роскошный наряд.
Супруги не оставались в Лондоне — буквально через полтора часа после церемонии они покинули Карлтон-Хаус и отправились в поместье Отлендс в графстве Суррей, принадлежавшее тогда дяде Шарлотты, герцогу Йоркскому, чтобы провести там свой медовый месяц.
Этот день вместе с ними праздновала вся страна — проводились балы, давались представления, в честь молодых слагались стихи…
На совместное счастье им было отведено чуть больше года.
Великий князь Николай Павлович и принцесса Шарлотта-Фредерика-Луиза-Вильгельмина Прусская
1 июля 1817 года
1 июля 1817 года венчался великий князь Николай Павлович, третий сын императора Павла I и будущий император всероссийский Николай I. Невесте его, будущей русской императрице Александре Федоровне, урожденной принцессе Шарлотте-Фредерике-Луизе-Вильгельмине Прусской, в тот день исполнилось девятнадцать лет. Она была прелестна, очень кокетлива и очень мала ростом, изящна и казалась субтильной, несмотря на крепкое в общем-то здоровье. С рослым и статным Николаем Павловичем они являли собой картинно-красивую пару.
Александра Федоровна оставила после себя мемуары, надеясь, наверное, сравниться с Екатериной Великой, написавшей «Роман одной императрицы», но в этих мемуарах, как в капле воды, предстает весь ее женский характер, как сплав инфантилизма, эгоизма, легкомыслия и романтичности. Из этой книги читатели могут посмотреть изнутри на некоторые подробности великокняжеских свадебных торжеств.
Александра Федоровна хорошо запомнила свое торжественное прибытие в Россию и знакомство с семьей будущего мужа: «Весь Двор был, кажется, собран в садике, но я ничего не различала. Помню только прекрасные розаны в полном цвету, а особенно белые, которые тешили мой взор и как бы приветствовали меня. Так как фургоны с моей кладью еще не прибыли, то мне пришлось явиться на большой обед в закрытом платье, весьма, впрочем, изящном, из белого граденапля, отделанном блондами, и в хорошенькой маленькой шляпке из белого крепа с султаном из перьев марабу. То была самая новейшая парижская мода. Сколько раз впоследствии мне говорили о моем первом появлении в этой галерее! Юную принцессу осматривали с головы до ног и нашли, по-видимому, не столь красивой, как предполагали. Но все любовались моей ножкой, легкостью моей походки, благодаря чему меня даже прозвали “птичкой”». От Шарлотты требовалось переменить веру с лютеранства на православие, что, конечно же, явилось бы тяжелым потрясением для любой романтической героини, а поскольку прусская принцесса считала себя таковой, она выразительно страдала, прежде чем смогла смириться со своей печальной участью: «С этого дня вплоть до 24 июня я, когда оставалась одна, не переставала плакать — уж очень тягостна была для меня перемена религии — она сжимала мне сердце! В молитве, однако же, я нашла то, что одно может дать спокойствие, читала прекрасные назидательные книги, не думала о земном и была преисполнена счастием приобщиться в первый раз святых тайн. 24 июня я отправилась в церковь; ввел меня туда император. С грехом пополам прочла я Символ веры по-русски; рядом со мною стояла игуменья в черном, тогда как я была одета вся в белом, с маленьким крестом на шее, я имела вид жертвы. На следующий день, 25 июня, совершилось наше обручение. Я впервые надела розовый сарафан, бриллианты и немного подрумянилась, что оказалось мне очень к лицу. Горничная императрицы, Яковлева, одела меня, а ее парикмахер причесал меня; эта церемония сопровождалась обедом и балом с полонезами».
После перехода в православие Шарлотта — теперь уже Александра Федоровна — с душевным облегчением могла целиком отдаться приготовлениям к свадьбе. Это время она также затратила с пользой, сумев совершенно очаровать своего нареченного. Многие современники вспоминали, что великий князь Николай Павлович отчаянно влюблен в свою невесту, что было в общем-то редкостью даже большей, чем супружеская любовь среди членов царской фамилии.
Александра Федоровна вспоминала: «Приближалось воскресенье 1 (13) июля — день нашей свадьбы. Мой жених становился все нежнее и с нетерпением ожидал дня, когда назовет меня своей женой и поселится в Аничковом дворце. Накануне 1 июля, который был в то же время и днем моего рождения, я получила прелестные подарки, жемчуг, бриллианты; меня все это занимало, так как я не носила ни одного бриллианта в Берлине, где отец воспитал нас с редкой простотой. С каким чувством проснулась я поутру 1 июля! Мои прислужницы-пруссачки убрали мою кровать цветами, а добрая Вильдермет принесла букет из роскошнейших белых роз. Я не хочу здесь распространяться о своих личных впечатлениях, но в этот день невозможно пройти их молчанием. Меня одели наполовину в моей комнате, а остальная часть туалета совершилась в Бриллиантовой зале, прилегавшей в то время к спальне вдовствующей императрицы. Мне надели на голову корону и, кроме того, бесчисленное множество крупных коронных украшений, под тяжестью которых я была едва жива. Посреди всех этих уборов я приколола к поясу одну белую розу…»
Белый цветок среди драгоценностей — еще одна дань немецкой сентиментальности. Есть такая примета: белый цветок, освященный во время службы в церкви, приносит счастье в любви, если его положить под подушку в первую брачную ночь. Наверняка Александра Федоровна положила под подушку свою уже основательно подувядшую за день белую розу… Видимо, в ее случае примета сработала: во всяком случае, мало кто из русских императриц был так счастлив в браке, как она.
Герцог Максимилиан Лейхтенбергский и Великая княжна Мария Николаевна Романова
2 июля 1839 года
Великая княжна Мария Николаевна — в семье ее звали Мэри — родилась 6 августа 1819 года. Она была вторым ребенком в семье великого князя Николая Павловича и великой княжны Александры Федоровны и первой их дочерью.
По характеру Николай I и его старшая дочь тоже были очень схожи. Оба — решительные, упрямые, сильные и несгибаемые. Император был человеком мрачным, несколько тяжеловесным и не умел менять принятые решения. Его дочь отличалась от него тем, что совершенно не терпела несправедливости и готова была до конца отстаивать то, что считала правильным. Придворная фальшь вызывала у нее отвращение. Среди близких ей людей великая княжна Мария Николаевна старалась быть предельно искренней… Даже тогда, когда это могло принести боль и близким, и ей самой.
Чем старше становилась Мария, тем больше отец с ней считался — и тем сильнее ее любил. Мария не раз подавала ему повод для гордости. Ольга Николаевна вспоминала, как императорская семья ездила в Москву и как, прежде чем покинуть Первопрестольную, ее старшая сестра высказала «блестящую мысль»: «…чтобы мы, сестры, из собственных сбережений, по примеру наших предков, учредили какой-либо общественный фонд; начальные училища для девочек оказались необходимыми. Был учрежден Дамский Комитет, пожертвования со стороны предпринимателей и купцов не заставили себя ждать, так что в течение только одного года были учреждены 12 школ в разных частях города, которые назывались “Отечественные Школы” и прекрасно работали!»
В общем, ум у Марии Николаевны был вполне государственный. Она могла бы стать достойной женой любому европейскому правителю… Но сама для себя выбрала другую судьбу.
Когда праздновали шестнадцатилетие великой княжны Марии Николаевны, ее отец, император
