– Экспертиза? – повторил Иван Петрович. – Экспертиза состоит не только из технологий. Технология – это как анализ крови, только подспорье для диагноста. Но технологическая схема обследования картины – это прежде всего изучение холста, характера грунта, рисунка, палитры, общие приемы построения красочного слоя. Кстати, эти приемы схожи у многих художников, особенно у академистов девятнадцатого века – что немецких, что датских, что русских. Рентгенограмма – без комплекса это исследование может не дать правильный результат. Например, для картин Левитана характерно несколько типов рентгенограмм, как и подписи, хотя у Сурикова любая подпись висит на лаке. Так что, если опираться только на нее, всего нашего Сурикова надо из музеев выносить. Некоторые художники, например Куинджи и Василий Верещагин, вообще почти не подписывались. И наличие их подписи на какой-либо работе только настораживает.
– Иван Петрович, получается, что все фальсификаторы – образованные люди, хорошо знающие русское, немецкое, датское искусство?
– Да, это делают люди, хорошо знакомые с историей искусства, так сказать, не чуждые художественно-реставрационной и музейной среде. Некоторые подделки создаются с прекрасным чутьем. Например, вместо европейских замков, вилл и мельниц вписываются церкви, русские избы, украинские хатки. Причем для убедительности в картины Орловского добавляют пчелиные ульи и колоды, в пейзажи Саврасова – ворон и березы.
Глава 17
В тупике
Вышел я от Сидорова с переполненной информацией головой. Все перепуталось, необходимо было разобраться в этом потоке и выслушать мнение самой Цветковой, ее алиби на этот счет. Но прежде чем ехать в тюрьму, я решил заехать к Ирине Комаровой и еще раз перечитать показания, которые дала Светлана Васильевна.
Через полчаса я читал показания: «В течение последнего года Кремнев с товарищами скупили на антикварном рынке ряд картин, по которым я консультировала его в плане проверки подлинности экспертных заключений. Кремнев очень суетился, пытался ухватить даже не очень качественные вещи. У антикваров он приобрел несколько картин, якобы принадлежащих кисти художника Киселева. Экспертизы я ему не делала. Я проверяла лишь бланк экспертизы. На тот момент эти бланки были подлинные. Кремнев приобретал эти картины сам, у меня он ничего не приобретал. Я лишь оказывала ему консультативные услуги». Затем я посмотрел на протоколы новых допросов, еще раз перечитал их и обратился к Ирине:
– Получается, что фактически у Цветковой Кремнев ничего не покупал? Она ему оказывала только консультативные услуги?
– Ты что, – Ирина неожиданно перешла на «ты», – веришь в эту версию? У нас есть заключение, смотри! Эта картина Киселева легла в основу обвинения против твоей Цветковой. Произошла история следующим образом: Кремнев купил эту картину за 145 тысяч долларов. А не так давно, в прошлом году, эту же самую картину купил на аукционе в Копенгагене за 5 тысяч долларов подельник твоей Цветковой, Коробейников. Потом, когда Кремнев заподозрил что-то неладное, а точнее, обман, он передал это полотно в экспертный совет ГНИИ реставрации. Там и обнаружилось, что эта вещь, хоть и старая, не принадлежит кисти Киселева, а подпись на ней – не авторская. Кстати, у нас составлен акт, – Ирина показала мне его. – А другая фирма сделала технологическую экспертизу и выдала заключение – оно у нас тоже есть, – она вытащила листок с номером и показала мне, – что материалы, первоначально использованные в картине, имеют возраст более сотни лет, а переписана картина не более полувека назад, возраст же авторской подписи – менее десяти лет. Вот и получается, что они друг на друга кивают!
– Я сейчас пойду в следственный изолятор, поговорю с Цветковой.
– А что она тебе скажет? Что она невиновна и что ее обобрали до нитки? И в придачу мошенницей сделали? Я ее слова уже наизусть выучила!
– Значит, ты веришь им, а не Цветковой? В обязанностях следствия указано, что оно должно изучить мнения обеих сторон…
– Ты случайно лекции студентам юридического вуза не читаешь? – усмехнулась Ирина. – А то бы у тебя отлично получилось!
– Что-то ты какая-то злая стала, – сказал я. – Как с мужем?
– Какое это имеет значение? – раздраженно ответила Ирина. – Неважно. Муж объелся груш…
– Ладно, не буду тебя злить, – улыбнулся я. – Поеду в следственный изолятор, поговорю со своей клиенткой.
– Давай, работай, адвокат! – сказала Ирина, закрывая за мной дверь кабинета.
Через час я уже был в следственном изоляторе и разговаривал с Цветковой. Светлана Васильевна, как и следовало ожидать, полностью отрицала свою вину.
– Они меня использовали! Я им ничего не продавала, ни одной картины! Я только консультировала их в плане подлинности того или иного экспертного заключения! – говорила она. – Вы сейчас съездите к Ольге Свиридовой, – Светлана Васильевна взяла ручку и записала номер телефона, – она, моя подруга, была в тот момент, когда ко мне приезжал Кремнев с этой злополучной картиной. Она может дать показания и выступить на суде.
– Хорошо, я сегодня же встречусь с ней.
– Да, кстати, я хочу, чтобы вы подали заявление в суд и опротестовали проведенный у меня восемь месяцев назад обыск.
– И что на обыске изъяли?
– Вот, я написала…
Я взял список. Там было указано, что изъято достаточно много: 58 полотен современных, но одно – кисти Айвазовского, 41 гравюра, в придачу – серебряный кофейник с клеймом Фаберже, серебряная сахарница конца девятнадцатого века и ложка для соуса.
Затем я рассказал Светлане Васильевне, что я был в экспертных центрах, консультировался.
– Всего у нас три таких центра, – сказала она. – Помимо Третьяковской галереи, где делают примерно 500 заключений в месяц, есть центр имени Грабаря – там делают 300, а есть еще ГНИИ реставрации, они тоже выдают экспертные заключения. Так что у вас есть возможность все проверить. И главное – я хочу, чтобы вы меня вытащили отсюда!
– Я работаю, – ответил я. – Ситуация складывается достаточно сложная. Слишком много противоречий: ваши показания, показания Кремнева… Полагаю, со временем все выяснится.
Глава 18
Слежка
В этот же вечер я встретился в кафе с Ольгой Свиридовой. Я достал диктофон и положил его на столик.
– Ольга, вы не возражаете, если я буду записывать нашу беседу? – спросил я.
– Конечно, не возражаю! Я готова, как обещала Свете, дать показания в суде.
– Так что вы можете сказать?
– Я была у нее в гостях, – начала Ольга. – Приехал Кремнев и привез картину Киселева «На берегу реки». Причем приехал он с дилером и сам привез Светлане полотно с готовым заключением из Центра Грабаря. Он сказал, что хочет ее купить, но сомневается, не фальшивка ли это. Света отвезла полотно в Центр, изучила запись в журнале учета, встретилась с экспертом, кстати, с Поляковой, уточнила, ее ли подпись стоит на экспертном заключении. Затем они вместе проверили, не подменили ли это полотно. Все было в порядке. Вообще, я хочу сказать, что у этого Кремнева, как мне Света рассказала, собралась солидная коллекция – около пятнадцати картин русских мастеров, примерно на два миллиона долларов. Кремнев предпочитал пейзажи Киселева. А Светлана выдавала ему гарантии на бланках своей галереи – такие шикарные, с вензелями, – и шутила, мол, такие вещи должны находиться в лучших музеях. Правда, загвоздка была в том, что все заключения, которые она выдавала, были неофициальными. Но в последнее время около Светы крутились какие-то странные люди во главе с Кремневым. Они все скупали и приезжали к ней консультироваться. Я точно знаю, что она им ничего не продавала.
– Хорошо, а вы можете дать показания?
– Конечно, могу. И еще, эти люди часто хвастались, что они приближены к криминальным кругам, что деньги, которые они вкладывают в антиквариат, – общаковые.
– Ясно, разберемся… Спасибо, Ольга, за беседу!
Складывалась достаточно интересная ситуация. С одной стороны, Кремнев доказывал, что все картины, которые позже оказались фальшивыми, он приобретал у Цветковой, а она говорит, что ни одной картины Кремневу не продала. Кто же из них обманывает? Или это делают оба, ведут игру, выгодную только для себя? Ладно, будем работать…
Я решил заехать в офис поговорить с Александром. Когда я вошел в офис, Саша сидел за компьютером.
– Как дела? – спросил я у него.
– Все нормально. Только вот что… Кто-то несколько раз звонил, интересовался, где ты.
– Мало ли, может, клиент какой. Он себя не назвал?
– Нет. Я предложил ему представиться, а он категорически отказался. И телефона не оставил.
– И что же тут странного?
– Слишком активно он тебя искал. Через каждые полчаса звонил и спрашивал, не пришел ли ты. А как только появился, звонки прекратились…
– И где же логика?
– А логика такая, – продолжал Саша, – если ты человеку очень нужен, то почему он перестает звонить через какое-то время? Из этого следует, что тебя пытаются «пасти».
– Кто?
– Не знаю, тебе виднее.
Мы с Сашей просидели в офисе примерно полчаса. Наконец решили пойти домой. Закрыв офис, вышли на улицу и остановились у подъезда. Моя машина стояла рядом, Сашина – на другой стороне.
– Ну что, куда поедешь? – спросил Саша.
– Не знаю, наверное, домой, а сначала где-нибудь поужинаю… А у тебя какие планы?
Саша пожал плечами:
– С пацанами с прежней работы хочу встретиться. Хотят ЧОП организовать – видимо, меня будут уговаривать.
– Сколько сейчас таких ЧОПов из бывших сотрудников органов, – улыбнулся я.
Я выехал из переулка и двинулся по Гоголевскому бульвару. Я заметил, что Сашина машина едет на несколько автомобилей позади. Включив радио, я стал слушать новости. Затем свернул на набережную и поехал в сторону Ленинских гор. Через пару минут зазвонил мобильник. На дисплее высветился номер Саши.
– Шеф, за тобой «хвост»!
– Какой еще «хвост»? – удивился я.
