Андрей Дышев
Крымская ракета средней дальности
От автора:
Все в этом романе – плод моего воображения, не имеющий с реальными событиями ничего общего.
Глава 1
НОРМАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ ЖИВОТНОГО
Был уже конец рабочего дня, когда я подъехал к своей конторе. Тень от акации, под которой я обычно парковал свой «жигуль», отползла далеко в сторону. К тому же там прохлаждался чей-то черный «Лендкрузер» с темными, словно слепыми, стеклами. Наверное, машина кого-то ждала, так как мотор не был заглушен и, по-видимому, в салоне работал кондиционер. Мне пришлось поставить «жигуль» у самого входа в наше агентство, где на прохладной кафельной плитке развалился крупный рыжий пес – дворовый бродяга по кличке Байкал.
Закинув на плечо спортивную сумку, я вышел из машины, переступил через млеющее животное и по привычке взглянул на аляповатую табличку «Частное детективное агентство». Табличка выцвела, надпись можно было прочесть с превеликим трудом, вдобавок от нее отвалился кусочек нижнего уголка. Ирэн уже второй год обещала обновить символ нашей фирмы, но ей никак не удавалось сдержать слово. Впрочем, я не слишком на этом настаивал. Кому надо, найдет наше агентство без всякой таблички, в густом тумане и непроглядной ночью. А налоговые инспекторы и криминальные элементы пусть ломают глаза, пытаясь разобрать, что здесь написано.
По раскрошенным, словно куски мокрого сахара-рафинада, ступеням я спустился вниз и перешагнул порог своего заведения.
Зайдя в кабинет, прибавил холода на кондиционере и плюхнулся в кресло. От вида разбросанных по столу счетов и заявлений мне стало дурно, и я повернулся лицом к большому, в полстены, тонированному стеклу, которое отделяло мой кабинет от комнаты, в которой работали мои сыщики. Эту штуку я придумал сам. С моей стороны стекло было прозрачным. С другой – зеркальным. Те, кто находился в соседнем кабинете, не видели и не слышали меня. Я же мог не только любоваться работой подчиненных, но при желании послушать через наушники их разговоры.
Ирэн была в комнате не одна. Сначала мне показалось, что она, расслабленно сидя на диване перед журнальным столиком, треплется с подругой. Ее собеседница в самом деле вела себя как подруга. Она была приблизительно того же возраста, что и Ирэн, – лет двадцати пяти, от силы двадцати восьми. Вытянутую кверху яйцевидную голову покрывал белый, словно седина, «ежик», который контрастно оттенял бронзовый загар. Черты лица ее были крупными, грубыми, я бы сказал, вульгарными, и в сравнении с ней Ирэн выглядела настоящей леди и просто красавицей. На ушах особы висели тяжелые пластиковые серьги в виде широких колец с золотыми шариками внутри. Как и у Ирэн, ее пальцы украшали многочисленные перстни из белого металла замысловатой формы, а шею отягощала дюжина разнокалиберных цепочек и бус. Посетительница что-то говорила – эмоционально и быстро, при этом она то подносила к губам сигарету, то доверительно касалась руки Ирэн, словно хотела заверить ее, что говорит правду и только правду. Ирэн слушала ее, не перебивая. Одна рука ее лежала на колене, второй она держала сигарету в длинном мундштуке. Нога ее методично покачивалась, словно маятник метронома. Незнакомка поставила на столик плетеную веревочную сумочку, достала из нее какие-то бумажки и фотографии и стала показывать их Ирэн. Лицо Ирэн не изменилось. Она всегда слушала клиентов терпеливо, бесстрастно и с неизменным вниманием, как врач выслушивает престарелого пациента, жалующегося на старческую немощь. Но интуиция подсказывала мне, что проблема, с которой дамочка с седым «ежиком» пришла в агентство, выеденного яйца не стоит.
Нездоровый блеск глаз клиентки и ее мокрые от слюны губы напрочь отбили у меня желание въезжать в суть ее проблем. К нам нередко захаживали личности вроде этой дурнушки с искусственной сединой. У большинства из них не было денег, чтобы оплатить нашу работу, да и не нуждались они ни в каком сыске. Они просто хотели излить душу, выговориться, подробно рассказать нам про гулящих мужей, подлых любовниц, вредных свекровей или коварных соседей, а потом, вдоволь наплакавшись и до одури накурившись, уходили, чтобы больше не появиться никогда.
Я встал с кресла, подошел к холодильнику и достал оттуда бутылку минералки. Свинтил крышку, сделал несколько больших глотков. Кипящая от углекислоты вода обожгла горло, и на глазах у меня выступили слезы. За все лето не было ни одного серьезного заказа. От безделья из агентства ушли почти все сотрудники. Ирэн почему-то осталась, хотя я не баловал ее деньгами. После жуткой истории, которая случилась в школе Кажмы, я стал доверять ей криминал, хотя мы занимались им нелегально, а Ирэн официально числилась у меня инспектором по чистоте коммерческих сделок (в сокращенном варианте – инспектор по чистоте). Не могу сказать, что работала она с упоением, которое так ценят начальники в подчиненных. И деньги на жизнь она зарабатывала не у меня, а в юридической консультации. Это была загадка – почему она каждое утро с педантичной точностью приходила в агентство и начинала рабочий день с того, что готовила мне кофе.
Может, она была влюблена в меня?
Я кинул взгляд на стекло. Ирэн не могла меня видеть, но ее глаза были устремлены в мою сторону: она чувствовала мое присутствие рядом и мысленно спрашивала: ты слушаешь нас? может быть, пригласить ее к тебе? Свет от настенного бра, падающий на ее лицо, смыл все тени, и матовая кожа Ирэн с ровным кофейным загаром представлялась мне чем-то вроде полотна художника, который успел нарисовать лишь выразительные, чуть раскосые сливовые глаза да ярко-красные губы с идеальным контуром. Высокий лоб Ирэн, который обычно свойственен натурам целеустремленным и деловым, был ошибкой природы. Ирэн была далека от стремления сделать себе карьеру. Скорее всего, ей просто доставляло удовольствие играть роль сотрудницы сыскного агентства, и с этой ролью она неплохо справлялась. В самом деле, складывалось впечатление, что имеешь дело с серьезной дамой, наделенной мужскими чертами и деловой хваткой. Но мне было хорошо известно, что истинная суть Ирэн – в игре. И нет у нее никаких мужских черт и деловой хватки. Ирэн была взбалмошной и довольно легкомысленной девчонкой (мне хотелось называть ее именно девчонкой, несмотря на ее двадцать восемь лет!), и она была ранима и авантюрна, любила вино, шумные компании, полуночные бдения и детские игры. Она мне нравилась. С Ирэн я всегда общался без напряжения: я бы сказал, что общение с ней действовало на меня успокаивающе, как сеанс релаксации. Ирэн поглощала мои нервные молнии или вспышки злости так же, как космические черные дыры поглощают свет, – отрицательная энергия попросту растворялась в ней и исчезала бесследно. Наверное, потому я так любил безобидно подшучивать над ней и получать ответные уколы, ибо эта нежная игра никогда не перерастала в конфликт.
Я снова заглянул в холодильник – нет ли там напитка с более выразительным вкусом и эффектом? Например моего любимого красного вина урожая 1989 года – именно того года, когда я только вернулся из Афгана домой: худой, с больной печенью и раненой ногой, без денег в кармане и перспектив их иметь. Но моего любимого вина, как, собственно, и нелюбимого, в холодильнике не оказалось, и я вернулся в кресло. Не успел я нацепить очки и просмотреть первый счет, как Ирэн вошла ко мне.
– Ты все слышал? – спросила она, прикрыв за собой дверь, и кивнула на стекло. Незнакомка, не догадываясь о том, что за ней подсматривают, встала с дивана и принялась прохаживаться по комнате, кидая любопытные взгляды на столы, заваленные рабочим мусором.
Я снял очки. Почему-то я стыдился носить их при Ирэн.
– Я увидел твои тоскливые глаза, и мне этого стало достаточно.
– Летом ты становишься ленивым, как откормленный кот, – заметила Ирэн и по своей милой привычке присела на край моего стола. – По-моему, дело интересное.
– Лень – это не порок, а признак благополучия, – отпарировал я, слегка задетый не совсем удачным сравнением с откормленным котом. – Если человек ленится работать, значит, он вполне удовлетворен жизнью, свободой и своим положением.
Ирэн, в свою очередь, пришлось не по душе мое заявление об удовлетворенной жизни и свободе. Ей очень хотелось, чтобы меня, как и ее, угнетали одиночество, холостяцкая квартира, отсутствие семьи и детей. Она на мгновенье задумалась, как бы ловчее и больнее ущипнуть меня еще раз, но я отвлек ее: не поднимаясь из-за стола, снова открыл дверцу холодильника. На сей раз я посмотрел в его пустое нутро, словно в зимнюю тундру. По печальному выражению моего лица Ирэн должна была догадаться, что я не прочь выпить вина. Она знала, какое из красных вин я предпочитаю, знала, что 1989 год для меня особенный, что употребление вина именно этого года для меня является своеобразной традицией, ритуалом, данью памяти… И потому всегда держала в нижнем ящике своего стола заветную бутылочку.
– Одно плохо: она не может сейчас заплатить нам, – произнесла Ирэн, глядя вовсе не на меня, а сквозь стекло на клиентку, которая торопливо просматривала бумажки, раскиданные на столе. – Но мы можем взять с нее расписку.
– У меня складывается впечатление, что внешность этой дамы намного интереснее, чем дело, с которым она пришла к нам, – сказал я, с опозданием понимая, что раскрутить Ирэн на вино теперь будет еще труднее.
– Интересная внешность? – фыркнула Ирэн, не сводя глаз с посетительницы. – Она напоминает мне малярную кисточку, которую после работы забыли отмыть… Однако какая она наглая!.. Ты посмотри, посмотри! Она читает письмо от моего бойфренда!
Реплику про бойфренда я не мог оставить безнаказанной.
– Да, прическа у нее ужасная, – тотчас ответил я, – зато фигура неплохая.
Ирэн так резко повернула голову в мою сторону, что ее волосы, подобно вуали, закрыли лицо.
– Я всегда знала, что у тебя дурной вкус.
Все, о вине урожая 1989 года, как, впрочем, и рожденных в другие годы, теперь можно забыть. Что ж, обойдусь. Тем более что оно наверняка теплое, как чай в столовке. Ненавижу теплые вина!
– И что интересного она тебе рассказала? – как ни в чем не бывало спросил я.
Ирэн встала со стола, прислонилась спиной к стеклу, чтобы я не мог видеть нашу посетительницу, сложила на груди руки и скрестила ноги. Теперь она напоминала средиземноморскую сосну с крученым стволом.
– История любви и разлуки, – ответила Ирэн. – Кто-то что-то напутал или в военкомате, или в воинской части, в общем, эта дамочка потеряла своего возлюбленного, который служит в армии.
– Военными проблемами мы не занимаемся, – отрезал я.
– Я так ей и сказала. Но она очень просит, чтобы мы ей помогли. Обещает через два-три месяца прилично заплатить.
– Прилично – это сколько?
– Она не уточнила.
Мы немного помолчали. Ирэн продолжала греть спиной стекло и изображать сосну, вовсе не замечая, что посетительница переместилась в другой конец комнаты и снова попала в поле моего зрения. Теперь она изучала стеллаж, на котором стояли подшивки с документами.
– Лень – это нормальное состояние всякого животного, – вдруг вернулся я к исчерпанной и вроде закрытой теме. – Животное лениво, когда сыто. В это время оно переваривает пищу, греется на солнышке, играет с детенышами или спаривается.
Ход моих мыслей понравился Ирэн. У нее даже глаза заблестели. Но я немедленно вернулся к делу:
