Возможно… Роберт. Да замолчи! Иль думаешь, ничтожный, что женщину любить я не могу? Как знаешь ты: быть может, берегу в сокровищнице сердца камень нежный, впитавший небеса? Как знаешь ты: быть может, спят тончайшие цветы на тихом дне под влагою мятежной? Быть может, белой молнией немой гроза любви далекая тревожит мою удушливую ночь? Быть может… Колвил. (перебивает)
Вот мой совет: вернитесь-ка домой, как блудный сын, покайтесь, и отрада спокойная взойдет в душе у вас… А Сильвию мою смущать не надо, не надо… слышите! Роберт. Я как-то раз простил тебе, что ты меня богаче случайно был… теперь же за совет твой дерзостный, за этот лай собачий убью тебя! Колвил. Да что-то пистолет огромный ваш не страшен мне сегодня! Убийца — ты, а я, прости, не сводня, не продаю я дочери своей… Роберт. Мне дела нет до этой куклы бледной, но ты умрешь! Колвил. Стреляй же, гад, скорей! Роберт. (целясь)
Раз… два… аминь! Но выстрелить он не успевает: боковая дверь распахивается и входит, вся в белом, Сильвия, она блуждает во сне.
Сильвия. О, бедный мой, о, бедный… Как холодно, как холодно ему в сыром лесу осеннею порою!.. Тяжелый ключ с гвоздя сейчас сниму… Ах, не стучись так трепетно! Открою, открою, мой любимый… Ключ держу в руке… Нет! Поздно! Превратился он в лилию… Ты — здесь, ты возвратился? Ах, не стучись! Ведь только лунный луч в руке держу, и эту дверь нет мочи им отпереть… Колвил. (уводит ее)
Пойдем, пойдем… Храни тебя Господь… Не надо же… Сомкни незрячие, страдальческие очи. Сильвия.
