– Я ищу, Афанасий. И найду. Потому что мы с Ирой ровесники, понимаешь? Я знаю, что она может, а ты про это ни сном ни духом! У нас с ней старые навыки есть. А у вас нету! Вам предложи пять способов работы в случае ЧП, качественных, проверенных. И ни один на подобное не пойдет.
– Это почему?
– А потому, что эти наработки сейчас под запретом. Только и слышно: «Не тронь мирского! Он на тебя с огнеметом полезет, а ты его все равно не тронь!» Потому что Контрибуция! Все боевое – однозначно плохое! А как оно в свое время нас спасало, никто не помнит!
– Хайль Гитлер, Савва Севастьяныч! – Фонька спрыгнул с подоконника и вдруг вскинул руку в том самом жесте. Колпакова сразу дернулась. Мне как-то тоже подурнело, за секунду. А Старый продолжал стучать кулаком по посудомоечной машине, которая у него была вместо трибуны. Хорошо, что хоть на холодильник не забрался вместо броневика.
– Афанасий! Ты цирк для барышень оставь!
– Вы тогда тоже, хорошо? Думаете, только вас методы работы не устраивают! – Фонька пересек кухню, приблизился к посудомойке. Словно микрофон хотел попросить: – У меня наша Контрибуция знаете в каких печенках уже сидит?! Он убивать будет, а ты его не убей! Пальчиком мирскому погрози и отпусти! Пусть он дальше насилует и бьет!
– А как же закон?! – звонко отозвалась Турбина со второго подоконника. – У них… у нас свои законы есть! И совесть! Уголовный кодекс!
– Вот именно! Мирской Уголовный кодекс на них найдется, а нашего – нету. Благодеяний можем лишить – на год, на десять. Как вы, Сав-Стьяныч, этого вашего Схимника. Он свой срок без нашей помощи отмотал, теперь живет нормально и в ус не дует. А Пашка так и остался сиротой. Мне, кстати, Пашка-то по барабану. Само по себе это нечестно. Менять надо законы! А то мирские так и будут свинячить, сколько им вздумается!
– Афанасий! – Турбина подскочила к нему вплотную, словно на белый танец решила пригласить. – Что ж ты мирских-то… будто они неразумные?
– Собаки, маленькая моя, тоже разумные. Бывают добрыми, бывают злыми. Мы их содержим, а можно было бы дрессировать! Им дело, нам польза!
– Это как?
– Афанасий, ответь барышне, а? А заодно объясни, почему ты согласился на эту авантюру? Ты не Ростя, тебе грехи замаливать не надо. Скажи, почему ты сам ко мне попросился! Выслеживать, обыскивать, своей же товарке для пользы дела на пустом месте хвост наращивать! Ей, конечно, от этого плохо станет, зато каков прецедент!
– Фоня, молчи! – Я только сейчас поняла, что меня обнимают Темчик и Анька. И смотрят одинаково. И держат крепко. Я не стала подниматься, высказалась с места: – Савва Севастьянович, вы штабные совещания где-нибудь еще устраивайте, хорошо? Я не знаю вашей правды и знать ее не хочу! «Если завтра война, если враг нападет!» А если сегодня? Получается, мы три месяца как на бочке с динамитом жили, только для того, чтобы на нас свои же тренировались, как на крысах лабораторных? Помните, когда Артем Гуньку второй раз застрелить пытался? Вы тогда про крысу сказали! Вы уже тогда это все придумали, да? Хотя ладно, тоже молчите! Я вас всех слышать не хочу! И видеть тоже!
Кажется, Севастьянович в ответ начал мне что-то объяснять. Таким привычным голосом, практически родным. С детства знакомым. Когда он меня на воспитание взял, я девчонкам в Смольном врала, что он мой крестный. То есть не врала, а верила. И очень боялась, что у Старого собственные дети родятся. А зря боялась, он бы в такой ситуации их тоже вместо живца стал использовать. Или как-нибудь еще… Для пользы дела!
– Все, закругляемся. Ростя, можешь Дмитрия с животным в Долгопрудный закинуть? Водителя сюда пришли, там особый разговор будет. Афанасий, Тамара! На сегодня свободны, завтра у меня! Вам такси вызвать?
– Спасибо, Сав-Стьяныч, мы как-нибудь на своих четырех!
– Бейс! На выход! Давай, дочка, заезжай к нам в гости! Дуся, если вы насчет работы надумаете, то я вам свою визитку…
– Савва Севастьянович, я же вас тоже попросила выметаться!
– Дусенька, я бы с радостью! Но у меня еще одно дело есть. К Анне Артемовне! Дима, фляжку не забыл? Ты что, в ребенка все до капли вбухал? Ну ты специалист, тебе виднее. Соне скажи, чтобы рысью сюда!
Из Дуськиного подъезда они с Соней вышли спустя четверть часа. Больше Евдокия выдержать не могла, все переводила взгляд с Саввы Севастьяновича на незваную гостью. Старый специально ничего объяснять не стал, хотел посмотреть, как они сами встретятся: ведьма Евдокия и жертва ее собственной ошибки, эта не сказать чтобы сильно наивная девушка Соня. Дуська сразу взметнулась разъяренной кошкой, застыла в дверях с грозным воем: «Не пущу! Не трогай ребенка!» Решила, что Соня, как в прошлый раз, девочку схватит и плохое ей сделает. А зря.
Девочка явилась из кухни, посмотрела на перепуганную Дуську и вежливо поздоровалась с Соней – так, будто видит ее первый раз в жизни. Пришлось объяснять молодым родителям, что теперь к чему. Дима- заводчик сегодня весь вечер, пока взрослые в сыщиков-разбойников играли, занимался ребенком. Чистил Аньке память, убирал оттуда все, что с Ирой-Бархат связано, а заодно и с Темным ремеслом. Знания у Анюты имелись, чего греха таить. Она поэтому и ведьмачить в Дуськином доме боялась: не знала, что из навыков полезное, а за что могут наказать. Анечке теперь смысл ножниц снова был неясен, о бумажной кукле она не вспоминала и понятия не имела, что это за Соня такая и почему ее бояться нужно.
Не за мужа должна была Евдокия волноваться, а за дочку. Выбери девочка Аня для ножниц другое задание, не на пользу мирским, а на вред, то была бы у них сегодня Казнь. Строго по Контрибуции: Темные колдуны и сами жить не должны, и для учеников их на этом свете места тоже нет, даже для несовершеннолетних. Дуся такие документы если и читала, то по верхам, к счастью.
Время было не сильно позднее и погода хорошая, а во дворе ни души. Только вдалеке, у ворот автостоянки, поднимали клубы мягкой апрельской пыли две собаки. Большой кавказский овчар и красавица-борзая. Носились кругами, неловко порыкивая друг на друга. Старый их окликать не стал: может, хоть в таком виде у Фоньки с Турбиной все, наконец, уладится. А если нет, невелика беда. Недаром с ними настоящий Замко?вый работает, у Ростислава профессия такая: людей соединять. Даже призвание, настоящий талант, который прет напролом. Так что все станет хорошо…
– Ну что, Софья батьковна, домой сильно торопишься? А то давай отметим, так сказать, успех мероприятия?
– Савва Севастьянович, а вы уверены, что это… – Соня чуть обернулась, глянула на мягко закрывшуюся дверь подъезда: – Успех?
– Могло бы быть гораздо хуже. Веришь?
– Не верю. Но давайте отметим.
Старый кивнул и показал рукой на ближайшую скамеечку. Вытащил из кармана фляжку: по размерам чуть больше той, которой пользовался Дима-котовод.
– Что предпочитаешь? Шампанское? Ликер?
– Я за рулем, – немного разочарованно отозвалась Соня. И покосилась на окна Дуськиной квартиры. Там в детской на подоконнике сияла свеча. С тремя тенями, насколько Старый понимал.
– Мы тебе ночной троллейбус до самого дома поймаем, не переживай.
– Договорились, ловите. – Соня смотрела, как Старый сворачивает с фляги крышку-стаканчик, обхватывает ладонью горлышко. – Савва Севастьянович, а можно соку?
– Сейчас соорудим. Можно даже компота. Ты мне вот что скажи. Какое число сегодня, помнишь?
– Четырнадцатое.
– Правильно. У Евдокии день рождения завтра. А еще полгода ровно, как твоя свадьба не сложилась.
– Да? Ой, черт… А я чего-то забыла.
– Ну и хорошо.
– Я так не думаю. Чем больше я смотрю на вашу жизнь, тем больше…
– Знаю, – отмахнулся Старый. – Ты как турист в другой стране. Ярко, странно, местами дико. Домой
