— Спасибо за помощь, — огрызнулся Марсден.
— Мы пока еще слишком далеко, чтобы делать какие-либо предположения, — примирительно сказал Кинрад. — У экрана недостаточное разрешение. Надо учитывать возможные искажения. Давайте подождем, пока не подлетим поближе.
— Я по горло сыт ожиданием, — пробурчал Марсден, хмуро косясь на экран.
— Тем не менее мы летим домой, — напомнил ему Бертелли.
— Знаю. Это-то и вышибает меня из колеи.
— Разве ты не хочешь вернуться домой? — удивленно спросил Бертелли.
— Хочу, и даже слишком. — Марсден раздраженно засунул карандаш к себе в карман, — Я думал, что выдержу вторую часть полета лучше, чем первую, поскольку мы возвращаемся домой. Я ошибся. Мне надоело ждать. Я уже сейчас хочу валяться на зеленой траве, смотреть в голубое небо и идти куда вздумается. Ожидание меня выматывает.
— А я могу ждать, — тоном пай-мальчика сообщил Бертелли. — Я привык ждать. Если бы я не умел ждать, я бы давно спятил.
— Так ты у нас, оказывается, нормальненький?
Марсден смерил его взглядом. Брюзгливое выражение на лице штурмана начало исчезать, сменяясь усмешкой.
— Может, откроешь курсы и будешь учить нас ждать?
Покинув кабину, Марсден направился на кухню, продолжая посмеиваться. Кончилось тем, что он во все горло расхохотался.
— Что тут смешного? — с неподдельным удивлением спросил Бертелли.
Кинрад оторвался от экрана и пристально посмотрел на психолога.
— Почему всякий раз, когда кто-то оказывается на грани…
Передумав, он оставил свой вопрос неоконченным.
— В чем дело, капитан?
— Да так, ничего. Мысли вслух.
В это время сменившийся с вахты Вэйл тоже пошел перекусить. Вэйл был коренастым широкоплечим человеком с длинными сильными руками.
— Ну как, оно проклюнулось?
— Полной уверенности у нас пока нет. — Кинрад указал на крошечную точку, затерявшуюся среди множества похожих. — Марсден считает, что это и есть Солнце. Но он может ошибаться.
— Значит, опять «полной уверенности нет»? — спросил Вэйл, не обращая внимания на экран, а глядя капитану прямо в глаза.
— Полная уверенность будет, когда мы подлетим ближе. Пока еще рано.
— Сегодня ты поешь по-другому, так?
— Что ты этим хочешь сказать? — В голосе Кинрада зазвенел металл.
— Три дня назад ты уверял нас, что Солнце может появиться в любую секунду. Твои слова прибавили нам сил и подняли дух. Мы в этом нуждались. Я сам не из плаксивых младенцев, но скажу честно: надежда и для меня была не лишней.
Вэйл с оттенком презрения поглядел на остальных.
— Правда, чем выше взлетают надежды, тем ниже они падают, оказавшись ложными.
— Я не считаю свою надежду ложной, — сказал Кинрад. — Когда полет домой длится два года, плюс- минус три дня — совсем незначительная погрешность.
— Наверное, мы просто сбились с курса, и ты выдумываешь разные успокоительные отговорки.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что я не в состоянии точно вычислить координаты и проложить правильный курс?
— Я хочу сказать, что даже лучшим специалистам свойственно ошибаться, — нехотя пошел на попятную Вэйл. — Гибель двух кораблей — лучшее тому доказательство.
— Они погибли не из-за навигационных ошибок, — вмешался Бертелли, хотя по его лицу было видно, что он сам не верит в свои слова.
— Кто бы говорил, но только не ты, — закусил губу Вэйл. — Никак ты успел поднатореть в тонкостях астронавигации?
— Нет, — смиренно признался Бертелли, потом кивнул на Кинрада. — Зато он достаточно разбирается в этом.
— Незадолго до своей смерти капитан Сандерсон детально разработал и просчитал маршрут нашего возвращения, — уже дружелюбнее сказал Кинрад. — Я не менее десятка раз проверил и перепроверил его расчеты. И Марсден тоже. Если ты в них сомневаешься, можешь проверить сам.
— Я же не штурман.
— В таком случае закрой свой люк и дай возможность другим…
— Но я ведь его даже не открывал, — запротестовал Бертелли.
— Что ты не открывал? — не понял Кинрад.
— Мой рот. — Бертелли счел слова капитана личным оскорблением, — Даже не знаю, почему ты вечно отыгрываешься на мне. Все вы отыгрываетесь на мне.
— Ты ошибаешься, — вмешался Вэйл. — Он…
— Ну вот, теперь я ошибаюсь. Я всегда ошибаюсь и никогда не бываю прав.
Испустив глубокий вздох, Бертелли со страдальческим лицом поплелся прочь.
Вэйл с некоторым изумлением проводил его глазами, потом сказал:
— По-моему, у парня комплекс жертвы. И при этом он еще психолог. Ну не смешно ли?
— Да, — без тени улыбки согласился Кинрад. — Очень смешно.
Вэйл подошел к экрану и стал вглядываться в россыпи точек.
— Так какую из них Марсден принял за Солнце? — спросил он.
— Вон ту, — показал Кинрад.
Вэйл вперился взглядом в указанную точку.
— Ладно, будем надеяться, что он прав.
Сказав это, Вэйл отправился есть.
Оставшись один, Кинрад уселся в штурманское кресло. Он смотрел на экран, но ничего не видел. Мысли капитана были заняты совсем другим. Существовала некая проблема, но была ли она настоящей или кажущейся? И вообще, когда наука станет искусством? Или наоборот: когда искусство станет наукой?
На следующий день Арам неожиданно «спознался с Чарли». Иными словами, у него возник тот же психоз, который стоил жизни Вейгарту. Психоз этот имел заковыристое научное название, но его мало кто знал и еще меньше кто мог произнести без запинки. Все пользовались жаргонным словечком, появившимся во времена одной очень давней и почти забытой войны. На тогдашних тяжелых бомбардировщиках в хвосте самолета помещался пулеметчик. Его так и называли — «хвостовой Чарли» или просто «Чарли». Насест, где располагался стрелок, напоминал птичью клетку с прозрачными стенками и соседствовал с запасом бомб и тысячами галлонов высокооктанового авиационного бензина. Как-то один из «Чарли» крепко задумался о таком соседстве. Кончилось тем, что он стал с дикими воплями биться о стенки своей воздушной тюрьмы, пытаясь вырваться наружу.
Поведение Арама безошибочно указывало на то, что психика парня дала трещину. Было время обеда. Арам сидел рядом с Нильсеном и механически поглощал еду. Космический рацион ни у кого не вызывал особого аппетита, так что равнодушие Арама к пище было вполне объяснимым. Затем он молча и все с тем же безучастным выражением вдруг отшвырнул поднос и бросился бежать. Нильсен попытался поймать его за одежду, но не сумел. Арам проскользнул через дверь словно кролик, за которым гнались собаки, и помчался по коридору прямо к переходному шлюзу.
Резко отодвинув свой стул, отчего тот едва не выскочил из пазов, Нильсен побежал вслед за ним. Чуть поотстав, в коридор выскочил Кинрад. Бертелли остался сидеть. Ему было необходимо донести до рта тяжелогруженую вилку. Глаза психолога застыли на противоположной стене, но большие уши навострились и ловили каждый звук.
Они настигли Арама в тот момент, когда он пытался открыть внешний люк переходного шлюза, отчаянно вращая рукоятку не в том направлении. Но даже если бы он повернул ее туда, куда надо, ему все
