браке, о том, что верность покойному супругу можно хранить десятилетиями, до самой смерти…
Но всё это было впереди, а тогда, в октябре 1839 года, Виктории самой пришлось делать предложение Альберту Саксен-Кобургскому и Готскому, ведь она была королевой и по положению гораздо выше его. Вспоминая те дни, она потом скажет: «Увы, увы, бедная королева снова в сложной ситуации…» Да, она была королевой, но вместе с тем и юной женщиной — это её должны были добиваться, это у неё должны были просить руки и сердца! Однако и влюблённая Виктория, и Альберт сумели справиться с деликатной ситуацией: «Он пришёл в комнату, где я ожидала его в одиночестве. Через несколько минут я сказала ему, что он, должно быть, догадывается, почему я хотела его видеть, и что он сделает меня чрезвычайно счастливой, если согласится с моим желанием (то есть женится на мне). Он совершенно не колебался, наоборот, предложение было принято с выражением нежных чувств и сердечности. Он — само совершенство; во внешности, во всём. Я сказала ему, что недостойна его. Он ответил, что будет счастлив провести жизнь рядом со мной».
На следующий день Альберт отправил письмо другу семьи, барону Штокмару: «Я пишу тебе в один из счастливейших дней своей жизни, чтобы рассказать лучшую новость из всех возможных. ‹…› Виктория так добра и мила со мной, что зачастую мне кажется — я не заслуживаю такой любви.‹…› Нет, сейчас я не могу продолжать писать, мои чувства в смятении».
А в «Gazette» 23 ноября 1839 года была опубликована декларация королевы, с которой она обратилась к своим министрам и о которой теперь узнала вся страна:
«Я призвала вас сегодня, чтобы ознакомить с решением, которое серьёзно связано с благополучием моего народа, и с моим собственным счастьем в будущем.
Я намереваюсь вступить в брак с принцем Альбертом Саксен-Кобургским и Готским. Будучи под глубоким впечатлением от важности союза, который я собираюсь заключить, принимаю это решение после серьёзных размышлений и чувствую глубокую уверенность в том, что Господь Всемогущий благословит этот брак и он станет источником моего личного счастья и послужит интересам моей страны.
Я сочла уместным дать вам знать о моём решении как можно раньше, поскольку это дело чрезвычайно важно и для меня, и моего королевства и, как убеждаю я себя, будет благосклонно принято моими любящими подданными».
До свадьбы предстояло решить ещё немало вопросов — и положение, которое будет занимать Альберт при дворе (будь на то воля Виктории, она с радостью сделала бы его, как говорили, королём- консортом, но он стал всего лишь принцем-консортом), его денежное содержание, его права и обязанности — словом, сотни разных вещей. Альберт писал матери: «За исключением отношений с королевой, у моего будущего положения есть свои отрицательные стороны, и небеса не всегда будут голубыми и безоблачными. Но в жизни на шипы натыкаешься постоянно, и осознание того, что ты можешь использовать свои силы для такой великой цели, как принести добро столь многим людям, несомненно, поддержит меня».
Но все проблемы меркли перед сияющим будущим, которое, как казалось жениху и невесте, их ожидает. И в немалой степени их мечты сбылись — вместе они действительно стали счастливы.
Вот письмо, которое утром 10 февраля 1940 года, в день свадьбы, королева Виктория отправила жениху:
«Любимый,
Как Вы, хорошо ли спали? Я отдохнула очень хорошо и чувствую себя сегодня отлично. Ну и погода! Я надеюсь, правда, что дождь прекратится.
Мой дорогой и любимый жених, пошлите мне записку, буквально одно слово, когда будете готовы.
Навсегда Ваша,
А Альберт в то же время писал матери: «Меньше чем через три часа я буду стоять перед алтарём рядом с моей милой невестой. В этот торжественный момент я должен вновь просить твоего благословения, которое, я уверен, получу и которое будет охранять меня.
Я должен заканчивать. Благослови меня, Боже!»
День свадьбы стал одним из счастливейших дней в жизни Виктории, и вот что записала она в своём дневнике: «Встала без четверти девять. Спалось хорошо. Завтракала в половину десятого. До этого зашла мама и принесла мне букетик из флёрдоранжа. Моя добрейшая Лецен дала мне маленькое колечко. ‹…› Меня причесали и надели на голову венок из флёрдоранжа. Виделась с Альбертом наедине — в последний раз, как с
Сама Виктория выглядела тоже очаровательно, ещё бы — королева-невеста! Её свадебному платью предстояло сыграть в истории свадеб немалую роль.
До XIX века невесты вовсе не обязательно обзаводились особым платьем для церемонии, им могло послужить просто самое нарядное платье. Или же, если платье всё-таки специально шили, его потом могли надеть на любое другое торжественное событие, тем более что платья могли быть самых разных цветов. Сохранился даже английский стишок-поговорка, объясняющий выбор невестой определенного цвета платья. Примерный перевод звучит так: «Белое — выбрала правильно, голубое — любовь будет настоящей, жёлтое — стыдится жениха, красное — предпочла бы умереть, чёрное — хотела бы вернуться, серое — будет далёкое путешествие, розовое — он всегда будет думать о тебе, зелёное — невеста не хочет (стыдится), чтобы её видели».
Весьма часто, когда речь заходит о белых, ставших классическими, свадебных платьях, можно услышать, что всё началось со свадьбы королевы Виктории. Это не совсем так. В белых платьях или в белых с серебром выходили замуж и до того, скажем, Анна Бретонская — за французского короля Людовика XII в 1499 году, Мария-Луиза Австрийская, вторая супруга императора Наполеона, в 1810-м. А начиная с 1790-х годов, когда мода резко пошла по пути упрощения, и вместо громоздких платьев женщины начали носить простые платья с завышенной талией, а самой распространённой тканью стал белый муслин, свадебные платья тоже, соответственно, чаще всего бывали белыми.
Однако именно благодаря королеве Виктории белый цвет этих платьев не просто входит в моду, он постепенно вытесняет все другие цвета. Очень часто цитируют американский журнал «Godey’s Lady’s Book» за 1849 год, в котором по поводу свадебной моды говорилось следующее: «Согласно обычаю, сохранившемуся с древнейших времён, самый подходящий цвет — белый. Белый — символ невинности девичества и чистого сердца, которое дева отдаёт избраннику».
Именно таким и было платье Виктории, сказочное платье королевы. Вот как описывала его в дневнике она сама: «На мне было белое атласное платье с очень пышным воланом из хонитонского кружева, такого, как делали в старину. Я надела моё турецкое бриллиантовое колье и серьги, а также чудесную сапфировую брошь от Альберта».
Платье было сшито из шёлкового атласа сливочного цвета. Плотно облегающий корсаж с глубоким и широким декольте, открывающим плечи, короткие рукава, заострённый мыс спускался на пышную, в складках, юбку; почти двухметровый шлейф (забавная деталь — как вспоминала затем леди Вильгельмина Стэнхоуп, одна из подружек невесты, оставившая подробное описание этого дня, шлейф оказался слишком коротким, чтобы все двенадцать подружек могли спокойно его нести, поэтому девушки буквально сгрудились за королевой и двигались, наступая друг другу на подолы).
Платье было одновременно и нарядным, и нежным, и не чересчур пышным, как того требовала
