познакомились с О’Скалли, Тобби и Скоком.
В антракте в ложу доктора зашел директор театра.
— Простите, господин доктор, — сказал он, — не могли бы вы выйти из ложи и прогуляться по фойе с вашими замечательными зверями? Публике очень хочется увидеть их поближе.
— Так и быть, я согласен, — высокомерно хрюкнул поросенок.
Как хорошо, что никто из людей, кроме, конечно, доктора Дулиттла, не понимал по-поросячьи.
Часть третья
Глава 1. Прием у княгини
Очень приятно сидеть в удобном кресле зрительного зала и смотреть увлекательное представление. Но когда начинается антракт, хочется прогуляться по фойе, размять ноги и заглянуть в буфет, где можно выпить чаю с пирожными.
Так и поступила публика, пришедшая на представление театра-варьете. По просьбе директора театра к публике присоединился и доктор Дулиттл вместе со своими зверями. Белая мышь боялась, что непременно найдется среди зрителей один-другой неуклюжий, который если и, не раздавит ее, то уж наверняка наступит на хвост, и поэтому она забралась к доктору в карман. Она с любопытством посматривала оттуда своими черными глазенками на людей. Совы, как известно, не умеют ходить по земле, и Бу-Бу уселась Джону Дулиттлу на плечо. Утка, собаки и поросенок семенили за доктором. Так они и вышли в фойе.
Взрослые расступались, пропуская знаменитых зверей, а детишки бежали за ними и визжали от восторга.
— Вон тот толстяк в цилиндре, — шептал сухопарый господин в очках на ухо своей жене, — сам доктор Дулиттл. Поговаривают, что он говорит на языке всех-всех зверей, какие только живут на земле.
— Мало ли что болтают люди, — пожала плечами дама. — По-моему, звери вообще не могут разговаривать.
Она держала за руку пухлого белокурого мальчишку.
— Да нет же, мама, — убеждал ее мальчуган, — это чистая правда! Джек — мы с ним учимся в одном классе — побывал на «Пантомиме из Паддлеби» и говорит, что интереснее представления никогда не видел. Поросенок там такое вытворяет на сцене, что животики надорвешь, утка выплясывает как настоящая балерина, а вон та собака играет роль Пьеро.
— Может быть, и так, Билли, но это еще не доказывает, что доктор Дулиттл знает язык зверей. — Слово «доказывает» женщина произнесла раздельно: «до-ка-зы-ва-ет». Она явно была из породы людей, которые никому не верят на слово и требуют всех мыслимых и немыслимых доказательств, словно они — суд.
— Если человек знает повадки животных, — поддакнул жене муж, — то он может обучить животных и плясать, и кувыркаться, и даже ездить на велосипеде.
Но мальчуган не сдавался:
— А Джек рассказал, что во время представления у поросенка съехал набок парик, и тогда доктор Дулиттл выглянул из-за кулис, хрюкнул, и тотчас же поросенок поднял переднюю ножку и поправил парик. Могло ли быть такое, не говори доктор по-поросячьи?
Но даже это не убедило родителей мальчугана. Они лишь недоверчиво качали головами.
Одна девочка с голубым бантом в волосах смотрела восторженным взглядом на Хрюки и не отставала от него ни на шаг. Скажу вам по секрету; она была дочерью билетера в Вестминстерском театре и только поэтому попала на представление. Но она по-настоящему любила театр, Всегда, когда это было возможно, приходила на представления и просила автографы у знаменитых актеров.
Что стоит актеру-человеку дать автограф? Да ничего, пустяк! Берешь в руки вечное перо и ставишь свою подпись в книжечке для автографов, на чистом листе, а то и на клочке бумаги. Но каково поросенку?
И вот девочка наконец-то решилась. Она приблизилась к Хрюкки и сказала:
— Господин поросенок, не могли бы вы дать мне автограф?
До этого Хрюкки гордо разгуливал среди публики и упивался тем, что его узнают. Но он не понял, чего хочет от него девочка, испугался и прижался к ноге Джона Дулиттла.
— Чего она от меня хочет? — взвизгнул он.
Поросенок боялся девчонок и был, наверное, прав — никогда неизвестно, какой фокус они выкинут.
— Она просит у тебя автограф, — объяснил ему доктор Дулиттл.
— Но у меня нет авто… автографа, — с трудом справился с незнакомым словом поросенок. — Как я могу ей дать эту штуку, если у меня ее нет?
— Да нет же, автограф — это вовсе не штука, — хрюкнул ему в ответ доктор Дулиттл. Публика при этом покатывалась со смеху — как же, взрослый мужчина передразнивал поросенка! — Автограф — это всего лишь подпись, которую знаменитые актеры собственноручно дают поклонникам.
— Тогда другое дело, — обрадованно протянул Хрюкки. — Хотя — как же я распишусь? Я ведь писать не умею!
Но выход из положения быстро нашли — девочка положила на пол лист чистой бумаги, Хрюкки макнул копытце в чашечку черного кофе и приложил к листу. На бумаге остался четкий отпечаток, ничуть не хуже, чем подпись звезды.
Осмелевшие зрители навалились на Хрюкки с просьбами то дать автограф, то позволить почесать его за ухом, то ответить на вопрос.
А к Джону Дулиттлу подошел господин Силкинз, тот самый, что просил Пипинеллу рекламировать клетки. Он случайно оказался в театре варьете. Он решил воспользоваться удобным случаем и повторить свое предложение.
— Я в восторге от вашей оперы, — говорил господин Силкинз. — Я слушал ее уже четыре раза, а завтра пойду слушать в пятый, вместе с моей тетушкой из деревни.
Он долго жал доктору Дулиттлу руку, а на прощанье сказал:
— Ну что стоит вашей канарейке три часа в день провести в витрине моего магазина.
— Я спрошу у Пипинеллы, захочет ли она рекламировать клетки, — осторожно ответил доктор. — А потом напишу вам письмо.
Затем к доктору подошел другой господин и назвался мсье Жюлем Пуленом. Как известно, только французы называют друг друга «мсье». Жюль Пулен приехал из Парижа, чтобы основать в Лондоне фабрику и делать на ней духи, помаду, пудру, кремы и все прочее, что так любят женщины и что называется словом «парфюмерия».
— Я много наслышан о вашем псе, — сказал господин Пулен. — Я хотел бы просить пса помочь нам определить кое-какие запахи.
О’Скалли тут же согласился.
В тот вечер звери вернулись домой очень поздно. Крякки на скорую руку приготовила яичницу, и они сидели за столом и весело болтали.
Когда часы пробили полночь, доктор Дулиттл сказал:
— А теперь пора идти в постель.
Звери немного попререкались — им хотелось еще немного посидеть и поболтать, — но в конце концов послушно разбрелись по спальням. И только поросенок, не забывший свою мечту, натаскал
