— Мы же расстреливаем дезертиров, — заметил Коннор.
Отец пристально посмотрел на бутылку виски, но не потянулся к ней.
— Я могу не соглашаться с их планами, но их жалобы обоснованны. Они получают недостаточное жалованье…
— Тогда пусть увольняются и ищут себе другую работу.
— …помещения у них, мягко говоря, негигиеничные, к тому же они чудовищно перерабатывают.
— Ты им сочувствуешь.
— Я понимаю их позицию.
— Они не какие-нибудь белошвейки, — произнес Коннор. — Они — служба экстренной помощи.
— Среди них твой брат.
— Он мне больше не брат. Он большевик и предатель.
— Господи боже ты мой, — сказал отец. — Что за ерунду ты городишь.
— Если Дэнни — вожак одной из этих групп и если они действительно забастуют… тогда он заслуживает чего угодно. Сам виноват.
При этих словах он глянул на Джо и набулькал себе еще виски.
— Тебе есть что заявить, крутой парень? — Коннор сделал изрядный глоток.
Джо задумался. Ему хотелось сказать что-нибудь в защиту Дэнни. Что-нибудь красивое. Что-нибудь запоминающееся. Но таких слов он не нашел, поэтому наконец выпалил те, которые отыскались:
— Ты дерьмо собачье.
Все замерли. Они словно уподобились кухонному фарфору.
А потом Коннор бросил рюмку в раковину и кинулся на Джо. Джо вывернулся, упал на пол, и Коннор успел-таки разок пнуть брата, прежде чем его оттолкнул отец.
— Ты слышал, как он меня назвал? — Коннор указал на него пальцем. — Ты, гаденыш! Марш спать!
Джо поднялся с пола. Он понял, что не боится.
— Ты считаешь, Дэнни надо казнить? — спросил он.
— Заткнись, Джо, — сказал отец.
— Ты правда так думаешь, Кон?
— Я сказал — заткнись!
— Послушайся отца, мальчик. — Коннор уже начал улыбаться.
— Иди в жопу! — ответил Джо.
Джо успел увидеть, как округляются глаза Коннора, но он так и не увидел, как отец разворачивается к нему — отец всегда умел двигаться молниеносно, быстрей, чем Дэнни, быстрей, чем Кон, и в тысячу раз быстрей, чем сам Джо. Отцовская рука ухватила его за подбородок, повалила навзничь. Отец навис над ним, сжал руками его плечи. Оторвал от пола и притиснул к стене так, чтобы быть с ним лицом к лицу. Башмаки Джо болтались футах в двух от половиц.
Джо заметил, какие у отца красные выпученные глаза. Отец скрипел зубами, тяжело сопел, пальцы его впились Джо в плечи.
— Ты произнес это слово в моем доме?
Джо знал, что лучше не отвечать.
— Я тебя кормил, я тебя одевал, я отдал тебя в хорошую школу, и теперь ты здесь разговариваешь так, словно вырос на помойке? — Он стукнул его о стену. — Мне надо бы вырезать тебе язык.
— Папа, — проговорил Коннор. — Папа.
— В доме твоей матери?
— Папа, — повторил Коннор.
Отец дернул головой, сверля Джо красными глазами. Он выпустил одно плечо Джо и схватил его за горло.
— Господи, папа.
Отец поднял Джо выше, и тому пришлось смотреть на побагровевшее лицо сверху вниз.
— Ты до конца жизни будешь отмывать рот хозяйственным мылом, — пообещал отец, — но сначала уясни себе одну вещь, Джозеф. Я привел тебя в этот мир, и я, черт побери, могу тебя из него увести. Скажи «да, сэр».
Трудно говорить, когда сжимают рукой горло, но Джо выдавил из себя:
— Да, сэр.
Коннор потянулся к отцовскому плечу, но потом замер, рука его повисла в воздухе. Глядя отцу в глаза, Джо знал: тот ощущает руку за спиной, и Джо взмолился, чтобы Коннор отступил назад. Неизвестно, что учудит отец, когда на его плечо опустится эта рука.
Коннор опустил руку. Не на плечо отца. Он сунул ее в карман и сделал шаг назад.
Отец прищурился, сильно втянул воздух носом.
— А ты, — проговорил отец, оборачиваясь через плечо к Коннору, — избавь меня от своей болтовни об измене, которая якобы таится в моем управлении полиции. Избавь раз и навсегда. Раз и навсегда. Я понятно выражаюсь?
— Да, сэр. — Коннор смотрел на свои ботинки.
— Тоже мне… юрист. — Он снова повернулся к Джо: — Как дыхание, мой мальчик?
Джо почувствовал, как по лицу у него полились слезы, и прохрипел:
— Отлично, сэр.
Наконец отец приопустил его, и они снова оказались лицом к лицу.
— Если ты еще раз употребишь грубое слово в моем доме, тебе это так легко не сойдет с рук. В следующий раз так легко не отделаешься, Джозеф. Ты хорошо меня понял, сынок?
— Да, сэр.
Отец поднял руку, сжал пальцы, и Джо увидел кулак в шести дюймах от лица. Отец дал ему полюбоваться на кольцо, на поблекшие белые шрамы, на изуродованную костяшку. Потом кивнул и позволил ему сползти на пол.
— Меня тошнит от вас обоих, — произнес он.
Взял бутылку и, зажав ее под мышкой, вышел.
Во рту у Джо оставался вкус бурого мыла, а задница еще ныла от хладнокровной порки (которую ему устроил отец, вернувшись из своего кабинета через полчаса), когда он вылез из окна своей спальни с кое- какой одежкой в наволочке и двинулся прочь, в южнобостонскую тьму. Было тепло, и он чувствовал запах океана; фонари светились тускло-желтым светом. Он никогда так поздно не ходил по улице один. Стояла такая тишина, что Джо слышал собственные шаги и представлял себе, что их отголоски — тоже живые существа, которые тоже улизнули из родительского дома.
— Что значит — исчез? — спросил Дэнни. — Сколько его уже нет?
— Со вчерашнего вечера, — сказал отец. — Удрал… Не знаю во сколько.
Когда Дэнни возвращался к себе, отец ждал его на крыльце. Сначала Дэнни заметил, что отец похудел, а потом — что волосы у него седые.
— Ты больше не появляешься в своем участке?
— У меня сейчас толком нет участка, папа. Кёртис запихивает меня в каждую дыру, где кто-то бастует. Я провел день в Молдене.
— У сапожников?
Дэнни кивнул.
Коглин-старший печально улыбнулся:
— Интересно, есть ли еще места, где не бастуют?
— У тебя ведь нет оснований думать, что его похитили или что-нибудь в этом роде, — проговорил Дэнни.
— Нет-нет.
— Значит, у него были причины убежать.
Отец пожал плечами:
