устроила и все решила. Да еще и подбросила шестилетнюю девочку, которая ревниво охраняет своего отца.
— Все в порядке? — крикнул из гамака Рассел, и я поспешила вернуться. Он посмотрел на меня из- под ладони, которой закрывался от солнца. — А вы и выглядите по-другому.
— Хорошие новости, — с улыбкой ответила я. — Рен все за меня решила. Я получила то, что хотела, и еще немного сверху.
Рассел кивнул.
— Отлично. Значит, вы в состоянии заплатить за билет на сегодняшнее шоу Эммы.
Я перевела взгляд на невинное создание.
— Заплатить за билет? И сколько же?
— Для папочки билет стоит один доллар. — Эмма подняла пальчик с ярко-красным, изрядно обгрызенным ногтем.
— Не дороговато ли? — спросил Рассел, убирая с ее лица челку.
— А для тебя, Мили… — она задумалась, загибая один за другим пальцы, глядя в безоблачное небо и беззвучно шевеля губами. — Для тебя, Мили, миллион… нет, сто миллионов долларов.
Брови у Рассела поползли на лоб. Похоже, проявившаяся в его ангелочке черточка характера стала для отца полной неожиданностью. Я же и глазом не моргнула.
— И всего-то? Конечно, без проблем. Столько у меня найдется. В багажнике. — Я подмигнула Расселу, который облегченно вздохнул, видя, как ловко я вышла из неловкой для него ситуации.
— Ты заплатишь? — пискнула Эмма.
— А у тебя есть тачка, чтобы отвезти деньги в дом? — пошутила я.
— Папочка, достань тачку! — потребовала малышка, очевидно, уже представившая долгий и счастливый поход по детским магазинам.
— Ага, зайка, вот тебя и перехитрили. — Он без видимых усилий поднял дочку одной рукой. — Мили пошутила насчет денег в багажнике. А тебе следует быть приветливее с папиными друзьями, договорились?
— Она тебе не друг, — надула губки Эмма и, выбравшись из отцовских объятий, сложила руки на груди и посмотрела на меня исподлобья.
Рассел повернулся ко мне.
— Извините, Мили. — Судя по тону, эта сторона характера дочери не была для него секретом. — Она просто…
— Все в порядке. — Я погладила его по руке.
— Не притрагивайся к моему папочке! — пронзительно взвизгнула Эмма. Рассел, не ожидавший столь бурного проявления эмоций, растерянно взглянул на меня. Девочка уже плакала навзрыд, и по щекам ее бежали настоящие слезы.
— Эмма, прекрати! — строго сказал Рассел.
— Нет!
А где же «она не моя мамочка»?
— Она не моя мамочка!
Ну вот.
— Эмма, пойди в дом.
— Нет! — Она уже била его по груди своими крошечными кулачками, продолжая при этом захлебываться плачем.
Пожалуй, на ночь лучше запереть двери на задвижку.
Рассел спрыгнул с гамака и подхватил дочь на руки. Но это лишь добавило Эмме сил.
— Она не моя мамочка! Пусть уходит! Она мне не нравится!
Какая лапочка.
Я уже подумывала о том, не запрыгнуть ли в машину и не вернуться в офис, где моей жизни по крайней мере ничто не угрожает, но тут из дома выбежал раскрасневшийся Рассел.
— Мили, извините. Мне очень, очень жаль, что так случилось. Она никогда раньше не вела себя так.
Твоей дочери надо лечиться.
— Серьезно, Мили. Она никогда не позволяла себе ничего подобного. Я поговорю с ней, и она извинится. — Говорил он быстро, даже слишком. — Мне очень жаль. Поверьте, дело…
Я остановила его, подняв руку, и понимающе улыбнулась. Девочка всего лишь защищает отца.
— Да, Рассел, идите и поговорите с ней. А я пока прогуляюсь к океану. — Еще раз улыбнувшись, я повернулась и зашагала к дороге, сразу за которой начинались дюны, горячий песок и вода. Я шла и чувствовала — он смотрит мне вслед.
Глава 19
За последние двадцать четыре часа я успела выпить пива с Киком Лайонсом, лишиться работы, вернуться в слезах домой, очистить рабочее место, приехать в Долфин Данс, подивиться произошедшим с этой развалюхой переменам, познакомиться с Расселом и заслужить ненависть его шестилетней дочурки, вернуть работу и прежнюю жизнь. И вот теперь я сидела на берегу океана. Мелкие крабы неуклюже выбирались из хлопьев пены и исчезали в песке. Разбитые раковины устилали берег, как лепестки роз после свадьбы. Над головой пронзительно кричали чайки, и солнечные лучи, касаясь изменчивых вод, отражались чудными синими и пурпурными бликами.
Я сидела на сыром песке и смотрела вдаль. Туда, где лодки были всего лишь крошечными пятнышками.
Именно это мне и требовалось. Чтобы время замедлило бег.
На какое-то время все приобрело немного сюрреалистические очертания. Как случилось, что я села пить пиво с Киком Лайонсом? Как удалось мне подружиться с Селией Тайрановой, которая едва не плакала, когда я уходила?
Они жили в другом мире, быстром и драматичном.
Мой же был вот таким, тихим и спокойным. Вот об этом я и забыла. Потерялась в шумных джунглях степлеров, розочек из концентрических кристаллов, ледяных скульптур с восторженными голубками, семиярусных тортов со съедобными золотыми листочками и копий свадебного платья Кэролин Бессет Кеннеди. Ровно двадцать четыре часа назад я ехала к дому Кика и Селии. Теперь же сидела на сыром песке на берегу другого океана.
Время замедлило ход.
Мне здесь нравилось. Где-то в этих местах мы обычно проводили лето всей семьей. После окончания школы я впервые приехала на побережье одна и тогда же познакомилась с Ренатой. На этом берегу Рената встретила своего будущего мужа, Пита, а потом они купили дом-развалюху, который превратился теперь в сказочный Долфин Данс. У Ренаты родился сын, и скоро она уйдет от Зои, чтобы открыть собственный пансионат. Я бы завидовала ей, если бы не любила так сильно. Но никогда бы не ненавидела.
Как ни крути, получалась, что вся моя жизнь так или иначе связана с этим побережьем. По крайней мере многие важные события.
Что я делаю со своей жизнью? Работаю семь часов в неделю до трех ночи, забочусь о Зои, смотрю «Девочек Гилмора». А когда-то увлекалась теннисом. Ходила на стадион. Мне нравилось танцевать. Сама того не заметив, я стала скучной, как мелодия с одной нотой. Как будто, проживая в огромном и красивом доме, таком, как Долфин Данс, заперлась в спальне, позабыв про все остальные комнаты.
Лучшего времени, чтобы уйти от Зои, распахнуть двери и окна, шагнуть за порог той самой спальни, не найти. Слишком долго я боялась невесть чего. Пора…
Я сказала Кику, что никогда не принимаю важных решений, не побывав сначала у воды. Ну так вот
