— Вам не в чем себя винить, — сказал я.
— Легко сказать, — ответила она. — Сделать трудно.
— Значит, вы давно с ней не разговаривали? — спросила Энджи.
Элейн в последний раз похлопала ее по руке.
— Пару раз в прошлом году. Она всегда под кайфом была, когда мне звонила.
— Под кайфом?
Она взглянула на меня:
— Ну да, под кайфом. Я сама десять лет как в завязке, но прекрасно помню, как себя ведут торчки, когда с ними разговариваешь.
— И на чем она сидела?
Она пожала плечами:
— Видимо, на каком-то стимуляторе, из жестких. Узнаваемая манера речи — быстрая, агрессивная — такое от кокса бывает. Я не утверждаю, что она именно на кокаине была, но на чем-то похожем, что вызывает движуху.
— Про Зиппо она никогда не упоминала?
— Приятель ее, ага. Очаровашка еще тот, судя по ее словам. Она очень гордилась, что он там с какими-то русскими водится.
— Русскими в смысле мафии? — спросила Энджи.
— Как я поняла.
— Зашибись, — сказал я. — А что насчет Аманды Маккриди? Ее она когда-нибудь упоминала?
Элейн присвистнула:
— Ее богиня? Ее золотой идол и образец для подражания? Я с ней никогда не сталкивалась, но для шестнадцатилетней девочки она, по словам Софи, была весьма… выдающейся личностью.
— Вот и нам тоже так показалось. Софи вообще была из тех, кому нужен лидер?
— Как и большинство людей, — сказала Элейн. — Всю свою жизнь они ждут, чтобы кто-нибудь им сказал, что делать и кем быть. Больше им ничего и не надо. Не важно, кто это будет — политик, супруг или гуру, главное, чтобы это была альфа-личность.
— И Софи нашла свою альфу? — спросила Энджи.
— Ага. — Она поднялась со стула. — Нашла. Не звонила мне… с июля где-то. Надеюсь, я вам помогла.
Мы сказали, что да.
— Спасибо, что зашли.
— Спасибо, что рассказали нам все.
Мы пожали ей руку и вслед за ней и собакой вышли из сарая и направились по грунтовке к машине. Заходящее солнце касалось голых деревьев, а воздух пах сыростью и гниющими листьями.
— Как вы поступите, когда найдете Софи?
— Меня наняли найти Аманду, — сказал я.
— То есть вернуть Софи отцу у вас обязанности нет?
Я покачал головой:
— Ей семнадцать лет. Даже если бы я захотел, ничего не смог бы поделать.
— Но вы не хотите?
Мы с Энджи ответили в один голос:
— Нет.
— Можно попросить вас об услуге? Когда найдете ее?
— Конечно.
— Скажите, что в моем доме для нее всегда найдется место. В любое время. Под кайфом она или нет, злится на меня или нет, без разницы. На мои собственные чувства мне уже наплевать. Я только хочу знать, что она в безопасности.
Она и Энджи обнялись — такими естественными объятиями, секрет которых ускользает даже от самых продвинутых мужчин. Иногда я подкалываю Энджи по этому поводу. Называю это «объятиями в стиле мыльной оперы» или «провернуть Опру». Но на сей раз за этим жестом крылось что-то другое, с трудом поддающееся определению, — то ли признание глубокой несправедливости происходящего, то ли попытка ободрить.
— Она заслуживала таких родителей, как вы, — сказала Энджи.
Элейн тихо плакала, уткнувшись в ее плечо, а Энджи, положив ладонь ей на затылок, тихонько ее баюкала — так, как часто делала с нашей дочерью.
— Она вас заслуживала.
Глава 13
Андре Стайлз встретил нас у входа в здание Службы социальной защиты на Фарнсворт-стрит, и мы втроем направились вниз по Сипорт, пока наконец не решили укрыться от снега и ветра в таверне на Слипер-стрит. После того как мы уселись за столик и сделали заказ подошедшей официантке, я сказал:
— Еще раз спасибо, что согласились с нами встретиться, мистер Стайлз.
— Пожалуйста, — отозвался он, — только не зовите меня «мистер». Просто Дре.
— Ну, значит, Дре.
Ему было где-то тридцать семь — тридцать восемь лет, коротко остриженные темные волосы только-только тронула седина — на висках и на самой кромке аккуратной эспаньолки. Для соцработника одет он был со вкусом — черная хлопковая футболка и темно-синие джинсы, значительно более привлекательные, чем ассортимент «Гэпа», и черное кашемировое пальто с красной подкладкой.
— Итак, — сказал он. — Софи.
— Софи.
— Вы встречались с ее отцом.
— Ага, — кивнула Энджи.
— И как он вам показался?
Официантка принесла наши напитки. Он выудил дольку лимона из своей водки с тоником, помешал в бокале коктейльной палочкой и положил ее рядом с лимонной долькой. Пальцы его двигались с уверенной ловкостью, свойственной пианистам.
— Отец, — сказал я. — Тот еще фрукт, а?
— Ну, если под словом «фрукт» вы подразумеваете «козел», то да, согласен.
Энджи засмеялась, пригубила вина.
— Можешь говорить все как есть, Дре.
— Уж пожалуйста, — добавила Энджи.
Он отпил из своего стакана и разгрыз кубик льда.
— Я работаю со многими детьми, и часто проблема совсем не в них. Проблема в том, что им не повезло в родительской лотерее — вытянули билетик, а на нем приз: «Сволочь». Иногда в двойном размере. Я, конечно, мог бы сейчас сидеть и изощряться перед вами в политкорректности, но меня и на работе от этого мутит.
— Политкорректности нам не требуется, — сказал я. — Мы будем очень благодарны за любую информацию.
— Давно вы занимаетесь частным сыском?
— У меня был перерыв в пять лет, — сказала Энджи.
— И когда он прервался?
— Сегодня утром, — ответила она.
— Не скучала?
— Думала, что скучала, — ответила она. — Но вот теперь уже не уверена.
— А ты? — обратился он ко мне. — Давно ты в частных детективах?
