— А что это такое? — спросила молодая женщина, взволнованная впечатлениями.
— Священная книга о том, как посредством плотской любви достичь духовного единения. Ты, баджи, принадлежишь к великому народу, ведь в твоих жилах течет кровь создателей Кхаджурахо и Камасутры, и именно частицу Индии в тебе я особенно люблю.
В иное время его слова расстроили бы Китти, потому что он, по сути, пытался примирить ее с той частью ее «я», которую она столько лет отвергала. Но сейчас, стоя перед освещенными огнем факелов барельефами, она ощутила только горячую признательность и беспредельную любовь — как будто в нее вселилась древняя богиня любви, щедро оделившая пришелицу своими дарами.
— Слушай, а это возможно? — вполголоса вдруг спросила Китти.
— Что? — с недоумением переспросил Макс.
— То, о чем нашептывают древние духи Кхаджурахо?
Он усмехнулся и мягко повернул ее к себе:
— Давай проверим!
Когда он с величайшей нежностью обнял ее и поцеловал, Китти затрепетала от радости — ей показалось, что, освободившись от тягостных, противоречивых чувств, которые мешали им соединиться в истине и гармонии, он снова стал Кэмероном. С отчуждением покончено навсегда!
В ее сердце шевельнулось какое-то новое и все же неуловимо знакомое чувство, как будто когда-то, давным-давно, она уже переживала нечто подобное. Любовь и нежность затопили душу, омывая ее, как ключевой водой.
Сбросив с себя одежду, а вместе с ней и все чуждое, наносное, всю боль и неопределенность прошлого, они стали целоваться и ласкать друг друга так, словно встретились впервые. Не было произнесено ни слова, но молчание оказалось красноречивей самых поэтичных сравнений — каждый вздох звучал, как обет, каждый стон — как гимн любви. В безмолвии волшебной ночи Китти услышала все, что Макс так долго хотел, но не мог сказать, и ее душа возликовала. Несомненно, в это место их привела судьба, чтобы они смогли понять себя.
Время словно замедлило свой бег. Земной шар прекратил вращение и замер, но, занятые друг другом, влюбленные этого не замечали. Их тела, руки, губы вновь и вновь подтверждали: они созданы, чтобы принадлежать друг другу. Под напором безграничной, всепоглощающей страсти они как будто слились в единое целое, и из глаз этого нового существа текли слезы счастья, смывая былую печаль, одиночество и отчаяние.
Когда к ним вернулась способность мыслить, небо на востоке уже начало светлеть. Поеживаясь от ночной прохлады, они поцеловались напоследок, поднялись с земли и оделись. Все это время, как по уговору, не было произнесено ни слова, как будто влюбленные боялись нарушить очарование этой магической ночи.
Сорвав росший поблизости цветок, Китти поднялась по каменным ступеням в храм Сурьи, бога солнца, и положила свой дар на маленький алтарь, мысленно благодаря за посланное им счастье. И в эту минуту она впервые каждой своей клеточкой ощутила, что она — неотъемлемая часть древней, таинственной и прекрасной Индии.
Потом они рука об руку пошли к костру, раздули уголья, подбросили еще хвороста и, обнявшись, легли в мягкую траву. Костер снова разгорелся, и влюбленные наслаждались его теплом, глядя в небо сияющими глазами.
Первой нарушила молчание Китти, почувствовавшая неодолимую потребность высказаться.
— Господи, как подумаю о том, сколько лет прожила вдали от тебя, — проговорила она, целуя возлюбленного в щеку, — как мучилась, умирая от тоски по тебе, просто страшно становится. Ты подарил мне ни с чем не сравнимое блаженство, мой дорогой! Ах, Кэмерон, я тебя так люблю!
К ее удивлению, он вздрогнул и хрипло попросил:
— Будь добра, не называй меня больше Кэмероном.
Китти вскочила на ноги:
— Почему?
Его лицо, освещенное неровным пламенем костра, окаменело. Словно не зная, как начать, он помолчал, потом, собравшись с мыслями, произнес:
— Я не лгал, говоря, что Кэмерон умер. Кэмерон, которого ты знала, действительно перестал существовать в ту роковую ночь. Он остался в прошлом, можешь ты это наконец понять?
Китти наклонилась к нему, с нежностью коснувшись пальчиком его губ.
— Без твоей помощи — нет!
Он сел и в волнении провел рукой по волосам, как будто готовился поделиться с ней чем-то очень серьезным и важным для себя. Не сводя с него внимательного взгляда, Китти уселась рядом. Макс на мгновение закрыл глаза, впервые за много лет позволив себе мысленно вернуться в прошлое, на освещенную луной полоску земли у подножия горы Абу. Он не спеша начал свой рассказ о том, как Нагар нашел его, полумертвого, брошенного, и вернул к жизни, как потом просил его остаться, но он не захотел и сбежал в Бомбей.
— На дорогу ушло несколько месяцев. Добравшись до Бомбея, я стал жить на улице, добывая себе скудное пропитание где воровством, где попрошайничеством. К тому времени моя кожа настолько почернела от солнца, что я легко сходил за местного.
— Не понимаю, почему ты не обратился к британским властям? — прервала его взволнованная Китти. — Почему не вернулся к отцу?
— Наберись терпения, я расскажу все по порядку.
— Ладно, — согласилась она, хотя эти вопросы не давали ей покоя.
— Так я прожил несколько месяцев. Ходил в отрепьях, ел что придется и когда придется. Чтобы не умереть с голоду, научился мастерски обчищать карманы зазевавшихся прохожих и частенько обворовывал иностранцев, избегая наказания благодаря приемам, которым нас с тобой научил Нагар. Однажды, приметив хорошо одетого итальянца, выходившего из отеля «Тадж-Махал», я пошел за ним и украл у него кошелек, в котором, к моей радости, оказались просто огромные для меня деньги — я мог бы жить на них припеваючи несколько месяцев, может быть, даже год. Но моя радость длилась недолго: в том же бумажнике я нашел газетную вырезку с заметкой о катастрофе поезда в Дарджилинге месяц назад, жертвами которой стали жена и три дочери графа Авели. Под заметкой помещалась фотография обворованного итальянца.
— Это был Авели! — догадалась Китти.
— Да. Бедный граф в один миг лишился всех, кого любил. Я знал, как это бывает, и очень сочувствовал ему. Во мне проснулась совесть, я пошел вернуть украденные деньги. Меня не пускали в отель, даже вызвали полицию, но я отказывался уйти и, к счастью, граф спустился вниз до прибытия полицейских, иначе бы мне не поздоровилось. Я признался в своем преступлении и отдал бумажник. Граф был так растроган, что отвел меня к себе в номер, велел принять ванну, послал купить для меня новую одежду, заказал обед, — к слову сказать, мне он показался просто царским. Пока я ел, мы разговаривали и, знаешь, сразу почувствовали симпатию друг к другу, две одинокие, сломленные несчастьем души. Ну вот, он меня усыновил, надеясь, что я заменю ему погибшую семью.
Китти с трудом удержалась, чтобы не повторить свой вопрос: «Но почему же ты не вернулся к родному отцу?»
— Граф был бродягой по натуре; лишившись близких, он окончательно потерял вкус к оседлой жизни. Мы долго путешествовали по Индии, потом и по другим странам. Однако, с первого дня относясь ко мне, как к родному сыну, он решил завещать мне свой титул, значит, мне нужно было учиться, поэтому мы переехали в Италию. Там я закончил школу, затем университет, но увы, через месяц после выпускных экзаменов мой дорогой благодетель умер, оставив меня своим единственным наследником.
— Жизнь богатого аристократа, конечно, показалась тебе слишком скучной?
— Да. На меня сразу открыли охоту матери всех состоятельных невест Италии. Я стал пить, таскаться по кабакам и борделям, чтобы они оставили меня в покое. Вскоре я уже не мог остановиться и по уши увяз в трясине разврата. Так продолжалось несколько лет, и неизвестно, чем бы закончилось, если бы не Индия, да-да, Индия. Представь, я тосковал по ней. С годами ностальгия становилась все сильнее. В один
