Ага. Что это за подергивание? Кажется, по безупречной озерной глади, которую являл собой мистер Армитедж, пробежала легкая рябь? Значит, наконец удалось зацепить его за живое?
Если это и так, он быстро и чрезвычайно ловко справляется с чувствами.
– Мудр тот, мисс Дэллоуэй, кто умеет подлаживаться под перемены.
– А еще мудрее тот, кто умеет отличать хорошие перемены от плохих. Не все новое значит лучшее, мистер Армитедж. Может быть, такая философия и царит в мире компьютеров, где кусочек оборудования устаревает почти в миг своего появления на полках, однако в большинстве других областей жизни новое отнюдь не всегда автоматически вытесняет старое, – разумеется, если за дело не берется какой-нибудь Сталин, Мао или Пол Пот. В большинстве областей жизни перемена есть расширение традиции. Все происходит естественным путем. Тебе не навязывают изменений, наподобие более современного программного обеспечения или более быстродействующего чипа для процессора; тебя никто не заставляет смиряться с чем-то, если тебе самому это не по душе.
– Когда вы заговорили о традиции, мисс Дэллоуэй, у меня в голове возник такой образ: груда старых, покрывшихся паутиной книжек, плесневеющих на столе, – книжек, которых никто не покупает и не читает.
– Зачастую традиции выживают, потому что они
– Но вы же не станете сравнивать какой-нибудь из отделов «Периферии» на Синем этаже, где рады хотя бы одной покупке в день, со, скажем, «Ювелирными изделиями». Это было бы нелепо.
– Дайте мне договорить, мистер Армитедж. Для мистера Септимуса – для вашего отца, мастер Крис, – каждый отдел был так же важен, как любой другой. Ясно, что в финансовом отношении нельзя сравнивать «Ювелирные изделия» с «Непарными носками», только глупец стал бы это делать, однако тот факт, что существуют «Ювелирные изделия», позволяет существовать отделам вроде «Непарных носков» (кстати, настоящей сокровищнице для тех, кто потерял носок в прачечной и не хочет тратиться на новенькую пару). «Дни» задумывались как такое равновесие, внутри которого каждый элемент гармонично уживается со всеми остальными.
– Если это так, то как же вышло, что все эти отделы или исчезли, или слились друг с другом, когда братья забрали Фиолетовый этаж себе? – спрашивает мистер Армитедж. – К чему братьям понадобилось нарушать это ваше драгоценное равновесие, если оно являлось одним из главных способов, которыми магазин загребал деньги?
Мисс Дэллоуэй тщательно подбирает слова:
– Вероятно, братья сами до конца не сознавали всю значимость того, что они сделали. – Она ждет от Криса протестующей реакции, однако ничто в его словно замороженном облике не говорит о том, что она обидела его, или даже о том, что он усвоил хоть малую часть тех резонов, которые она приводила на протяжении последних нескольких минут.
– Опять она за свое! – Мистер Армитедж в отчаянии ломает руки. – Она же ставит под вопрос ваши решения, мастер Крис, выражает сомнения в вашей управленческой мудрости. Как вы только позволяете это?
– Можно подумать, обсуждение управленческой политики – нечто вроде ереси.
– А разве не так?
– Да только идиот или фанатик бездумно соглашается со всем, что говорит и делает его начальство! – Мисс Дэллоуэй понимает, что эти слова вряд ли подкрепят ее доводы, и тем не менее ей кажется, что это следует сказать.
– Ну в самом деле, мисс Дэллоуэй, – отвечает мистер Армитедж, – мне уж начинает казаться, вы путаете меня с кем-то другим. С плодом вашей собственной фантазии. Вы из меня делаете какого-то жадного, хищного людоеда, потому что именно так вам удобнее представлять меня, а между тем я – и в глубине души вы это прекрасно знаете – всего лишь начальник отдела, выполняющий инструкции.
– Мастер Крис, сэр, – говорит мисс Дэллоуэй, – вы слышали из уст самого мистера Армитеджа, что он и его персонал угрожали мне и моему персоналу и вмешивались в наши дела. Вы видели, с каким презрением относится он к моему отделу. Совершенно ясно, что он воспользовался указом из Зала заседаний как предлогом для оправдания собственных целей, которые сводятся к расширению его маленькой империи. Естественная справедливость требует того, чтобы вы отменили свое первоначальное решение. Это отнюдь не будет признанием допущенной ошибки – это станет просто вынесением
– Сэр, тут на кону – принцип. Если вы ей уступите, вы тем самым как бы объявите всем начальникам отделов, всем сотрудникам магазина, что они вольны поступать как им вздумается, и тогда к черту всякую дисциплину и корпоративное устройство.
– Сэр, принцип, который тут на кону, – это право каждого отдела управлять своими делами оптимальным образом, в соответствии с его требованиями.
– Сэр, это идет вразрез с выгодой для магазина.
– Сэр, напротив, это сулит выгоду.
– Сэр! Вы меня слышите?
– Сэр?
– Сэр?
11.56
Пока происходил этот обмен репликами, Крис мотал головой туда-сюда, выслушивая то мистера Армитеджа, то мисс Дэллоуэй. Чередующиеся потоки их диалога переключали его то на одну, то на другую волну, – до тех пор, пока он не перестал соображать, кто что говорит. Время от времени какая-нибудь фраза застревала у него в голове, но по большей части все это казалось ему страшной белибердой, просто нагромождением слов, перемешанных невесть зачем, – разве что для того, чтобы сбить его с толку; от случайных проблесков смысла все вместе становилось почему-то еще более непонятным. Он чувствовал себя не до конца настроенным радиоприемником, который ловит сразу две станции и принимает раздающиеся на фоне помех обрывки сигналов то с одной, то с другой.
Лица этих двоих тоже ему не помогают. Мужчина выглядит как честный малый, такому легко поверить, а женщина – она все время так и клюет своим острым носом – производит впечатление человека, который ни разу в жизни не оказывался неправ. Может, они оба правы? Может, это задача без решения – вроде тех дзэнских парадоксов про деревья, падающие в лесу, или хлопка одной ладони?
Вдруг у него в памяти всплывают слова Чедвика: «Ты идешь туда только для того, чтобы высказать им наше мнение». Беда только в том, что Крис начисто забыл, в чем же состоит это самое мнение. Но если он не хочет простоять тут весь день, слушая, как эти двое тявкают на него, нужно сказать нечто такое, что обрадует обоих.
А они твердят ему: «Сэр?» Повторяют: «Сэр? Сэр?» Хотят, чтобы он заговорил.
Отлично.
11.57
– Один из вас прав, другой – нет.
– Верно.
– Да, сэр.
– Ладно, хотя бы в этом вы сходитесь. Не думаю, что вы готовы согласиться еще по какому-нибудь поводу, правда?
Мисс Дэллоуэй и мистер Армитедж переглядываются.
– Правда, сэр, – отвечают они в один голос.
– Я так и понял. Хорошо… – Крис запускает руку в карман своего ягодно-фиолетового пиджака. – Обычно в университете мы вот как поступали, когда забывали, чья очередь подошла… – Карман пуст. Он шарит в другом. – Тогда мы подбрасывали карточку. – Этот карман тоже пуст, как и следующий. – Обычно мы подбрасывали мою карточку. – Он засовывает руки в оба брючных кармана. – Всем нравилось, когда я
