратковременностью, частичным сужением сознания, фрагментарностью восприятия с концентрацией внимания на аффектогене и последующей постаффективной астенией, завершившейся сном. Таким образом, в момент инкриминируемого ему деяния в отношении Кунгаевой Буданов Ю.Д. находился в состоянии аффекта, не мог в полной мере осознавать фактический характер и значение своих действий и осуществлять их произвольную волевую регуляцию и контроль.» Иными словами, в момент убийства Эльзы Кунгаевой Буданов был «частично вменяемым» — этот профессиональный термин означает, что обследуемый попадает под действие ст. 22 УК РФ.
Таков был вердикт специалистов Новочеркасской областной психоневрологической больницы, которые своим экспертным заключением положили начало долгому разбирательству всех вопросов, прямо или косвенно касавшихся состояния здоровья Ю.Д. Буданова, как психического, так и соматического. Однако, прежде чем мы перейдём к дальнейшему ходу событий, представляется полезным дать критический анализ некоторым положениям данного заключения.
Прежде всего бросался в глаза тот факт, что комиссия экспертов ни словом не упомянула о факте алкогольного опьянения Буданова. Казалось бы, что тут особенного? Забыли? Не сочли важным? Ни то, ни другое. Любому судебно-психиатрическому эксперту известно, что даже маститые психологи часто не берутся определять состояние аффекта у лиц, находящихся в состоянии алкогольного опьянения. Дело в том, что одно состояние (алкогольное опьянение) практически исключает возможность возникновения другого (аффекта).
Я много раз перечитывал это заключение, сопоставлял его текст с теми материалами, которые были предоставлены в распоряжение комиссии экспертов, и не мог понять: как с точки зрения здравого смысла объяснить эту «слепоту»? Объяснений могло быть два: либо комиссия экспертов сговорилась между собой и решила во что бы то ни стало спасти русского полковника Буданова от судебного возмездия за совершённое им деяние в отношении чеченской девушки Эльзы Кунгаевой, либо чётко исполняла чьи-то указания. Потому что третья возможная версия — о некомпетентности комиссии — не может быть принята всерьёз.
Мы так долго рассматриваем именно это экспертное заключение, хотя в последующем оно никак не сказалось на приговоре и судьбе самого Буданова, потому что именно с него началось расслоение экспертного сообщества на тех, кто был «за» и «против». Сразу оговорюсь: это не естественно, но, к сожалению, не редко — когда эксперты забывают о своей беспристрастности и решают экспертные вопросы, исходя из личных симпатий к обследуемому пациенту. Другая сторона этой проблемы — неприязнь к пострадавшему. Вспомним, что 1999 год ознаменовался взрывами домов в Москве и Каспийске, в августе 2000 года произошли гибель подводной лодки «Курск» и взрыв в переходе у станции метро «Пушкинская» в Москве. Всё это так или иначе увязывалось с начавшейся в сентябре 1999 года второй Чеченской кампанией. Неудивительно, что эксперты таким способом выказали свою не столько экспертную, сколько гражданскую позицию. Это, с одной стороны, объяснимо, но с другой, с точки зрения служения закону, — неприемлемо. Учитывая особенность построения иерархии в системе судебно-психиатрической экспертизы Российской Федерации того времени, представляется наиболее вероятным вариант прямого указания «сверху», что и как написать. А «верхом» был (и пока остаётся) Российский государственный научный центр судебной и социальной психиатрии (ГНЦ) имени В.П. Сербского в лице его директора (на тот момент им была академик Татьяна Борисовна Дмитриева, ныне покойная). Следовательно, указание о таком варианте построения экспертного заключения однозначно последовало из Москвы и должно было пройти через суд как оправдательный документ деяний Буданова.
Почему? Кто-то дал такую команду на самом верху? А давал ли её? Может, это была инициатива самой академика Т.Б. Дмитриевой? Теперь уже, конечно, не спросишь, да и пока она была жива (и при власти) спрашивать было бесполезно. Хотя нас и связывали многолетние деловые отношения, но их
