— Обалдеть, — сказала мне Энджи. — Нет, мама головой не ударялась. А вот ты смотри под ноги, не то упадешь. И за перекладину эту не хватайся — видишь, она обледенела вся?
Моя дочь взглянула на меня и страдальчески закатила глаза.
— Слушай, что начальство говорит, — сказал я.
Когда Габби вернулась к покорению «паутинки», Энджи спросила меня:
— И что мы за сегодня узнали?
— Узнали, что, скорее всего, с полицейскими говорила Софи, выдавшая себя за Аманду. Узнали, что Аманда — хладнокровная и уравновешенная девочка. А Софи — нет. Мы узнали, что в какую-то комнату зашли пятеро, двое умерли, но вышли оттуда четверо. Что бы это ни значило. Мы узнали, что где-то в мире есть пацан по имени Зиппо. Мы узнали, что, возможно, Аманду похитили, поскольку оставаться в школе для нее было значительно выгоднее, чем убегать из дому. — Я взглянул на Энджи. — Все, больше ничего в голову не приходит. Ты не замерзла?
Она застучала зубами:
— Я и из дому-то сегодня выходить не хотела. Как так получилось, что у нас родилась Эдна Эскимоска?
— Ирландская кровь сказывается.
— Пап, — сказала Габби. — Лови меня!
Ровно через две секунды она спрыгнула с перекладины, и я поймал ее. В своих пушистых наушниках, пуховике с капюшоном и слоях четырех одежды, включая термальное белье, она была похожа на меховую горошину.
— У тебя щеки холодные, — сказал я.
— А вот и нет.
— Э, ну как скажешь. — Я посадил ее себе на шею и обхватил лодыжки. — Мама замерзла.
— Мама всегда мерзнет.
— Это потому, что мама итальянка, — сказала Энджи, пока мы шли с детской площадки.
— Чао, — чирикнула Габби. — Чао, чао, чао.
— Пэ-Эр завтра с ней посидеть не сможет — к зубному назначено, — но зато следующие пару дней она свободна.
— Клево.
— Так чем ты завтра планируешь заняться? — спросила меня Энджи. — Осторожно, тут скользко.
Я перешагнул через замерзшую лужу и ступил на тротуар.
— Лучше тебе не знать.
Глава 14
Нынешнее обиталище Хелен Маккриди выглядело, во всяком случае снаружи, в разы лучше, чем квартирка в трехэтажной халупе в Дорчестере, где она до недавнего времени проживала со своей дочерью. Теперь она вместе с Кенни Хендриксом жила в Ноттингем-Хилле, огороженном пригороде Фоксборо, в двух милях от Первого шоссе, в доме 133 по Шервуд-Форест-драйв. О Фоксборо я знал только, что «Патриоты» проводили там по восемь матчей в год и что поблизости, в Рентаме, располагался скидочный торговый центр. Кроме этого — ничего.
Как оказалось, в Фоксборо еще находилось с полдюжины огороженных кварталов с очаровательными именами. По пути в Ноттингем-Хилл мы проехали мимо Можжевеловой Рощи, Грозового Перевала и Благоухающих Лугов. Все они, как я уже говорил, были огорожены. Зачем, правда, я понять не мог — уровень преступности в Фоксборо оставался крайне низким. Кроме парковочного места на стоянке в день матча, красть здесь было решительно нечего, — не газонокосилки же с мангалами.
Проникнуть внутрь Ноттингем-Хилла оказалось нетрудно — у ворот никто не дежурил. На будке висел плакат, сообщавший: «В дневное время для вызова охраны наберите *958». В паре ярдов за будкой главная дорога — бульвар Робин Гуда — раздваивалась. Четыре стрелки-указателя направляли меня налево, к Локсли-лейн, Тук-Террас, Скарлетт-стрит и Шервуд-Форест-драйв. Дорога шла вперед, никуда не сворачивая, и впереди лежали вполне ожидаемого облика одинаковые жилища для представителей среднего класса. Стрелки, указывавшие направо, обещали привести к Арчер-авеню, Литл-Джон-лейн, Иоркшир-роуд и Марианна-хаус, но вместо улиц и домов там виднелись только горы песка и одинокий экскаватор, застывший на вершине одной из них. Лопнувший экономический бум застал Ноттингем-Хилл прямо посреди строительной лихорадки.
Я свернул налево. Дом 133 по Шервуд-Форест-драйв оказался в самом конце улицы, в тупике. Задние дворы здесь имели тот же цвет, что и дюны на месте предполагаемого расположения дома Девы Марианны, и оба дома по соседству, 131 и 129, пустовали — на окнах висели припорошенные опилками разрешения на ведение строительства. Впрочем, лужайки зеленели даже перед пустовавшими домами — кто-то в строительной компании все еще верил, что за ними надо ухаживать. Мимо дома я проезжал достаточно медленно, чтобы заметить — шторы на окнах были задернуты, во всяком случае на тех, что выходили на север, юг и запад. Выходившие на восток глядели на песчаные горы, возвышавшиеся за зданием, и видеть их я не мог, но спорить готов — они тоже были задернуты шторами. По пути назад еще возле двух домов я заметил объявления «Продается» — под одним из них болтался листок поменьше, со словами: «Срочно продам. Назовите любую цену. Пожалуйста».
Я свернул на Тук-Террас и припарковался в тупике, рядом с недостроенным ранчо. Соседние с ним дома, по виду полностью готовые, пустовали. Свежепосаженные кусты и лужайки зеленели, несмотря на декабрьскую погоду, но подъездные дорожки все еще ждали, когда же их наконец покроют асфальтом. Пробравшись сквозь скелет недостроенного ранчо, я пересек акр бледного песка — вбитые в него колышки и натянутая между ними бечевка обозначали границы будущего заднего двора. Наконец я оказался за домом Хелен и Кенни — двухэтажной типовой подделкой под итальянский особняк. Даже не заходя внутрь, я мог бы поклясться, что на кухне обязательно будет стойка из гранита, а в ванной — гигантских размеров джакузи.
Если задуматься, более бездарно подкрасться к дому я бы не смог, даже если бы и захотел. Перед окнами я проехал так медленно, что меня бы смог догнать даже трехногий бассет, страдающий от дисплазии бедра. Машину я припарковал поблизости — не так чтобы совсем уж на виду, но тем не менее. И к самому дому я подошел со стороны пустыря, где меня было видно каждому. Да и сам визит я решил нанести днем, а не ночью, как следовало бы. Для полноты картины мне не хватало разве что плаката с надписью: «Ребят, ключ от входной двери не подкинете?»
Поэтому самым умным шагом в такой ситуации было бы пройти мимо, надеясь, что обитатели дома примут меня за землемера или плотника, и отправиться восвояси. Вместо этого я решил, что пока мне везет, — было два часа дня, но поблизости я не видел ни души. Глупо верить в такую вещь, как везение, и тем не менее все мы разделяем эту веру каждый раз, когда переходим улицу с оживленным движением.
И пока что мне продолжало везти. Скользящую дверь смогла бы вскрыть даже Габби. Или я, вооруженный брелоком-открывашкой и кредиткой. Зайдя внутрь, я остановился, ожидая, что вот-вот завоет сигнализация. Так ничего и не услышав, я взбежал по застеленной ковровым покрытием лестнице на второй этаж. Прошел через все комнаты, задерживаясь ровно настолько, чтобы убедиться — там никого не было. Затем спустился вниз.
В гостиной я насчитал девять компьютеров. На ближайшем ко мне была приклеена розовая бумажка с надписью «Голубой щит». На стоявшем рядом — желтая, с надписью «Bank of America». Я щелкнул по клавиатуре первого компьютера, и монитор его мягко засиял. На секунду появился рисунок рабочего стола — пейзаж Тихого океана. Затем экран позеленел, и на него выскочили четыре анимированные фигурки с головами актеров из сериала «Различные ходы». На головой Уиллиса появился пузырь, как в комиксах, и поле для ввода. Над головой Арнольда — такой же пузырь, но со словами: «Слышь, Уиллис, ты о чем это вообще?» Кимберли раскуривала косяк и, закатив глаза, говорила: «Пароль давай, придурок». А над
