не волновали. Нет, он о них постоянно думал, размышлял. Как вспоминал на склоне лет митрополит Вениамин (Федченков), «бывало, ходим мы с ним после обеда по залу, а он, что-то размышляя, тихо говорит в ответ на свои думы: „А Божий мир по-прежнему стоит… А Божий мир по-прежнему стоит… Меняются правительства, а он стоит… Меняются политические системы, он опять стоит. Будут войны, революции, а он все стоит“»[19]. Вполне вероятно, что именно в эти революционные годы у Сергия рождается одновременно и как предположение, и как уверенность мысль, которую можно выразить фразой: «Российская империя может быть сметена, но Церковь погибнуть не может!» В этой связи весьма любопытным выглядит суждение такого опытного государственного и церковного деятеля, как В. К. Саблер, высказанное им в начале 1920-х годов: «По-видимому, лучше для Православной Русской церкви, если бы на Соборе 1917–1918 годов патриархом вместо Святейшего Тихона оказался бы избранным тогдашний Владимирский митрополит Сергий (Страгородский)»[20].
Записки Антония, Витте и Победоносцева предполагалось специально обсудить на одном из заседаний Комитета министров, чтобы окончательно утвердить программу вероисповедных реформ. Но накануне дня заседания Победоносцев сообщил Витте, что император повелел изъять из ведения Комитета министров вопрос о церковной реформе и передать его для рассмотрения в Синод. Демарш Победоносцева, подкрепленный его паническими письмами Николаю II, сделал свое дело: фактически органы власти устранялись от возможности влиять на ход предполагаемых реформ, которые теперь оставались исключительно под рукой обер-прокурора. Но и всемогущему обер-прокурору вскоре пришлось испытать разочарование. Неожиданно для него Синод в марте 1905 года в специальной записке на имя царя испрашивал разрешения на проведение Поместного собора для избрания патриарха и решения назревших внутрицерковных проблем. По подсказке Победоносцева Николай отклонил предложение о Соборе до «благоприятного времени».
Борьба в правительственном лагере и среди православной иерархии вокруг вероисповедных реформ хотя и затрудняла выработку указа о веротерпимости, но остановить не могла. 17 апреля 1905 года, в день православной Пасхи, указ публикуется в «Правительственном вестнике».
Для своего времени это был огромный шаг вперед в развитии российского «религиозного законодательства». Как характеризовал указ С. Ю. Витте, он «представляет собой такие акты, которые можно временно не исполнять, можно проклинать, но которые уничтожить никто не может. Они как бы выгравированы в сердце и умах громадного большинства населения, составляющего великую Россию»[21].
Впервые признавался юридически возможным и ненаказуемым переход из православия в другую христианскую веру; облегчалось положение «раскольников»: старообрядцам разрешалось строить церкви и молельни, открывать школы. Католикам и мусульманам облегчались условия строительства и ремонта культовых зданий. Провозглашалась свобода богослужений и преподавания в духовных школах на родном для верующих языке и т. д. Еще одной уступкой реформаторским силам со стороны царского двора стала отставка многолетнего обер-прокурора Святейшего синода К. П. Победоносцева, с именем которого ассоциировалась несвобода церкви, «цепями прикованной к самодержавию».
Однако в церковно-православных кругах единомыслия по поводу объявленной свободы веротерпимости не было. Православные иерархи рассматривали указ как «покушение» на права господствующей церкви и «унижение» ее перед иными вероисповеданиями. Обращаясь в закрытом письме к епархиальным архиереям, митрополит Антоний (Вадковский) следующим образом рисовал перспективу деятельности православной церкви в новых условиях: «Новый закон, таким образом, для всех нас православных будет служить испытанием крепости нашей веры, твердости ее исповедания и нелицемерной преданности церкви православной. Есть возможность думать, что доселе многие удерживались в Церкви внешними ограничениями. Теперь нет более таких преград, удерживающих немощных верой в ограде церковной. Теперь их может удержать в ней только слово пастырского вразумления и убеждения. Какое великое испытание нашей пастырской ревности! <…> Нельзя нам закрывать глаз своих от напряженной деятельности врагов Церкви православной. По местам они начали уже вести против нее усиленную и открытую борьбу, стараясь путем воззваний, подговоров, угроз и даже насилий отторгнуть от нее возможно большее число ее чад, несмотря на то, что Основной закон, воспрещающий склонять православных к отпадению, остается в силе и в настоящее время»[22] .
Представитель консервативно-охранительного крыла в Российской церкви И. Айвазов отмечал: «17 апреля 1905 г. русское государство перешло на путь западно-европейского или так называемого „нового государства“… Последнее… объявляет себя внеконфессиональным, чуждым интересов какой-либо конфессии. Оно предоставляет каждой вере полную свободу действий, только бы не нарушались интересы собственно государства… Отделив государство от церкви, „новое государство“ под знаменем свободы совести объявляет полную свободу исповедания каждым своей веры и отправления богослужения и духовных треб по обрядам оной, полную свободу перехода из одной религии в другую, полную свободу религиозной пропаганды и совращения и, наконец, полную свободу для каждого быть вне какой-либо конфессии или свободу атеизма»[23].
Действительно, после опубликования указа началось массовое отпадение людей от государственной церкви. Сотни тысяч подданных империи, ранее насильственно обращенных в православие, перешли, как писал в одной из своих статей известный общественный деятель Е. Н. Трубецкой, в «католичество, протестантство, во всевозможные раскольничьи секты и даже в мусульманство». И причиной тому, по его мнению, был не прозелитизм иноверных и инославных религиозных объединений, а тот факт, что «образ церкви поблек и омертвел в сознании самих наших иерархов. Для пастырей, которые видят условие спасения православия в том, чтобы удерживать свою паству в церкви насильственными средствами, она перестала быть живым телом Христовым и превратилась в мертвый внешний механизм»[24].
Церкви в период первой русской революции пришлось столкнуться и с новым для себя явлением: массовыми требованиями о придании государственному обязательному образованию светского характера, о расширении влияния земства и общественности на характер и содержание преподавания во внегосударственных школах, о сокращении государственного финансирования церковно-приходских школ. Показательно, что учредительный съезд Всероссийского крестьянского союза, собравшийся летом 1905 года, потребовал, чтобы все школы были светскими, а преподавание Закона Божьего признано было необязательным и предоставлено «усмотрению родителей». В ряде губерний массовый характер приобрело бойкотирование церковно-приходских школ. Нередко население отбирало у духовенства местные начальные учебные заведения и передавало их земству, явочным порядком отменялось преподавание Закона Божьего.
Православное духовенство избегало какой-либо публичной критики в адрес духовной школы, но это не означало, что ему были неизвестны ее недостатки. К примеру, в одном из писем архиепископу Арсению (Стадницкому) будущий патриарх Алексий (Симанский), более десяти лет проработавший в церковных учебных заведениях, писал: «Слабой стороной прежней духовной школы было то, что она имела двойственную задачу. Это была школа сословная; она имела задачей предоставить возможность духовенству — сословию, в общем, бедному — на льготных началах дать воспитание и образование своим детям; другой ее задачей было создавать кадры будущих священнослужителей. Понятно, что не каждый сын священника, или диакона, или псаломщика имел склонность к пастырскому служению… и от этого получалось, что такие подневольные питомцы духовных учебных заведений вносили в них дух, чуждый церковности, дух мирской, снижали тон их церковного настроения».
Как бы то ни было, революционные настроения в обществе захлестнули и духовные учебные заведения. Протесты, забастовки, стычки с администрацией и преподавателями, погромы прокатились волной практически по всем российским семинариям и даже имели место в духовных академиях. Об этом невиданном ранее деле сообщали как солидные газеты, так и газетенки, пробавлявшиеся сплетнями и слухами. Вот только один образчик такой информации: «В Киеве ночью в семинарии произошли крупные беспорядки. Семинария закрыта. Семинаристам предложили в два дня покинуть здание. В Сергиевом Посаде закрыта Вифанская духовная семинария. Недоразумения возникли из-за нежелания воспитанников подчиниться введению переводных экзаменов. В Тамбове в 9 часов вечера ректор семинарии архимандрит
