равно не хватило бы времени открыть люк. Весь бледный, Арам тяжело сопел от напряжения.
Подбежав к Араму, Нильсен схватил его за плечо, развернул к себе и ударил в челюсть. Крепыш Нильсен вложил в свой удар достаточно силы, намного больше, чем требовалось тщедушному Араму. Сбитый с ног, тот рухнул у двери шлюза, потеряв сознание. Потирая костяшки пальцев, Нильсен проворчал что-то себе под нос и внимательно проверил запорное устройство.
Убедившись, что Арам ничего не повредил, Нильсен поднял жертву «Чарли» за ноги. Кинрад ухватил Арама за плечи, и они перенесли космогеолога в его тесную каюту, где уложили на койку. Нильсен остался его сторожить, а Кинрад пошел за шприцем и ампулой со снотворным. Двенадцать часов крепкого сна Араму были обеспечены. Это был единственный известный способ совладать с «Чарли»: насильственный сон давал перевозбужденному мозгу необходимый отдых и позволял снизить нервное напряжение.
Вернувшись на кухню, Нильсен принялся за недоеденный обед.
— Хорошо еще, что его не угораздило схватить револьвер, — сказал он Кинраду.
Кинрад молча кивнул; он прекрасно понял слова Нильсена. Вейгарт тогда держал их всех на мушке, готовясь выйти через шлюз в космическую пустоту, принимаемую им за желанную свободу. Любые попытки взять его живым окончились бы трагически, и потому они были вынуждены застрелить Вейгарта. Быстро и без сантиментов, поскольку жизнь каждого из них висела на волоске. Вейгарт стал их первой потерей. Это случилось на двадцать первый месяц полета.
Они не имели права допустить новых жертв. Экипаж из пяти человек еше мог управлять кораблем, держать его по курсу и посадить на родную Землю. Но пятеро — это предел. Уменьшение экипажа до четырех грозило превратить корабль в большой металлический гроб, несущийся в межзвездной пустоте неведомо куда.
Это напомнило Кинраду еще об одной проблеме, которой он так и не нашел удовлетворительного разрешения. Может, стоит закрыть переходной шлюз на особый замок и держать единственный ключ у себя? Дополнительная мера безопасности. Но не придется ли дорого заплатить за нее, окажись они в чрезвычайной ситуации? Что хуже: позволить одному свихнувшемуся выпасть в открытый космос или в случае вынужденной эвакуации погубить всех?
Конечно, они возвращаются домой, и когда вернутся, он, Кинрад, передаст начальствующим шишкам бортовой журнал и подробные отчеты. Пусть уже они ломают головы. Как-никак, это входит в их обязанности, а в его обязанности входило благополучно вернуться на Землю.
Взглянув мельком на Нильсена, Кинрад сразу же понял, что тот продолжает думать о Вейгарте. У ученых и инженерной элиты прекрасные головы, но при этом они такие же люди, как и все остальные. Занимаемое ими положение не делает их неким замкнутым сообществом. Вне своей профессиональной сферы они, как и все остальные, подвержены превратностям жизни. Каким бы высокоорганизованным ни был мозг каждого из них, они не могут думать только о своих научных или технических задачах. Иногда они думают о других людях или о самих себе. Взять того же Нильсена. У него высокоорганизованный мозг, острый ум и восприимчивость. Но одновременно это делает его более уязвимым и подверженным эмоциональному срыву. Кинрад мог почти ручаться: если Нильсен вдруг бросится к переходному шлюзу, он не позабудет про револьвер.
Нет, чтобы выдержать несколько лет в этом адском котле, где дюжина чертей беспрерывно шурует кочергами, нужны люди с более низким интеллектом и такой же пониженной восприимчивостью. Вот и еше одна задачка для его высокопоставленных начальников. Выносливых тупиц — пруд пруди, но ведь от экипажа требуется не только выносливость. Кто-то должен управлять кораблем, а для этого нужен иной уровень интеллекта и… С чего начали, к тому и вернулись.
В идеале экипаж корабля должен состоять из непроходимых тупиц с высоким коэффициентом интеллектуального развития. Бессмыслица, как круглый квадрат.
Неожиданно Кинрада осенило: может, именно в этом и состоит загадка Бертелли? Отбор кандидатов для экипажа корабля вели опытнейшие люди, настоящие знатоки своего дела. Просто не верилось, чтобы они вдруг ни с того ни с сего выбрали столь бесхребетную личность, как Бертелли. Нет, отбор проводился очень тщательно, не менее тщательно, чем проектирование и постройка самого корабля. В этом Кинрад не сомневался. Быть может, потеря двух кораблей убедила отборочную комиссию, что им следует предъявлять к кандидатам менее завышенные требования. Что, если Бертелли взяли в качестве… экспериментального тупицы?
Это уже кое-что объясняло, но не все. Конечно, вероятность того, что Бертелли свихнется от перенапряжения и кинется к шлюзу, очень мала. В этом — его единственное преимущество. Его знания (если у него были знания) лежали совсем в другой области, а учиться на практике он не умел. Любое поручаемое ему дело Бертелли неизменно и с блеском проваливал. Кинрад представил его неуклюжие ручищи на пульте управления и поморщился. Подпусти его на несколько секунд — потом беды не оберешься.
Правда, Бертелли ни у кого не вызывал ненависти. Наоборот, его по-своему любили. У этого парня были иные качества, не менее ценные в условиях космического корабля. Он играл на нескольких музыкальных инструментах, пел надтреснутым голосом, был неплохим мимом и танцевал чечетку, разумеется с присущей ему неуклюжестью. Поначалу Бертелли раздражал остальных, но потом раздражение улеглось. Он оказался забавным и трогательным недотепой. Экипажу стало как-то неловко помыкать им, поскольку, наверное, не было человека, который бы не мог помыкать Бертелли.
Их полет докажет земным теоретикам, что космический корабль — не место для тупиц, совершенно далеких от техники. Подумав об этом, Кинрад почему-то не ощутил уверенности в правоте своего вывода. Незачем посылать тупиц в космос, мысленно убеждал себя капитан. Их эксперимент провалился. Провалился. Провалился… Чем больше Кинрад старался себя убедить, тем меньше это ему удавалось.
В кухне появился Вэйл и удивленно оглядел остальных.
— А я думал, что вы уже десять минут назад разделались с едой.
— Мы поели, — сказал ему Нильсен и встал. Он стряхнул крошки и кивком указал Вэйлу на свой стул. — Садись. Я послежу за двигателем.
Взяв поднос и пакет с едой, Вэйл уселся.
— Что случилось? — спросил он.
— Арам «спознался с Чарли». Пришлось его уложить проспаться, — ответил Кинрад.
Лицо Вэйла осталось безучастным. Он с силой всадил вилку в содержимое тарелки и сказал:
— Солнце — вот что ему нужно. И всем нам — тоже.
— Но ведь в космосе миллионы солнц, — желая утешить собравшихся, напомнил Бертелли.
Уперев локти в стол, Вэйл хрипло и многозначительно произнес:
— То-то и оно!
Глаза Бертелли потухли, а сам он впал в свое привычное замешательство. Задев поднос, он даже не заметил, как уронил вилку. Не спуская глаз с Вэйла, Бертелли нащупал вилку, ухватил ее за зубцы и рассеянно ковырнул ручкой в тарелке. Столь же рассеянно он поднес ручку ко рту.
— Другим концом удобнее, — посоветовал Вэйл, с любопытством следя за психологом. — Он острее.
Бертелли опустил глаза и стал внимательно разглядывать вилку. Глаза его постепенно наполнялись искренним удивлением. Он беспомощно, по-детски мотнул головой. Наконец на его лице появилась всегдашняя извиняющаяся улыбка. Вращая пальцами, он как бы случайно подбросил вилку, и она заняла правильное положение у него в руке.
Вэйл не заметил этот трюк, но от Кинрада он не ускользнул. Капитану показалось, что Бертелли допустил незначительную, совсем пустяковую ошибку, которая вполне могла остаться незамеченной.
Кинрад вернулся к себе в каюту и занялся обычными делами. Через какое-то время интерком на его столе ожил. Из динамика послышался голос Марсдена:
— Арам очнулся. Челюсть у него разнесло, но, похоже, парень пришел в норму. Не думаю, что ему понадобится вторая доза.
— Мы не станем держать его взаперти, но пока придется за ним понаблюдать, — решил Кинрад. — Пусть Бертелли торчит где-нибудь рядом. Как-никак, это по его части.
— Хорошо. — Марсден помолчал, потом негромко добавил: — Вэйл что-то скис. Ты заметил?
— С ним все в порядке. Просто у него сейчас повышенная нервозность. С кем из нас не бывает?
