правоохранительных органов и криминальных структур. Не правда ли, уважаемый Павел Васильевич?
– Согласен с вами, – улыбнулся Кремнев.
– Но я так и не понял, что вы хотите от меня?
– От вас? Только одного – чтобы вы объективно расследовали это дело.
– Но я же не следователь, я адвокат и защищаю интересы Цветковой.
– Тогда вы должны понять, что перед вами мошенница, которая выбрала способом своей защиты нападение. Она обвиняет меня, но мошенница – она.
– Павел Васильевич, – сказал я, – давайте мы с вами вот о чем договоримся. Вы уже знаете мой телефон. Вы даете мне свою визитку, и я тоже буду знать ваш телефон. Если возникнет необходимость, то мы с вами свяжемся и обсудим проблемы. Но отказаться от этого дела я не могу. Поэтому все ваши, как бы лучше сказать, варианты активизации, особенно с серыми машинами…
– Нет-нет, теперь это исключается полностью! – замахал руками Кремнев. – Мы же цивилизованные люди и можем всегда договориться о встрече.
– Хорошо, давайте так и решим. Мы договариваемся о встрече, если возникнет необходимость, но каждый работает в своем направлении. У вас ведь тоже есть адвокат?
– Да, есть. Кстати, он тоже хотел с вами поговорить…
– Я думаю, в этом нет необходимости. Давайте подождем окончания следствия, а там посмотрим.
– Конечно, – кивнул Кремнев. – Я считаю, что наша сегодняшняя беседа прошла с пользой.
– Согласен, – улыбнулся я. – Вы изложили свою точку зрения, я вас выслушал, она мне понятна. Вы знаете нашу версию. А дальше – время рассудит!
Когда я вышел из кафе, стоящая неподалеку машина мигнула мне фарами. Это был Саша. Я сел в салон.
– Как встреча прошла? – поинтересовался Саша.
– У него своя версия. Он говорит, что покупал у Цветковой картины, они оказались поддельные и так далее.
– А что сам думаешь?
– Я бы ему не поверил. Но в этом деле есть определенная странность. Какой смысл ему заявлять, что эти поддельные картины ранее куплены у Цветковой? Может быть, он хочет перейти в наступление и избавиться от того уголовного дела, которое на нем висит? Но там он сейчас проходит как свидетель, и никаких претензий к нему у следствия нет. А он почему-то настаивает…
– Кстати, на чем он настаивает?
– Только на одном – на наказании моей клиентки. Он не говорит о том, чтобы она вернула ему деньги, забрала картины…
– Ну вот! Они ее обманули и хотят упрятать в тюрьму, как и обещали – раздеть догола и надолго посадить.
– Мне нужно встретиться с некоторыми экспертами, а еще лучше – с частными коллекционерами, выслушать их мнение обо всем этом.
– Тебе карты в руки, шеф! Ну что, тебя надо дальше сопровождать?
– Нет, мы обо всем договорились.
Глава 19
Собственное исследование
На следующий день я обратился к директору Центра Грабаря с просьбой познакомить меня с владельцем частной коллекции русских художников.
– Кого же мне вам назвать? – проговорил он, раздумывая. – Право, не знаю… Есть у нас пятерка владельцев крупнейших коллекций, но могу ли я вам их рекомендовать? Понимаете, эти люди считаются достаточно весомыми в нашем обществе. Я сделаю вот как – позвоню одному из них, и если он согласится, то дам вам его телефон. Вы не возражаете против такой схемы?
– Конечно нет. Я буду вам очень обязан!
Ближе к вечеру я снова позвонил директору Центра и поинтересовался, как наши дела.
– Вам повезло, – услышал я. – Есть такой Петр Петрович Болдырев, частный коллекционер. Он входит в пятерку крупнейших антикваров России. И он согласился с вами встретиться, даже заинтересовался. Ему контакт с вашим братом почему-то показался любопытным. Записывайте телефон!
Буквально через пять минут я уже разговаривал с коллекционером.
– Приезжайте ко мне за город, – сказал Петр Петрович, – Рублево-Успенское шоссе. Жуковку знаете?
– Конечно знаю.
– Записывайте адрес!
Утром я позавтракал и сразу же поехал в Жуковку.
Петр Петрович Болдырев занимался коллекционированием уже много лет. На вид ему было около пятидесяти лет. Подтянутая фигура, темные, с сединой, волосы… Встретил он меня по-домашнему – в джинсах и в клетчатой рубашке. Поздоровавшись, пригласил меня в зимний сад.
Мы немного поговорили на отвлеченные темы, затем Петр Петрович решил показать мне свою коллекцию. Она действительно была обширная. У меня сложилось впечатление, что я увидел только ее часть.
Вскоре мы разговорились. Я узнал: антикваров можно разделить по пятибалльной школьной системе.
Так, на пятерочку антикваров единицы на внутреннем рынке, которых можно сосчитать на пальцах двух рук. Четверочка – может, пятьдесят антикваров. А дальше – по нисходящей – до тысячи. Они называют себя антикварами, но пока еще не прошли период селекции, когда время отсеивает шлаки и оставляет на поверхности то, что потом станет блистать.
Мой собеседник был явно антиквар из первого ряда. Он создатель и президент первого и единственного пока в России Аукционного дома. Дважды в неделю здесь проходят аукционы по всем направлениям антикварного рынка. Через руки экспертов Аукционного дома проходят тысячи предметов старины. Здесь каждый день сталкиваются с вещами первоклассными и теми, которые вызывают сомнение.
Исторически так сложилось, что Санкт-Петербург считается столицей подделок. Талантов там много, потому что есть отличная академическая школа имени Репина, которая воспитывает первоклассных художников-реалистов. Москва больше специализируется на авангарде, свободных рук и здесь хватает. Многие обвиняют в наплыве подделок экспертов, потому что за ошибки они не несут никакой ответственности.
– Если на Западе эксперт ошибется пять-шесть раз, то первое, что сделают, – это подадут на него в суд за неправильную экспертизу, второе – он возместит моральный и материальный ущерб, а третье – его отстранят от участия в экспертизе. У нас этого нет. У меня вопрос: а сколько добротных заключений подписал этот эксперт? Ведь об этом никто не говорит. И количество бесспорных решений, безошибочных, очень мало кого интересует. Всех занимает, а где он промахнулся. Делали, делают и будут делать ошибки, они неизбежны. Мы люди, а не автоматы.
Однако учесть все нюансы и опасности при покупке предметов старины, особенно картин, невозможно. Коллекционирование предметов искусства многие объясняют не разумом, а страстью и верой в прекрасное. Я вам задам вопрос. Вот вы мне скажите, почему «Маки» Мане – шедевр, а маки, которые пишет художник, который сидит на Арбате, такие же красивые, но не шедевр?
Я тоже не знаю. Объясните мне, почему за Пикассо просят 104 миллиона долларов? Объясните! Это разуму непостижимо, это вера.
Страсть – ключевое слово для коллекционера. Мошенники всегда учитывают психологический момент. Первый официальный советский миллионер Артем Тарасов привез из Лондона малую венчальную корону дома Романовых. По крайней мере, Тарасов сам в это верил. Он торжественно привез корону в Москву, демонстрировал публике, показывал антикварам. Он надеялся, что государство выделит несколько миллионов долларов и выкупит историческую и культурную ценность. Специалисты корону не признали – поставили под сомнение ее принадлежность к дому русских царей. Я остаюсь абсолютно убежденным, что эта вещь имеет огромную историческую ценность, примирение двух великих русских фамилий – Романовых и Пушкиных. Наследница получила ее от внучки Пушкина, от своей прабабки…
Чем ближе профессионализм историка, эксперта к этой истории или легенде, созданной вокруг предмета, тем щепетильнее, тем меньше человек могут разобраться, где правда, а где ложь.
Есть только одно место в стране, где не стоит скандалить. Рынок в Москве называется «вернисаж», потому что на его развалах предметы искусства. В поисках прекрасного сотни антикваров разбредаются по российской глубинке, прочесывая деревни, поселки и города. Все обнаруженные ими ценности выбрасываются на прилавки в Измайлово. Правда, сейчас найти шедевры здесь невозможно. Залежи культурных ценностей перебираются специалистами еще на рассвете. Это самый низкий уровень антикварного рынка – для начинающих коллекционеров или туристов.
Если вы собираетесь покупать здесь вещи, чтобы вкладывать деньги, то, с моей точки зрения, это бесполезно по нескольким причинам… Вот характерное… Эти рисунки нанесены вновь и состарены, потому что доска – последняя четверть девятнадцатого – вот тут надписи какие-то остались, шпонки сохранились, – а она переписана вновь, и наверняка новый владелец умалчивает о том, что это новодел. Если икона была написана мастером, то цена ее будет, по этому сюжету, где-то около пяти тысяч долларов. Если она новодельная, с такими примитивными копытами, со смешной мордочкой у лошади – я думаю, не более ста долларов она должна стоить.
Несколько лет зреет идея государственного контроля в сфере оборота антиквариата. Наиболее радикальные голоса выступают за монополизацию и лицензирование экспертизы, чтобы одна компания сначала проверила все картины и промаркировала их, а потом выдавала экспертные заключения. Работы такому центру хватит на многие годы. Борьба за контроль над антикварным рынком обостряется. Но большинство коллекционеров уверено, что только публичность победит мошенников.
Они даже не злодеи, они придурки. В сегодняшнем мире, таком маленьком, это раньше был Советский Союз, в нем грабили церкви, переправляли на Запад… А сегодня я советую всем коллекционерам опубликовывать и выставлять свои вещи. Если претензии у кого-то будут – у церкви, у старушки, – отдайте, но зато коллекции у вас будут чистые. Если вы думаете о капитализации своей коллекции, то в целом поднимется и цена, и ценность ее.
От подделок не застрахован никто. Сколько лет существует спрос на старину, столько же функционирует и рынок подделок. За примерами далеко ходить не надо. Недавно выяснилось, что купленные японцами еще в 1987 году за 25 миллионов фунтов стерлингов «Подсолнухи» Винсента Ван Гога написаны Полем Гогеном.
Картина «Девушка за вирджиналом», долгое время считавшаяся подделкой под Яна Вермейера, признана подлинной и продана на аукционе Сотбис за 30 миллионов долларов.
Нет традиций, мало профессиональных антикваров, неопытные покупатели и необразованные владельцы доставшихся непонятно каким образом культурных ценностей – все это естественные пережитки развивающегося антикварного рынка.
Мой собеседник сделал паузу в своем рассказе, и я осторожно его спросил, чем он сам занимается?
– В основном – историей русского пейзажа XIX века, – сообщил Петр Петрович. – Собираю Саврасова, Поленова, Левитана и многих других. И, конечно,
