что вот с таким упорством я работална благо выдуманного народа?Чтоб всякая навозная душа,какой-нибудь пьянчуга-золотарь,корявый конюх мог бы наводитьна ноготки себе зеркальный лоски пятый палец отгибать жеманно,когда он стряхивает сопли? Нет,ошибся ты!..Элла. Чуть голову направо…каракуль натяну вам… Папа,садись, прошу я… Ведь в глазах рябит.Тременс.Ошибся ты! Бунты бывали, Ганус…Уже не раз на площадях временсходились — низколобая преступность,посредственность и пошлость… Их словая повторял, но разумел другое, —и мнилось мне, что сквозь слова тупыеты чувствуешь мой истинный огонь,и твой огонь ответствует. А нынеон сузился, огонь твой, он ушел,в страсть к женщине… Мне очень жаль тебя.Ганус.Чего ж ты хочешь? Элла, не мешайтемне говорить…Тременс. Ты видел при лунев ночь ветреную тени от развалин?Вот красота предельная, — и к нейведу я мир.Элла. Не возражайте… Смирно!..Сожмите губы. Черточку однувысокомерья… Так. Кармином ноздриснутри — нет, не чихайте! Страсть — в ноздрях.Они теперь у вас, как у арабскихконей. Вот так. Прошу молчать. К тому жеотец мой совершенно прав.Тременс. Ты скажешь:король — высокий чародей. Согласен.Набухли солнцем житницы тугие,доступно всем наук великолепье,труд облегчен игрою сил сокрытых,и воздух чист в поющих мастерских —согласен я. Но отчего мы вечнохотим расти, хотим взбираться в гору,от единицы к тысяче, когданаклонный путь — к нулю от единицы —быстрей и слаще? Жизнь сама пример —она несется опрометью к праху,все истребляет на пути своем:сперва перегрызает пуповину,потом плоды и птиц рвет на клочки,и сердце бьет снутри копытом жадным,пока нам грудь не выбьет… А поэт,что мысль свою на звуки разбивает?А девушка, что молит об ударемужской любви? Все, Ганус, разрушенье.И чем быстрей оно, тем слаще, слаще…Элла.Теперь сюртук, перчатки — и готово!Отелло, право, я довольна вами…
