Лакомбъ, сид?вшая въ уголку возл? Жоржа, внезапно стиснула ему руку.
— Боже мой, что это такое? Послушайте-ка! — сказала она.
— Съ какой стати стану я слушать эту музыкальную алгебру и алхимію?
— Разв? вы ничего не зам?чаете?
— Для того, чтобы зам?тить, надо предварительно понять, а мн? кажется это совершенно немыслимымъ, если не прослушать сперва каждую такую музыкальную фразу по меньшей м?р? разъ тридцать пять къ ряду…
— Я слушала эту увертюру не дал?е какъ вчера. Меня интересовало попробовать, хорошо ли д?йствуетъ клише…
— Какая-же вы, однако, лакомка!
— Представьте-же себ?, что сегодня получается совершенно иное впечатл?ніе… Случилось что-то неладное… Музыка эта визжитъ и скрипитъ: отд?льныя ноты словно ц?пляются другъ за друга… Ув?ряю васъ, что вчера ничего подобнаго не было…
— He безпокойтесь, никто этого не зам?чаетъ! Даже и я самъ былъ расположенъ вид?ть въ этомъ визг? одну изъ особыхъ, непонятныхъ обыкновеннымъ смертнымъ прелестей партитуры. Взгляните-ка! Вс? кругомъ чуть не падаютъ въ обморокъ отъ восторга и съ трудомъ лишь удерживаются отъ громкихъ изъявленій самаго беззав?тнаго одобренія.
— Всетаки, знаете-ли, у меня на душ? не спокойно… Вс? клише были у Сюльфатена. Не знаю, что онъ съ ними сд?лалъ. Онъ за посл?днее время сталъ до невозможности разс?яннымъ… Я сейчасъ его розыщу!
Когда посл?дніе звуки увертюры знаменитой оперы стихли подъ громомъ рукоплесканій, инженеръ, которому было поручено выполненіе музыкальной программы, поставилъ на передаточный валъ телефоноскопа арію изъ «Фауста», исполненную л?тъ десять тому назадъ въ Іокагам? знаменитой п?вицей тамошняго театра французской оперы. Сама артистка появилась въ зеркал? телефоноскопа. Вначал? она немного жеманилась, но, вообще говоря, произвела своей наружностью самое пріятное впечатл?ніе.
Публика слушала ее сперва въ изумленномъ молчаніи, но, посл? н?сколькихъ уже мгновеній, поднялся ропотъ негодованія, совершенно заглушившій ея голосъ. Д?ло въ томъ, что у п?вицы обнаружилась страшн?йшая хрипота. Она визжала, словно немазанное колесо, гнусила и квакала по истин? невыносим?йшимъ образомъ. Вм?сто великол?пной п?вицы, обладавшей дивнымъ серебристымъ голосомъ, п?лъ, если можпо такъ выразиться, жесточайшій простудный насморкъ, а между т?мъ въ зеркал? телефоноскопа она продолжала улыбаться, веселая и торжествующая какъ десять л?тъ тому назадъ, — въ самомъ разцв?т? своей славы и красоты.
По знаку, поданному Филоксеномъ Лоррисомъ, инженеръ посп?шилъ остановить исполненіе «Фауста», пом?стивъ взам?нъ въ телефоноскопъ исполненіе Аделиной Патти большой аріи изъ «Ламермурской нев?сты». Уже при появленія Патти, — этого соловья девятнадцатаго стол?тія, ропотъ замолкъ. Впродолженіе ц?лыхъ пяти минутъ любители и любительницы музыки восторженно кричали «браво» и, откинувшись въ кресла, заран?е предвкушали ожидавшее ихъ наслажденіе. Дзинъ… дзинъ… и г-жа Патти начинаетъ исполнять свою арію… Въ толп? слушателей проб?жало движеніе. Вс? переглядываются, непозволяя себ? еще, однако, никакихъ зам?чаній… Патти продолжаетъ п?ть… Нельзя бол?е сомн?ваться въ томъ, что и она, подобно первой п?виц?, жестоко простудилась. Ноты задерживаются у нея въ горл?, или выходятъ оттуда изм?ненными самой отчаянной хрипотой. Кажется, будто въ голосовой щели у этого соловья сидитъ не то чтобы одна кошка, а ц?лая стая котовъ, одновременно мяукающихъ на всевозможные лады. Все общество поражено понятнымъ недоум?ніемъ. Изумленные гости начинаютъ переглядываться и перешептываться. Кое-гд? въ заднихъ рядахъ слышится даже сдержанный см?хъ. Т?мъ временемъ въ зеркал? телефоноскопа граціозная и улыбающаяся дива, нимало не смущаясь, продолжаетъ съ визгомъ и хрипомъ исполнять свою арію!
Филоксенъ Лоррисъ, озабоченный мыслями о своемъ крупномъ предпріятіи, не сразу обратилъ вниманіе на несчастную случайность съ Аделиной Патти. Недовольный ропотъ гостей указалъ ему, однако, что съ концертомъ у него обстоитъ не совс?мъ благополучно. Онъ приказалъ тогда перейти къ третьему нумеру программы, гд? исполнителемъ являлся п?вецъ прошлаго стол?тія Форъ.
Съ первыхъ же нотъ выяснилось, что этотъ несчастливецъ страдаетъ въ такой же степени простудой, какъ Патти и зв?зда Іокагамской оперы. Что бы это могло значить? На всякій случай р?шено было перейти отъ п?нія къ декламаціи. Оказалось, однако, что Муне-Сюлли, одинъ изъ знаменит?йшихъ трагическихъ артистовъ минувшаго стол?тія, выступившій въ монолог? Гамлета, былъ совс?мъ безъ голоса. He было также ни мал?йшей возможности разслышать Кокелена младшаго, въ одной изъ самыхъ забавныхъ сценъ его репертуара. Тоже самое приключилось и со вс?ми остальными артистами. Странно! Что бы могла значить такая шутка?
Ужь не мистификація-ли это?
Взб?шенный до-нельзя Филоксенъ Лоррисъ приказалъ остановить телефоноскопъ, и самъ отправился розыскивать сына.
Жоржъ и Эстелла съ своей стороны всюду искали Сюльфатена. Филоксенъ Лоррисъ встр?тился съ ними въ маленькой проходной комнат?.
— На васъ была возложена музыкальная часть программы. Потрудитесь же объяснить мн?, что все это значитъ? — спросилъ онъ. — Я открылъ вамъ неограниченный кредитъ, разсчитывая слушать превосходн?йшихъ современныхъ и прежнихъ артистовъ, а вы угощаете меня все, какъ на подборъ, охрипшими и осипшими безголосыми п?вцами и п?вицами.
— Положительно не понимаю, какъ это могло случиться, — сказалъ Жоржъ. — Мы, само собою разум?ется, купили превосходн?йшія клише. Очевидно, съ ними случился какой-то необычайный, неслыханный казусъ!..
— Мн? это кажется т?мъ бол?е страннымъ, что я, признаться, позволила себ? испробовать многія клише на телефоноскоп? г-жи Лоррисъ. — зам?тила Эстелла. — Исполненіе оказалось великол?пнымъ. He было ни мал?йшихъ сл?довъ охриплости…
— Вы пробовали клише Аделины Патти?
— Должна сознаться, что пробовала.
— И не зам?тили у нея насморка?
— Вся пьеса была дивно хороша!.. Я передала клише г. Сюльфатену, котораго теперь ищу, чтобы спросить у него…
Жоржъ, который во время этого объясненія вошелъ въ кабинетъ Сюльфатена, посп?шно вернулся оттуда съ н?сколькими клише въ рукахъ.
— Ну-съ, я нашелъ теперь разгадку тайны! Сюльфатенъ оставилъ ночью наши музыкальныя фонограммы у себя на веранд?, чуть что не подъ открытымъ небомъ… Н?которыя изъ нихъ лежали тамъ до сихъ поръ. Ночь была холодная, и вс? наши фонограммы простудились, или, правильн?е говоря, отсыр?ли. Наши клише теперь никуда не годятся.
— Что за животное этотъ Сюльфатенъ! В?дь надо же ему было испортить мн? весь концертъ! Это идіотство, да и только. Весь мой вечеръ теперь не удается! Это выходитъ просто курамъ на см?хъ. Вся печать начнетъ надъ нами изд?ваться. Фирма Филоксена Лорриса нажила себ? немало враговъ, и они не упустятъ случая поднять меня на зубокъ… Что теперь д?лать?
— He см?ю… — робко начала Эстелла и остановилась.
— Что тутъ ст?сняться! Говорите скор?е!
— Видите-ли въ чемъ д?ло. Г-нъ Жоржъ купилъ мн? въ подарокъ дубликаты н?которыхъ изъ лучшихъ пьесъ нашей программы. Я ихъ и пробовала вчера… Угодно, я сб?гаю за ними? Они не побывали въ рукахъ у г. Сюльфатена и, безъ сомн?нія, остались вполн? безукоризненными..
— Б?гите, милочка, поскор?е б?гите!.. Вы мн? спасаете жизнь! — воскликнулъ Филоксенъ Лоррисъ. — О музыка! до какой степени былъ я правъ, относясь съ недов?ріемъ еъ притязательному твоему шуму и нел?ному грохоту! Еажется, что теперь я скор?е позволю содрать съ себя живьемъ кожу, ч?мъ соглашусь хоть разъ еще дать концертъ!
