— Теперь вы единственный ее опекун?
Он провел нас в гостиную. Брайан и я уселись на диване, Энджи — в кресле напротив нас. Между нами стоял кофейный столик, а на нем — белое медное ведерко с бутылочками воды. Брайан предложил нам по бутылке, мы не стали отказываться. Этикетки на них рекламировали книгу Брайана с советами по похуданию.
— После того как Шерил скончалась, да.
— О, — сказала Энджи: широко раскрытые глаза и чуть скошенная в сторону челюсть выдавали ее разочарование, — так ваша жена скончалась. И
— Именно. Шерил заработала себе рак желудка. И я до последнего своего дня буду уверен, что виноваты в этом наркотики. Нельзя так обращаться с собственным телом и ожидать, что оно продолжит восстанавливаться как ни в чем не бывало.
Я заметил, что кожа у него вокруг глаз — там, где обычно располагаются морщины, — была бледнее и натянута туже, чем на всем остальном лице. Значит, к пластическому хирургу заглядывает не только его жена, но и он сам. Видимо, его тело тоже не желало себя восстанавливать как ни в чем не бывало.
— И теперь вы единственный ее опекун? — повторила свой вопрос Энджи.
Он кивнул:
— Слава богу, что они жили в Нью-Гемпшире, а не в Вермонте или здесь, а то бы мне, наверное, еще три года пришлось по судам протаскаться.
Энджи посмотрела на меня. Я ответил максимально нейтральным взглядом — таким, какой я резервирую для ситуаций, от которых у меня волосы на загривке встают дыбом.
— Брайан, вы уж извините, если я делаю слишком поспешные выводы, — сказала она. — Но вы имеете в виду, что Шерил была замужем за женщиной?
— Не замужем. — Он ткнул пальцем в кофейный столик и надавил так, что кожа приобрела оттенок розового лимонада. — Не замужем. В Нью-Гемпшире такое не разрешено. Но да, подобного характера союз — и на глазах моей дочери. Если б им можно было вступать в брак, то кто знает, сколько времени у меня заняли бы судебные тяжбы?
— Почему? — спросил я.
— Прошу прощения?
Энджи сказала:
— А сожительница вашей бывшей жены?..
— Элейн. Элейн Мерроу.
— Элейн, ясно, спасибо. Так Элейн по закону имела права опеки над Софи?
— Нет.
— А пыталась их получить?
— Нет. Но если бы они нашли подходящего судью-энтузиаста? В здешних краях это не так уж и сложно. Может, тогда они вообще превратили бы мой иск в пробный шар — посмотреть, вдруг получится создать прецедент, мол, биологическое родство вообще ничего не значит?
Энджи снова бросила в мою сторону осторожный взгляд.
— Брайан, мне кажется, вы слишком сгущаете краски.
— Неужели? — Он открутил пробку со своей бутылки, сделал большой глоток. — А по мне, так ни капли. И я через это прошел.
— Вам виднее, — согласился я. — Но после того как Софи переехала к вам и вы сгладили все неровности, отношения у вас сложились нормальные?
— Вполне. Года три все было просто отлично. Конечно, смерть матери и переезд из Нью-Гемпшира для нее бесследно не прошли, но в целом… Полный порядок. Уважала старших, каждое утро застилала свою постель, с Донной не конфликтовала, училась хорошо.
Я улыбнулся, чувствуя тепло его воспоминаний:
— А о чем вы разговаривали?
— В смысле?
— Ну к примеру, — заговорил я. — Мы с дочкой любим фотографировать. У меня есть такая черная зеркалка, а у нее — розовая детская мыльница, и мы…
— Я хочу сказать, — он чуть поменял позу, — мы не столько разговаривали, сколько
— А потом?
— А потом она будто войну нам объявила, — сказал он. — Безо всякого повода, на ровном месте. Я говорю «черное», она скажет «белое». Если на ужин цыпленок, то она теперь вегетарианка. По дому если что-то и делала, то спустя рукава — хотя, если честно, вообще почти ничего не делала. А после того как Бэ-Эм родился, она окончательно от рук отбилась.
— Бэ-Эм?
Он указал на фотографии мальчика:
— Брайан-младший.
— А, — сказал я. — Бэ-Эм.
Он повернулся ко мне, держа руки на коленях.
— Я ведь не надсмотрщик. В этом доме есть всего несколько правил, но их соблюдают все. Понимаете меня?
— Конечно, — сказал я. — С детьми без правил нельзя.
— Так вот. — Он начал перечислять по пальцам. — Никакой ругани, никаких сигарет, не водить мальчиков к себе, если меня нет дома, никаких наркотиков и алкоголя, и я должен знать, на какие сайты она заходит.
— Вполне разумно, — кивнул я.
— Плюс никакой яркой помады, никаких ажурных чулок, никаких друзей с татуировками или кольцом в носу, никакого фастфуда, полуфабрикатов, газировки.
— О, — не удержался я.
— Именно, — промолвил он так, будто я только что продемонстрировал ему свое полнейшее одобрение. Он наклонился ко мне: — От фастфуда у нее прыщи появились. Я ей так и сказал, но она меня и слушать не захотела. А ее гиперактивность и неспособность концентрироваться на уроках — от сахара. Из- за этого оценки у нее поползли вниз, а вес — вверх. Отвратительный пример для Бэ-Эм.
— Ему же года три всего, разве нет? — спросила Энджи.
Широко раскрытые глаза, энергичные кивки.
— Он очень впечатлительный. Вы не думаете, что эпидемия ожирения начинается в самом раннем возрасте? И кстати, кризис образования тоже надо учитывать. Энджела, все это взаимосвязано. А Софи со своими постоянными истериками и полным отсутствием самоконтроля подавала нашему сыну отвратительный пример.
— Переходный возраст, — сказала Энджи. — И школа. Две вещи, от которых у любой девчонки крыша бы поехала.
— Я это понимаю, — кивнул он. — Но недавние исследования показали, что излишняя опека — главная причина, по которой у наших школьников наблюдаются задержки в развитии.
— До сих пор не верится, что его отменили, — добавил я. — Гениальный был сериал.
— Что?
— Пардон, — извинился я. — О другом задумался.
Думаю, не будь в комнате свидетелей, Энджи меня прямо там и пристрелила бы.
— Так что, говорите, случилось дальше?
— Переходный возраст, я это понимаю. Честное слово, понимаю прекрасно. Но правила есть правила, и нарушать их нельзя. А она? Отказалась. В конечном итоге я поставил ей ультиматум — или она
