Фронтира, из тех, что кажутся случайному человеку заброшенными и необитаемыми.
Генриетта и сама не понимала, чем вызван ее страх. В пассажире не было ничего угрожающего. Напротив, на первый взгляд он напоминал ученого. Не кабинетного, а из тех, что много времени проводят в экспедициях или на полевых испытаниях, причем на кислородных планетах. Ей не раз приходилось перевозить таких пассажиров еще во время работы на «Объединенных». Они с удовольствием флиртовали с симпатичным капитаном, увлеченно рассказывали о своей работе и были далеко не дураки выпить.
Этот вроде бы из той же породы.
Такое же обветренное сухое лицо, добродушный, чуть с прищуром взгляд, открытая милая улыбка. Та же любовь к простой удобной одежде.
Но Генриетта была бы плохим капитаном и не протянула бы долго в своем опасном бизнесе, если бы не научилась видеть, где настоящее лицо человека, а где маска. Ее пассажир носил маску. Причем мастерски — он не играл, он был этим милым, добродушным мужчиной в возрасте, когда уже нельзя сказать «мужчина средних лет», но до «пожилого человека» еще очень далеко. Лишь немногие могли догадаться, что это персонаж, совершенная в своей естественности говорящая кукла, в которой сидит, руководя и наблюдая, бесстрастный холодноглазый кукловод.
Генриетта знала, что такого мастерства добиться непросто. У некоторых есть врожденный талант, но его все равно надо шлифовать. Капитан Шеппард представляла, где именно и как происходит такая шлифовка, и именно поэтому ксеномоды не спасали от неприятной холодной дрожи, пробегавшей по ее тонкому серебристому телу, затянутому в прозрачный пластиковый комбинезон. Разумеется, она не позволяла прорваться наружу даже малейшим признакам своих эмоций, но самой себе приказала быть настороже. Особенно после того, как стала догадываться, что именно интересует ее пассажиров. Само по себе дело представлялось не слишком сложным; доставить пассажиров в район Перекрестка, обеспечить приземление шаттла на одну из плоскостей, а затем перейти в режим полного информационного молчания, в просторечии «сыграть в мертвую собаку», и ждать сигнала. Получив этот сигнал, следовало подобрать шаттл и доставить пассажиров с грузом в точку рандеву с кораблем компании, которая ее, собственно, и наняла через цепочку посредников. Стандартный для Шеппард рейс, она такие выполняла уже не раз и не два.
Генриетта не собиралась проявлять излишнюю любознательность и интересоваться, что именно собираются поднимать с плоскости, это ее совершенно не касалось. Все вышло совершенно случайно во время одного из тех совместных обедов, что Генриетта устраивала для пассажиров в маленькой кают- компании «Древа».
Как любой фанат ксеномодифицирования, Гениетта знала все легенды и безумные версии о Перекрестке, прекрасно разбиралась в вариациях «шахмат-исчезаек» и тысячах других артефактов, расходящихся с Перекрестка и сводящих с ума обитателей Империи и Федерации. Эти вещи манили и очаровывали, в них была глубина, многомерность нечеловеческих эмоций, дававшая пищу модифицированным чувствам капитана. С Перекрестка шли такие диковинные ксеномоды, что даже слухи о них заставляли трепетать Генриетту в экстазе предвкушения и страха, превращенного в волны холодного удовольствия. Перекресток был бездной, в которую можно было смотреть вечно.
Но некоторые вещи лучше было не трогать. Есть пороги, кои не стоит переступать.
И однажды ее пассажир в разговоре о следах цивилизаций на плоскостях обронил «селимовская цивилизация».
Генриетта увидела, как впервые за все время пути изменилось выражение его глаз. Что-то мелькнуло в их непроницаемой глубине. Едва заметная тень извращенного чувства. Словно прошел в нескольких парсеках отсюда мифический гиперпространственный левиафан, выдающий себя лишь искажениями гравитационных волн.
Мелькнул — и исчез. Никак не проявляя себя в трехмерности.
Но капитану Шеппард этого хватило.
Она не собиралась отказываться от контракта. Но решила твердо, что не будет ждать пассажира ни миллисекунду сверх оговоренного в контракте.
И после окончания контракта заляжет на дно.
Надолго.
— Мы идем в Армстронг! — Платформа бухнул на верстак боковую пластину «сапога» своего симбота и радостно потряс в воздухе толстым пальцем. — Мы будем культурно развлекаться, слушать сплетни и пить хороший виски! Мы вытолкнем тебя и Папеньку в круг и заставим танцевать!
Теперь он уже хохотал и нетерпеливо приплясывал.
— Там будут ставки. Бои и ставки! — Глаза Кима увлажнились, предвкушая райское наслаждение.
— Мужики, а что, собственно, происходит? — спросил я, несколько напрягаясь. Кажется, они это всерьез — про вытолкнуть в круг и бои.
— Большой симбот-фестиваль! — жизнерадостно заорал Платформа. — Собираемся, надеваем лучшее шмотье, разбиваем копилочки, и вперед!
Идти не хотелось категорически. Не идти было никак нельзя — это вызвало бы массу подозрений и ненужных вопросов. Проклятье, я как раз начал наслаждаться простой жизнью и неизвестностью. Даже Банев с Лурье, казалось, забыли обо мне. Я исправно слушал разговоры, живо интересовался сплетнями, слухами и легендами, даже словил пару ночей, полных высококачественных кошмаров, которые не могли мне привидеться раньше даже в наркотическом бреду. Теперь я был более или менее в курсе местной теневой экономики и незаконных забав этой плоскости. Но никаких следов повышенной активности, о которой меня предупреждали шефы, наверху так и не обнаружилось. Вполне возможно, это была их паранойя, что мне только на руку. Пусть себе развлекаются, а у нас намечается интересная экспедиция в дальние предгорья. Правда, поговаривают, там очень уж нестабильная физика, но и добыча обещает быть такой, что университетские умники будут стонать в экстазе и выстраиваться к нам в очередь.
Да что там — даже торпеды этого местного босса, с которыми мы столкнулись по прилете, и те нас не беспокоили. Видать, решили, что шкура не стоит выделки. Это они правильно.
А тут фестиваль, понимаешь. Танцы местной молодежи в пустом ангаре, обжиманцы и много самогона.
— И сестрички тоже будут, а как же, что они, не люди, что ль? Анита вон пигалицу свою потащит, — басил Платформа.
И я отправился собирать вещи. Надо проверить, в каком виде мои рубашки из натурального хлопка.
Оказалось, что Анита не просто решила вывести в люди Мариску. Она решила устроить выход по полной программе, и, миновав шлюз, мы увидели три черных силуэта на фоне оранжевого рассвета. Они казались вырезанными из мрака — неподвижные, угрожающе приземистые, переведенные в состояние ожидания. Одна из фигур подняла руку в приветственном жесте, в шлемофоне затрещало, и на стандартной волне нашей группы послышалось:
— Приветствую! Мы решили прогуляться до Армстронга вместе с вами. Согласны?
— О чем речь! — Платформа был само добродушие. — Только держитесь в общей группе, не отставайте, слушайте мои команды. Идет?
— Конечно. Мариска, слушаешь команды Сергея на общем канале. Ясно?
— Так точно. Иду в группе, слушаю команды.
Голос подрагивает, но не от ужаса — от предвкушения. Вот и славно. Кажется, девочка наконец разобралась со своими страхами. Хотя бы с некоторыми.
— Схема движения — ромб. Двинули, — скомандовал Платформа, и я перевел симбот в походный режим. На самом деле я просто переставляю ногу и чувствую, как проходит по телу легкое сотрясение. Это похоже на бег во сне. Или полет. Надо только научиться не чувствовать, что вокруг тебя масса металлопластика, сверхпрочной керамики, гибкого мономолекулярного волокна и прочего, прочего, прочего.
