Дэнни пристально посмотрел на него:
— Ты был там в тот вечер, Шон. В баре, накануне его смерти. Ты был со мной. Ты его видел. И что он сказал?
Шон заозирался по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Он бледно улыбнулся Дэнни и покачал головой.
— Он сказал… — Дэнни окинул зал взглядом. — Он сказал: «Обещание есть обещание».
Половина зала захлопала. Кое-кто засвистел.
— Обещание есть обещание, — повторил Дэнни.
Новые аплодисменты, отдельные выкрики.
— Он спросил, верим ли мы в него. И как мы верим? Это ведь была не только наша мечта, но и его.
«Вот чушь, — подумал Дэнни, — но гляди-ка, работает». По всему залу стали приподниматься головы. Гордость сменила гнев.
— Он поднял свой стакан… — И Дэнни повторил этот жест. Похоже, он бессознательно применял отцовские приемы: лесть, призыв к чувствам, нарочитая театральность. — И он сказал: «За ребят из Бостонского управления полиции — вы лучшие представители нашей нации». Выпьем за это, парни?
Все выпили и разразились приветственными возгласами.
Дэнни заговорил тише:
— Если Стивен О’Мира знал, что мы лучшие, то Эдвин Аптон Кёртис скоро это узнает.
Все снова начали что-то скандировать, и Дэнни не сразу разобрал слово, которое они выкрикивают, а когда разобрал, кровь бросилась ему в лицо. Они кричали:
— Ког-лин! Ког-лин! Ког-лин!
Он отыскал среди толпы лицо Марка Дентона, разглядел на нем мрачную усмешку — словно теперь тот в чем-то убедился: может, в верности своих давних подозрений, а может, в том, что от судьбы не уйдешь.
— Ког-лин! Ког-лин! Ког-лин!
— За Стивена О’Миру! — крикнул Дэнни, снова поднимая стакан. — И за его мечту!
Когда он отошел от микрофона, его просто осадили. Некоторые даже пытались его качать. Он сумел добраться до Марка Дентона только минут через десять; тот сунул ему в руку стакан с пивом и, склонившись к нему, заорал в ухо, перекрикивая толпу:
— Ну ты и дал.
— Спасибо, — крикнул Дэнни в ответ.
— Не за что. — Марк принужденно улыбнулся. Снова наклонился к нему: — А что будет, если у нас не получится, Дэн? Ты об этом подумал?
Дэнни посмотрел на этих людей, их лица лоснились от пота, кто-то тянул руку через Марка, чтобы похлопать Дэнни по плечу, чтобы поднять стакан в его честь. Восторг? Елки-палки, да он сейчас чувствует то же самое, что должны чувствовать короли. Короли, генералы, львы.
— У нас получится.
— Чертовски на это надеюсь.
Несколько дней спустя Дэнни выпивал с Эдди Маккенной в баре отеля «Паркер-хаус». Им посчастливилось найти свободные кресла у очага в этот промозглый вечер с мрачными порывами ветра, от которых дрожали оконные рамы.
— Есть что-нибудь о новом комиссаре?
Маккенна повертел стакан:
— А-а, лакей этих долбаных «браминов», уж поверь мне. Прожженная шлюха, которая нарядилась девственницей, вот он кто. Ты знаешь, что в прошлом году он наехал на самого кардинала О’Коннела?
— Что?
Маккенна кивнул:
— На последнем съезде республиканцев внес законопроект — полностью лишить приходские школы государственного финансирования. Принялись за нашу религию. Для этих богатеев нет ничего святого.
— Так что повышение зарплаты…
— О повышении зарплаты я бы даже и не заикался.
Дэнни подумал обо всех этих людях, несколько дней назад скандировавших в Фэй-холле его имя, и подавил в себе желание ударить по чему-нибудь кулаком. Они же почти добились своего. Почти добились.
Он сказал:
— В ближайшие три дня я встречусь с Кёртисом и мэром.
Маккенна покачал головой:
— При смене режима один выход — пригнуть голову.
— А если я не могу?
— Тогда готовься к тому, что в ней появится еще одна дырка.
Дэнни увиделся с Марком Дентоном, чтобы обсудить предстоящую встречу с мэром Питерсом и комиссаром Кёртисом. Они расположились за столиком в баре на Конгресс-стрит. В этой забегаловке, столь любимой полицейскими, их быстро оставили в покое, чувствуя, что в руках у Марка и Дэнни — ключи к их будущей судьбе.
— Повышения на двести в год уже недостаточно, — заметил Марк.
— Знаю, — отозвался Дэнни; за последние полгода стоимость жизни так резко возросла, что эта прибавка, обещанная еще до войны, теперь дотянет ребят лишь до уровня бедности, с которого они скатились. — А если мы попросим триста?
Марк потер лоб:
— Рискованно. Они могут встретиться с прессой раньше нашего и обвинить нас в жадности. А события в Монреале не укрепляют наши позиции.
Дэнни перебрал многочисленные бумаги, которые Дентон высыпал на стол:
— Но цифры же на нашей стороне.
Он показал статью из «Трэвелера», которую вырезал на прошлой неделе: о том, как подскочили цены на уголь, масло, молоко, общественный транспорт.
— А если мы попросим триста, а они упрутся на двухстах?
Дэнни вздохнул и тоже потер лоб.
— Мы с ходу выдвинем им предложение. А когда они заартачатся, можем съехать до двухсот пятидесяти для ветеранов и двухсот десяти для новичков. Установим шкалу.
Марк глотнул пива, худшего в городе, зато самого дешевого. Тыльной стороной кисти стер пену с верхней губы и снова взглянул на вырезку из «Трэвелера»:
— Может и сработать, может и не сработать. А если они просто откажут? Заявят, что денег нет ни цента?
— Тогда поднимем вопрос о ведомственном магазине. Спросим, нормально это — что полисмен вынужден сам платить за свой китель, шинель, оружие, пули? Каким образом, по их мнению, патрульный- первогодок может получать зарплату на уровне девятьсот пятого года, покупать на свои деньги экипировку да еще и кормить детей?
— Про детей мне нравится. — Марк улыбнулся. — Сыграем на этом, если попадутся репортеры.
Дэнни кивнул:
— И вот еще что. Надо сократить среднюю рабочую неделю на десять часов и платить надбавку за экстренные вызовы. В ближайший месяц через наши края поедет президент, верно? Прибудет из Франции, сойдет с корабля и торжественно двинется по этим улицам. И ты ведь знаешь, они сгонят на мероприятие всех копов до единого, не глядя на то, отработали они свою неделю или нет. Давай потребуем, чтобы за экстренные вызовы платили надбавку.
— Этим мы их страшно разозлим.
