Я попробовал, но, конечно, смог проникнуть туда лишь кончиком языка, она же смеялась, утверждая, что ей ужасно щекотно, но продолжала держать руки у моего лица. Эта забава оказалась необычайно возбуждающей, и я стал опасаться, что сейчас мы, не считаясь ни с чем, займемся любовью.
— Да, ты прав, я еще не готова, — засмеялась она и спрятала руки под легкое покрывало, которое, по случаю теплой ночи, использовала вместо одеяла.
— Не бойся, я уже образумился и теперь за себя ручаюсь.
— Зато я за себя не ручаюсь. Давай лучше поговорим.
— Хорошо. Расскажи, что еще ты хотела мне показать?
— Насколько я помню, ты не выразил энтузиазма по этому поводу.
— Я же говорю — это был другой человек. На самом деле он не опасен и не так плох, как кажется. Он просто еще ребенок.
— Да, да, я пошутила. Я это поняла, но не сразу. А другие на замечают, что в тебе живет не один человек?
— Нет, ты первая. И единственная, с кем я могу об этом говорить. Наверное, это относится к шизофреническому кругу явлений?
— Формально — да… но не знаю… человек — явление многослойное и устроен гораздо сложнее, чем принято думать. И скажи: давно с тобой это?
— В расплывчатой форме — давно, а в такой явной, как сейчас, — года три. А ты мне вот что скажи, раз уж ты меня раскусила, — это тебе не противно?
— Нет конечно. Не ручаюсь за будущее, но сейчас — ты мой нейродонор, то есть существо, биологически предельно близкое. Да и мне ли воротить нос, когда и сама я — монстр? Мы с тобой два сапога пара. — Ее лицо стало неподвижным, и зрачки глаз вдруг исчезли, открывая черные дырочки в неведомый ночной провал.
Я один раз уже это видел и испытывал сейчас не испуг, а жалость. Склонившись над ней, я стал осторожно целовать эти странные глаза, предназначенные, казалось, для другого, быть может даже не человеческого, лица.
Когда ее лицо снова стало лицом сногсшибательной девчонки с яркими сияющими глазами, она благодарно кивнула и прижалась щекой к моей ладони.
— Существо, биологически близкое… я тоже думал об этом. Не хочешь ли ты сказать, что у нас с тобой происходит нечто вроде инцеста?
— Считай, так, — засмеялась она беззаботно и — может быть, мне почудилось — даже чуть злорадно. — Ты бываешь иной раз серьезен, как прирожденный клоун. Я тебя утешу, дружок: снявши голову, по волосам не плачут.
— Насчет снятия головы — я бы не хотел, чтобы это стало для нас постулатом…
— Ты это что, специально? — Она задохнулась от смеха. — Ты уморишь меня, давай о другом… Лучше вот что скажи: о каком Пальце ты думаешь время от времени? Для тебя это больное. Оно не связано с этим? — Она коснулась безымянного пальца моей правой руки, где отсутствовала последняя фаланга.
— Связано. И я тебе все расскажу, но, если позволишь, потом. Поверь мне, история настолько омерзительная, что не стоит ее впускать в наш с тобой сегодняшний мир… Так все-таки, что же ты хотела мне показать?
— Голограмму. Подлинный зрительный образ из подлинного сна, наш коронный демонстрационный объект… Ну вот, я снова полна сил и энергии. — Она села на кровати и попыталась застегнуть на платье верхнюю пуговку, но при этом почему-то расстегнулись все остальные.
15. ДОКТОР
Организм, по причине бессознательного развития, создал патологические органы: орган обоняния стал органом насморка, два главных органа выделения экскрементов и мочи суть органы патологической морфологии.
Смертность — органический порок человека и животных, морфологический, а не функциональный только.
Проснулся я оттого, что косой, еще прохладный луч солнца ударил мне в лицо. Я дотянулся до своих ручных часов — стрелки показывали половину шестого. Полины рядом не было. Ужасно хотелось отодвинуться от солнечного луча и заснуть снова, но я сел на кровати и стал одеваться.
Тотчас появилась Полина:
— Хорошо, что ты сам проснулся, жалко было тебя будить. Впрочем, ты проспал чуть не два часа.
— Я готов и сто два.
— Столько не обещаю, но чуть позже шесть-семь гарантирую. Полагаю, ты в порядке?
— А ты?
— О! Я? Мне хватает и получаса пока что. Ты же знаешь… Лаборанты приходят к восьми, и до них мы успеем управиться со всеми делами. А потом заберемся сюда, как в берлогу, и будем спать беспробудно до вечера.
Заметив мою скептическую усмешку, она добавила рассудительным тоном:
— Разумеется, придется заниматься любовью. Но время идет, и мы в этом деле будем уже поспокойнее, — она скорчила гримасу, — ну примерно как средние сексуальные маньяки.
От нее исходили беспредельные жизнерадостность и энергия.
— Идем. — Она взяла меня за руку, и мы чуть не бегом вылетели из комнаты, а по винтовой лестнице спускались вприпрыжку, так что я едва поспевал за ней, опасаясь поскользнуться на гладких металлических ступеньках.
Внизу, все так же держа за руку, она провела меня наискосок через всю лабораторию к небольшой, обозначенной на полу черным кругом площадке, отгороженной от окон темными экранами и обставленной вокруг электронными приборами, как и всё в этой лаборатории, заграничными и ультрасовременными.
Она заранее подготовила аппаратуру к работе, на панелях мигали сигнальные лампочки, и слышалось тихое, низкого тона, гудение.
— Главное, не упади в обморок, — предупредила она со смешком, нажимая на одном из пультов комбинацию из нескольких кнопок.
Несмотря на ее предостережение, я ощутил испуг и невольно отпрянул. Над центром черного круга, передо мной, на уровне глаз внезапно повисло в воздухе нечто большое, массивное, яркое. В первый миг показалось, что это обнаженный женский торс, но на самом деле эта штука была сложнее. Она, точнее, ОНО представляло собой некую композицию из разных частей женского тела… я затруднялся ЭТО назвать, скульптуру какую-то, что ли…
— Сюрреалистическую, — подсказал откуда-то издалека голос Полины.
— Не люблю я таких слов, — проворчал я, — но мне это кажется, скажем так… гнусно- завораживающим.
— Тоже недурно… для сыщика, — откомментировала Полина, и я понял: она дразнит меня нарочно, чтобы помочь справиться с растерянностью.
Длиной, вернее, высотой оно было побольше метра, а в поперечнике соответствовало человеческому телу. В средней, самой широкой части изделия доминировало пышное левое бедро, странно, но достаточно органично переходящее в расположенную на месте другого бедра ягодицу, так что лобковый треугольник волос размещался уже на ней, а наружные половые губы, раздражающе-кровавого цвета, находились на внутренней стороне бедра, несколько ниже и сбоку своего штатного места. Ниже имелась полноватая, но весьма недурной формы нога, концы пальцев которой расплывались и стекали в пространство, вниз, пучком истончающихся линий, словно отделившийся от холста мазок кистью. Наверху бедро и ягодица продолжались асимметрично деформированным торсом, так что правая грудь оказалась выше левой и
