Машина везет нас сонными улицами. Еще темно, но в окнах горит уже свет, люди собираются на работу. Я помню, как ужасно вставать по утрам, идти в душ, он колется, голова болит, и больше всего хочется, чтобы грянул апокалипсис и мир провалился поглубже, тогда можно будет выспаться. Еще и за это я ненавижу осень и зиму — за темные утренние часы.
— Проходите, пожалуйста.
Нас ведут мимо детекторов и таможенников. Это хорошо, я не люблю, когда кто-то прикасается к моим вещам — кто знает, что там за микробы на чужих руках, а может, даже грибок! Слисаренко ведет нас к самолету. Честно говоря, я считала, что самолет должен быть побольше.
— Не бойтесь, Лиза. Я же с вами!
Как будто его присутствие поможет, если этот «лайнер» решит упасть.
— А тут есть парашюты?
— Есть. — Слисаренко смеется. — Но прыгать нам не придется, уверяю вас.
Одно утешает: в салоне только мы втроем и стюардесса. Ну, и пилоты — в кабине конечно. Никаких тебе арабов с килограммом взрывчатки в штанах, никаких террористов... хотя кто-нибудь из пилотов может сочувствовать талибам... Я просто боюсь летать. Если бы бог хотел, чтобы мы летали, дал бы нам крылья.
— Перестань накручивать себя. — Рыжий берет меня за руку. — Стыд какой, ты взрослая девочка!
— Я хочу стать еще взрослее, а если мы упадем...
— Смотри, нам несут завтрак. Лиза, держи себя в руках.
— Я голодная!
— Ты просто нервничаешь.
По мне, так это одно и то же.
Бонн вряд ли нравится мне сейчас, а вот весной — возможно. Тут не такой пронзительный ветер, хотя он, наверное, просто заблудился между зеркальными небоскребами, не знаю. Неба не видно. Я не люблю, когда нет неба, возникает чувство замкнутого пространства.
— Как тебе это, Вадик?
— Ничего. — Рыжий озирается вокруг. — Немного похоже на искусственную елку. Вроде бы такая же, как настоящая, — а не то.
— Точно. Но по магазинам я пройдусь. Сравню цены, погляжу.
Мы едем в лимузине, который подали для нас прямо к трапу. Слисаренко о чем-то говорит со своим местным коллегой, а я рассматриваю вид из окна. И мне почему-то ужасно хочется оказаться в нашем сельском доме, и чтобы подсолнухи заглядывали в окна, а наглый соседский кот сидел на столе, засунув пушистую усатую мордочку в кастрюлю с котлетами. Наверное, это ностальгия настигла, но как-то слишком быстро.
— Летом надо дорожки на даче цементировать. — Рыжий тоже загрустил. — Знаешь, малыш, я хочу домой.
— Я тоже. Но здесь может быть интересно, просто мы ничего еще не видели.
— Наверное, ты права.
Мы едем по городу. Мне даже не верится, что так быстро можно оказаться в чужой стране, и при других обстоятельствах я бы порадовалась этому, но не сейчас. Машина остановилась на сигнал светофора рядом с небольшим кафе. В окно видно, что в зале сидят пожилые женщины, стильно одетые. Они пьют кофе и о чем-то разговаривают, смеются. Вот молодая мамаша катит коляску, в которой сидит ребенок в яркой курточке. А вот продавец сосисок — толстый, в белом фартуке. Интересно, какие на вкус местные сосиски? Надо попробовать. Машина движется дальше. Витрины, реклама, дома, люди, старик на скамейке газету читает, трубка дымит, как вулкан. Мимо него на роликах едут подростки — смеются, болтают... Здесь все не так, как у нас. Люди улыбаются, а старики спокойны и вполне счастливы.
— Ты видишь, Рыжий? Здесь люди не ждут постоянно беды. Черт, мы же с тобой мутанты, не замечаем, что живем в постоянном напряжении, превратившись в параноиков. Вспомни лица людей на наших улицах, настороженные взгляды... Здесь другая жизнь. Как нарисованная.
— Я уверен, что и у этих людей полно проблем.
— Но они не глобальные и решаемые. Ой, смотри, фонтан! И голуби. Я бы хотела тут побродить, посмотреть.
— У тебя будет такая возможность.
— Надеюсь. Сходим с тобой в кафе, попробуем местных пирожных. Среди толпы побудем. Думаешь, мы сильно от них отличаемся?
— Анатомически — нет. — Рыжий о чем-то напряженно думает.
— Но я сразу узнаю наших в любой толпе. — Слисаренко решил поддержать наш разговор. — Вы правы, Лиза. У нас в глазах — постоянное напряжение и ожидание неприятностей. Генетика, ничего не поделаешь.
— Мне всех нас жаль. Мы как пауки в банке, уничтожаем друг друга. Зачем, хотела бы я знать? Думаю, с нами что-то не так — в смысле видения мира.
Рыжий качает головой. Мне ужасно хочется спать, я очень устала.
— Я обо всем договорился, — сообщает Слисаренко. — Мои коллеги из Интерпола и из местного управления по борьбе с оборотом наркотиков нам помогут. Только, Лиза, прошу — держите себя в руках. Вам придется тяжело.
— Знаете, полковник...
— Меня, кстати, зовут Виталий Андреевич.
— Это все равно, ни к чему церемонии. Я вот что хочу сказать. Мне их деньги не нужны, я не нищенка, у меня есть кусок хлеба в руках. И я думала все время — пусть бы они подавились своими деньгами, но сейчас уже нет. Просто назло, понимаете? Они разрушили мою жизнь из-за своей жадности.
— Я отлично вас понимаю. Лиза, эти деньги принадлежат вам по праву рождения. В первом варианте завещания в вашу пользу тоже была отписана немалая сумма — Клаус Вернер всегда помнил, что вы есть на свете. Но теперь... Все, приехали.
— А что здесь?
— Это отель, немного отдохнем. Операция начнется через четыре часа.
— Так вы хотите сказать...
— Да. Ни адвокаты, ни Анна, ни ее сын — никто пока не знает, что произойдет. Вам придется импровизировать. Это будет нелегко, но мы должны пойти до конца. А без вас это дело не закончится, потому я прошу вас быть сильной и не терять присутствия духа. Я уверен, вам это под силу.
Что ж, так даже интереснее. Я хочу присутствовать на затеянном спектакле, я имею на это право. Я хочу понять, как видят мир люди, для которых вся жизнь — кошелек в загашнике. Или они его вовсе никак не видят?
Адвокатская контора «Ойлер и Мюллер» занимает три этажа в небоскребе. Насколько я поняла из разъяснений Слисаренко, выше этой конторы — только Господь Бог. Могу себе представить размер их гонораров.
— Мы не стали говорить с адвокатами, ведущими ваше дело, у них свои расчеты, они проводили собственное расследование — но я не знаю, что они нарыли — у нас нет на них влияния. — Полковника заметно раздражает это обстоятельство. — Я, конечно, все понимаю, но мне кажется, что тут с демократией немного перегнули палку. Они не станут сотрудничать с нами, даже если мы попросим, так что сделаем все по плану.
— Если они сделают исключение для кого-нибудь, им перестанут доверять клиенты. — Рыжий хмуро разглядывает холл. Поспать нам так и не удалось.
— Это понятно, но у нас особенный случай. Лиза, вы бледны как смерть.
— Спасибо, полковник, вы тоже неважно выглядите. Как там ваша супруга?
— Вы невыносимы.
