документально. Ты дал заказу высокую степень приоритетности, что также можешь подтвердить. У тебя и фронт и тыл надежно защищены. Все, что от тебя требуется, — это пойти к Летрену и сказать: «Мне очень жаль, но джин не прибыл». А когда он начнет рвать и метать, ты закатишь глаза к небу и произнесешь только одно слово: «Земля!» Проще не бывает. С этим справился бы даже говорящий пудель.
— Я жду не дождусь, чтобы увидеть, как ты станешь избавляться от планеты Немо, — язвительно бросил ему Хенкок.
— Заметь, никто и слова не сказал насчет Немо. Ни у кого это не вызвало ни малейшего любопытства. И потому я, Джеймс Уолтер Армитидж Перселл, тоже не собираюсь забивать себе голову планетой Немо.
— Подожди, придется, — пообещал Хенкок.
Ждать Перселлу пришлось около трех месяцев. Как-то утром из стенного динамика интеркома раздался металлический голос секретарши:
— Мистера Перселла из отдела заявок и приоритетов просят подойти к одиннадцати часам в кабинет мистера Фогеля.
Хенкок взглянул на настольные часы, усмехнулся и сказал:
— У тебя осталось ровно тридцать семь минут.
— На что?
— На подготовку к смерти.
— Неужели?
— Под началом Фогеля работают девяносто два человека. Он управляет четырьмя отделами, включая группу координации поставок с Земли.
— И что тут страшного?
— У него есть странное хобби — держать под своим контролем все, что так или иначе связано с Землей. Если Фогель затребовал кого-то к себе, считай, что вызванному конец. Случаи документального доказательства собственной невиновности очень редки.
— А он, должно быть, приятный парень, — заключил невозмутимый Перселл.
— Фогель, если желаешь знать, начинал рекламщиком. Был обычным «бутербродом» и целыми днями топал по улицам, таская на себе щиты. Но он — прирожденный бюрократ. Нырнув в эту систему, он очень быстро стал продвигаться наверх. Он всегда шел по головам своих подчиненных. И до сих пор идет. Не люблю я его, — сердито добавил Хенкок.
— Это чувствуется, — равнодушно ответил Перселл.
— Его почти никто не любит. Летрену становится плохо от одного его вида.
— Ну и что? Думаю, он тоже не в восторге от Летрена.
— Фогель любит только власть и стремится скакнуть как можно выше.
— Х-м-мм! — только и ответил Перселл.
Немного подумав, он куда-то вышел и отсутствовал минут двадцать. Вернувшись, он опять погрузился в размышления.
— Где ты был? — спросил Хенкок.
— В бухгалтерии.
— Поторопился получить жалованье, пока тебе его не урезали?
— Нет. Хотел еще раз убедиться, что сто пять равны тысяче семьсот.
— Даже если эта бессмыслица что-то значит, она тебя не спасет.
Хенкок прекратил работать и не сводил глаз с часов. Без пяти одиннадцать он сказал:
— Иди. Надеюсь, что ты получишь заслуженную кару.
— Благодарю.
Открыв тумбу своего стола, Перселл извлек оттуда внушительный бумажный сверток. Засунув сверток под мышку, он направился на свидание с Фогелем.
Фогель был темноволосым, темноглазым и смуглокожим. Он равнодушно скользнул глазами по вошедшему.
— Садитесь, Перселл.
Перселлу сразу же бросились в глаза острые зубы Фогеля. Ни дать ни взять — волк, проглотивший бабушку Красной Шапочки и напяливший старухин чепец.
— Земля обратила мое внимание на заявку, поступившую к ним с планеты под названием Немо.
— Видите ли, сэр…
Фогель властно махнул рукой.
— Помолчите, Перселл, и дайте мне закончить. У вас еще будет время высказаться.
Он опять блеснул волчьими зубами.
— Я и так потратил немало драгоценного времени на проверки. Прежде чем разговаривать с потенциальным виновником, я предпочитаю собрать все факты.
— Да, сэр, — сказал Перселл, с важным видом теребя сверток.
— Прежде всего я установил правильность запроса с Земли. К ним действительно поступала заявка, оформлением которой занимались вы. Далее я узнал, что предмет заявки — излучатель, работающий на радиоактивном кобальте, — был передан вами какому-то лицу на Алипане. И наконец, я обнаружил, что ни одной из открытых планет не было присвоено имя Немо. Такой планеты не существовало и не существует.
Фогель сложил руки, словно собирался молиться.
— Нетрудно представить, сколько бед наделала ваша заявка на Земле. А теперь, Перселл, я рассчитываю услышать ваше четкое и удовлетворительное объяснение.
— Думаю, сэр, вы его услышите, — заверил Фогеля улыбающийся Пемелл.
— Буду рад. Слушаю вас.
— Причину всех этих волнений следует искать не здесь, а на Земле. Кто-то из работников почему-то решил, что Немо — название планеты. Сделав ошибочное предположение, этот человек даже не удосужился навести необходимые справки. На самом деле Немо — это кодовое слово. В нашем отделе мы пользуемся такими словами для отличия условной приоритетности от безусловной.
— Условная приоритетность? — сдвинув брови и саркастически улыбнувшись, повторил Фогель. — Что за ерунда? Разве вы не понимаете, Перселл, что все заявки должны оцениваться строго по порядку их важности или срочности? Здесь не может быть места сомнениям. Как заявка может иметь
— Мне довольно трудно объяснить вам это, сэр, — сказал Перселл, не теряя самоуверенности.
— Я настаиваю на объяснении, — потребовал Фогель.
Посчитав, что он привел высокопоставленного собеседника в достаточное замешательство, Перселл начал объяснять.
— Поскольку доставка грузов космическими кораблями имеет жесткие ограничения, вопрос о степени приоритетности имеет особую важность. Бывает, что кто-то из руководителей старшего звена буквально приказывает нашему отделу назначить его заявке более высокую приоритетность, чем та заслуживает. Представляете, что будет, если мы подчинимся приказу? Приоритетность какой-то другой равнозначной заявки должна будет незаслуженно понизиться. Но мы — всего лишь исполнители. Мы не имеем права самовольно понижать степень приоритетности, установленную начальством. Следовательно, я вынужден дать такой заявке условно высокую степень приоритетности. Вы спросите, зачем? Просто я уверен: если не будет промежуточных вмешательств, на Земле обязательно поймут, что важнее и что отправлять в первую очередь.
Глаза Фогеля блеснули.
— Вы хотите сказать, что на Земле правильно поняли, какой груз отправить сюда в первую очередь?
— Думаю, что так, сэр.
— Иными словами, вы утверждаете, что ваш отдел страдает от необоснованного вмешательства в его работу?
— Я бы не осмелился употребить столь сильное выражение, — сказал Перселл.
