— Пролетел над четырнадцатью деревнями, — донесся далекий голос Огилви. — Как только они не помрут со скуки от своего ползанья? Лечу к городу, который вижу на горизонте.
Специалисты по контактам уже стояли возле трапа, вооруженные толстыми пачками карт. Это было их единственное оружие. Считалось, что бросающаяся в глаза незащищенность контактеров должна вызывать к ним доверие со стороны инопланетян.
Практика многократно подтверждала эту теорию. Правда, на одной планете туземцы все же сожгли контактеров вместе с картами Кина.
— А как быть нам? — спросил у коммодора Уолтерс. — Брать оружие или не брать?
— Рискнем явиться к ним безоружными, — решил Лей. — Раса, у которой хватает мозгов, чтобы строить железные дороги и ездить в поездах, должна сообразить, чем может для них кончиться попытка захватить нас в плен. И потом, пока длятся наши переговоры, копуши будут находиться под прицелом корабельных орудий.
— Что-то я не верю в их способность мыслить в нашем ключе, — сказал социолог. — Цивилизованность — не больше чем оболочка, и за ней может скрываться отъявленное коварство. Достаточно вспомнить планеты в системе Сириуса. — Он усмехнулся: — Зато я верю в быстроту собственных ног. Пока эти краснолицые начнут меня окружать, я уже буду далеко от их поезда.
Лей тоже улыбнулся, и они начали спускаться по трапу. И снова экипаж «Громовержца» приник к иллюминаторам.
Орудийные расчеты замерли возле пушек, понимая, что дула орудий сейчас годятся лишь для устрашения копуш. Стрелять по поезду было опасно: можно было ненароком задеть кого-то из своих. Вот разворотить рельсы впереди и позади поезда — другое дело. Тогда уже точно поезд никуда не двинется, и копуши испытают на себе могущество землян. Хотя видимые признаки опасности и отсутствовали, среди старших офицеров корабля все равно сохранялось какое-то нервозное возбуждение. Те по собственному опыту знали, насколько обманчивой бывает мирная обстановка на чужих планетах.
Когда шестерка землян достигла железной дороги, поезд находился от них в двухстах ярдах. Лей решил идти навстречу составу. Поскольку поезд не имел локомотива, кабина машиниста находилась в головном вагоне. За ее широким стеклом (или прозрачным пластиком) виднелась фигура машиниста. Обе его руки лежали на кнопках управления. Машинист, конечно же, видел стоящих на рельсах шестерых землян, однако его руки не сдвинулись ни на дюйм.
Лей первым достиг дверцы кабины и потянулся к ручке. Неужели у копуш и машинисты набирались из числа неизлечимо больных? Открыв дверь, коммодор приветливо улыбнулся и столь же приветливо произнес:
— Привет!
Машинист не ответил. Его глаза смотрели куда-то в сторону, а поезд продолжал ползти, увлекая за собой руку Лея. Коммодору пришлось пойти в ногу с поездом. Все это время он не сводил глаз с машиниста.
Затем голова машиниста стала поворачиваться. Лей сделал очередной шаг. Машинист еще немного повернул голову. Новый шаг. Пятерым спутникам коммодора не оставалось ничего иного, как присоединиться и пойти рядом. Это было не так-то просто: любой шаг сразу же выводил их вперед. Так что их перемещение скорее напоминало короткие прыжки с долгим топтанием на месте.
Когда голова машиниста повернулась наполовину, длинные пальцы его правой руки стали отрываться от кнопки, которую нажимали. Наконец кнопка полностью поднялась из углубления. Машинист явно предпринимал какие-то действия. Возможно, это у копуш называлось экстренным торможением.
Лей продолжал идти вровень с кабиной. Остальные пятеро двигались следом. У Паскоу на лице красовалась скорбно-разочарованная гримаса, будто он явился на похороны богатого дядюшки и только тут узнал, что покойный изменил завещание и лишил его наследства. Лей представил себе, какие издевательские и откровенно грубые шуточки отпускает сейчас в их адрес экипаж корабля.
Вопрос сохранения собственного достоинства коммодор решил довольно просто: он забрался в кабину. Правда, его телу лучше от этого не стало. Вместо шажков и подпрыгиваний Лею пришлось стоять, согнувшись в три погибели, либо становиться на колени. Последнее и вовсе никуда не годилось.
Лей не знал, сколько времени понадобилось машинисту, чтобы полностью повернуться в его сторону. Кнопка теперь поднялась окончательно. Шипение под полом прекратилось. Поезд двигался только по инерции, вероятно, уменьшенной силой тормозов. Скорость упала до дюймов, потом до долей дюйма.
— Привет! — повторил Лей, чувствуя, насколько глупо это слово звучит здесь, в кабине инопланетного поезда.
Машинист раскрыл розовый овал рта, обнажив узкие зубы. Языка внутри не было. За это время землянин успел бы выкурить половину сигареты. Лей напряг слух, ожидая услышать ответное приветствие. Изо рта машиниста не донеслось ни одного звука, членораздельного или нечленораздельного. Коммодор все же решил немного подождать, надеясь, что ответное слово не придется ждать целую неделю. Губы копуши чуть дрогнули, искривившись наподобие полудохлых червяков. И это все.
— Коммодор, поезд остановился, — окликнул Лея Уолтерсон.
Лей выпрыгнул из кабины, встал, засунул руки в карманы и стал удрученно следить за машинистом. Безучастное лицо копуши наконец-то стало приобретать признаки удивления и даже интереса. Однако интерес был апатичным, как у ленивого хамелеона, постепенно меняющего окраску.
— Тут есть еще на что посмотреть, коммодор, — толкнул Лея Паскоу, указав головой на ручки вагонных дверей. Все они утратили горизонтальное положение и со скоростью одного градуса в минуту поднимались вверх.
— Сейчас пассажиры попадают из вагонов, — сказал Паскоу.
— Помогите им открыть двери, — попросил Лей.
Хоффнагл, стоявший возле одной из дверей, услужливо повернул ручку и дернул дверь на себя. Она распахнулась вместе с пассажиром, который держался за ручку с внутренней стороны. Было ясно, что копуша вот-вот рухнет вниз. Бросив свои контактные карты, Хоффнагл проворно подхватил беднягу и поставил на ноги. Потом Ромеро, наблюдавший за этой сценой, сообщил, что через сорок восемь секунд на лице копуши начало появляться удивление.
Остальные двери земляне открывали с осторожностью проводника, которому сообщили, что в вагоне находится подозрительно тикающий предмет. Вечно нетерпеливый Паскоу решил ускорить процесс и стал попросту вытаскивать копуш из вагона и опускать вниз. Самый проворный из них через двадцать восемь секунд заметил, что каким-то образом оказался вне вагона. Возможно, еще через два часа он сумел бы разгадать эту загадку.
Вокруг опустевших вагонов стояли двадцать три пассажира. Никто из них не был выше четырех футов и никто не весил больше шестидесяти фунтов. Все копуши были нарядно одеты, но их одежда не позволяла угадать пол. Судя по почти одинаковому росту, в поезде ехали одни взрослые. Ни у кого из них земляне не заметили предметов, хотя бы отдаленно похожих на оружие.
Теперь, когда Лей сумел внимательно разглядеть копуш, он понял: при всей своей непостижимой медлительности они не были умственно отсталой расой. Их странные ярко-красные лица свидетельствовали о весьма развитом интеллекте. Косвенные доказательства земляне получили еще на орбите планеты. Настало время прямых доказательств. Время знакомства с теми, кто построил цивилизацию Этерны.
«Большой совет, — подумал коммодор, — имел все основания для беспокойства, но не в привычном для землян плане». Если все копуши похожи на тех, кто сейчас стоял возле поезда, тогда их можно счесть вполне безобидной расой. Их цивилизация никоим образом не угрожала космическим интересам землян.
И в то же время от них исходила угроза совсем иного свойства, о которой Лею очень не хотелось думать.
Разложив свои простые и понятные карты, контактеры приготовились объяснить копушам, кто, откуда и зачем пожаловал к ним в гости. Как и на любой другой планете, объяснение происходило на языке картинок и жестов, апробированном при контактах со многими инопланетными расами. Торопливый Паскоу и тут решил ускорить процесс, расставив копуш, точно сонных кукол, вокруг карт.
Тем временем Лей и Уолтерсон решили осмотреть поезд. Если пассажиры и были против подобного осмотра, им бы просто не хватило времени на какие-либо действия.
