колуном, мощным ударом полусотни танков — всех, что имелись на юге России.
Первыми в атаку должны были пойти отряды английских ромбовидных танков при поддержке артиллерии и одного полка дроздовцев.
После прорыва позиций успех должны были развить главные силы дивизии, оставшиеся два танковых отряда, в которые вошли более легкие бронированные машины — французские «Рено» и английские «борзые».
Вести танки в бой массированно предложил сам Фомин в первый день своей встречи с Мики. Семен Федотович тогда решительно отказался от назначения на «теплое местечко». А потом последовал нервный, долгий и тяжелый разговор…
— Пора, Оскар Оскарович! — Фомин отринул переживания и громко закричал: — По машинам! Заводи!
И словно по мановению волшебной палочки через минуту со всех сторон стал доноситься гул заработавших «Риккардо» — танкисты свое дело знали и двигатели холили и лелеяли, ибо нет для артиллерии более привлекательной мишени, чем вставший из-за поломки танк.
— Спаси и сохрани, Господи, раба твоего грешного! — пробормотал Семен Федотович, подходя к своему танку с надписью «Генерал Скобелев», написанной большими белыми буквами, и украшенного на носу эмблемой танковых частей — рыцарским шлемом с двумя скрещенными мечами. Последняя отдаленно напоминала французскую, но там вместо мечей были орудийные стволы. Громко лязгнула броневая дверь, и Фомин бочком нырнул в танковое чрево.
Внутри ощутимо воняло парами бензина и выхлопными газами, рев двигателя в железной коробке бил по ушам, и если бы не введенный еще летом в бронечастях шлемофон, то уши бы оглохли.
Сделав несколько шагов, Семен Федотович поднялся в рубку, немедленно усевшись на жесткое креслице, и скомандовал механику-водителю князю Микеладзе, что сидел рядом, крепко ухватившись за рычаги:
— Вперед!
И почувствовал, что волнение куда-то пропало, душа успокоилась, а через откинутый броневой лючок кое-где виднелась желто-зеленая полоса возвышенности, еще прикрытой густыми хлопьями редеющего тумана…
— Там хоть живые-то остались?
Вопрос повис в пустоте, вряд ли слышимый сгрудившимися на «болиндере» морскими пехотинцами. Да и сам капитан 2-го ранга Петр Игнатьевич Тирбах с почтением взирал на лежащий перед ним приморский город, раскинувшийся по сторонам.
Смотреть было действительно жутко — открывшая огонь румынская полевая батарея тут же попала под обстрел из двенадцатидюймовых орудий линкора «Адмирал Ушаков».
Тяжелые фугасные снаряды, чуть ли не в три десятка пудов, вздымали в небо при взрыве огромные, видимые издалека устрашающие султаны.
Русская десантная флотилия подходила к берегу под прикрытием мощной артиллерии линкора, хотя румыны, впавшие в панику при первых чудовищных разрывах, уже не сопротивлялись, если не считать ту злосчастную батарею, что не успела даже толком пристреляться.
— Так им и надо!
— Хорошо всыпали!
Морские пехотинцы с довольным видом и ухмылками скалили зубы, весело переговариваясь между собою.
Молодые парни в камуфляжной форме с бело-зелеными угольниками сжимали в руках исключительно автоматическое оружие, что уже малой серией изготавливали на Ново-Ижевском заводе под Иркутском.
«Хлысты», «плети» и «нагайки» были у всех, вот только сибиряков имелась в десанте всего одна рота — сто сорок хорошо обученных стрелков, что вместе с командиром прибыли от берегов Амура за месяц нудной измотавшей всех дороги.
Эшелон следовал через всю Сибирь, там на пароходах по Уралу и Каспию, затем железной дорогой через весь Северный Кавказ до Новороссийска. И снова морем на транспорте до Одессы, под конвоем эсминцев.
Тирбах никогда еще не видел такой грозной силы, что собралась у берегов Румынии. Из Севастополя пришла эскадра под флагом командующего флотом — линкор, крейсер и полдюжины эсминцев.
Из Одессы выдвинулись транспорты, на которые погрузилась гренадерская дивизия — десять тысяч здоровенных мужиков, вооруженных до зубов.
В сопровождение придали яхту «Алмаз», превращенную в гидроавиатранспорт с семью «летающими лодками» на борту, канонерские лодки «Терец» и «Кубанец», а также три угольных эсминца в прикрытие.
Из захваченного Сулина вышла десантная эскадра, из «болиндеров» и «эльпидофоров», имевших небольшую осадку и способных вплотную подойти к берегу.
На них погрузилась единственная бригада морской пехоты — четыре тысячи стрелков, уже получивших опыт одной удачной высадки.
Сейчас под Констанцей собрался весь русский флот, кроме подводных лодок, что вышли к Босфору.
Последние имели одну задачу — если через пролив последует французская эскадра в составе двух линкоров и крейсера, то «пернатые» (подлодки Черноморского флота имели исключительно названия птиц) должны были их немедленно атаковать…
— Приготовились к высадке!
Тирбах отдал приказ, вглядываясь в приближающийся берег. «Болиндер» шел прямо на него, оставляя причалы транспортам.
Стрельбы с берега не было, там царила полная тишина, не нарушаемая взрывами от снарядов корабельной артиллерии.
Даже пулеметной стрельбы не велось, из винтовок тоже не стреляли — словно румынские солдаты бежали сломя голову, а генералы решили оставить порт врагу. Потому русские корабли молчали, хищно уставив на запад орудийные стволы.
Толчок бросил вперед сидящих десантников — самоходная баржа уткнулась носом на мелководье. Заскрипела лебедка, опуская носовую аппарель.
Тирбах моментально оценил обстановку — до берега едва метров тридцать, воды будет едва по пояс. Сзади застыл «Генерал Корнилов» — канонерская лодка типа «Эльпидофор», грозно уставившая пару мощных 130-мм пушек. Под таким надежным прикрытием можно смело идти в бой.
Вот только врага не было видно, лишь крики растревоженных чаек будоражили нервы. И офицер громко скомандовал:
— На высадку! Пошли!
— Мики, я знал, что Версальский мир грабительский, вот только не ведал, насколько он несправедливый! — Арчегов повернулся и взял один из листков, что лежали на столике рядом с кроватью.
— Смотри, что получается. После франко-прусской войны, что полвека тому назад была, Германия истребовала контрибуцию в 12 миллиардов франков — это три годовых бюджета Франции. Еще немцы подчистую выгребли золотое обращение с запасом на 2 миллиарда франков, плюс аннексировали Эльзас и Лотарингию. Тяжелые условия?! Французы называли их чудовищными, однако наложенную на них контрибуцию чуть ли не за два года выплатили.
— Тут я спорить не буду!
Михаил расположился в удобном кресле, почти напротив, с другой стороны столика. Император курил,
