Глава десятая
Проснулся Халт рано утром оттого, что затекла шея. Не удивительно: он заснул сидя, навалившись на стол. В голове шумело, хотелось воды. Он потянулся, лениво пошёл на кухню и там замер, будто упёрся в стену. Аннет, одетая по–походному, в свою одежду с Аррета, выгребала холодильник, скидывая все в рюкзак. Увидев, что не одна, она вздрогнула и выронила пакет с яблоками, которые покатились во все стороны по белой плитке. Халт обнаружил, что с вечера так и не одевался, а его банное полотенце осталось на стуле в кабинете.
— Уходишь, значит.
— А ты, значит, этого не хочешь. – Аннет посмотрела на его пах.
— Ну, ты же сама по себе, так что, если хочешь уйти – я тебя не держу. – Халт устал уже психовать из?за неё, в горле драло, все эмоции исчезли – после полбутылки текилы они всегда пропадали и можно было жить. Он, не обращая внимания на Аннет, подошёл к крану, включил холодную воду и жадно припал к струе.
Девушка растерялась – видно, думала, что сейчас её начнут уговаривать остаться. Халт же, напившись, вышел из кухни.
— Эй! Халт! Или как там тебя?
Халт обернулся.
— Давай поговорим.
— Ну давай. Только я лягу, а то мне что?то нехорошо. – Он доплёлся до белого дивана в гостиной и плюхнулся в него. Кожаная обивка недовольно скрипнула.
— Я останусь при двух условиях. Во–первых, все, что было между нами на Аррете, там же и осталось. Сейчас все по–другому.
«Ну да, тогда ты спала со мной, чтобы я взял тебя с собой, и ты бы могла узнать, где живёт Ванда, а теперь такой нужды нет», – хмуро подумал он.
— Во–вторых, я – сама по себе. Мы просто живём в одном доме, как… хорошие соседи. У каждого своя жизнь. Со своей стороны обещаю, что постараюсь побыстрее научиться добывать себе пищу в этом мире и найти собственное жильё. Мне не хочется злоупотреблять твоим гостеприимством.
— Отлично… а если, значит, я не буду выполнять твои условия, то ты в отместку перестанешь жить в моем доме, есть мою еду и тратить мои деньги, – захохотал он.
— Чтоб ты сгинул в Разломе! – подскочила Аннет, схватила рюкзак и бросилась к выходу.
— Это, вообще?то, тоже моё. – Он указал пальцем на рюкзак с едой. Гостья швырнула его об пол и побежала к входной двери.
Халт подскочил с дивана, догнал её в коридоре, схватил за плечи, развернул лицом к себе.
— А теперь слушай меня, девочка. Я не собираюсь тебя насиловать по ночам. Не хочешь отношений со мной – лезть не буду. И готов считаться с твоими просьбами. Но я хочу, чтобы ты поняла: это именно просьбы, а не условия. Условия тут могу ставить только я, просто потому, что это мой дом и моя еда. Не знаю, как на Аррете, но в моем мире принято платить за помощь благодарностью и уважением. А если хочешь уйти, то не воровать еду, пока хозяева спят. Так что мы либо друг друга уважаем, либо ты сейчас уходишь.
Халту казалось, будто он держит в руках сжатую пружину, впрочем, у него и самого все тело напряглось, готовясь к неожиданностям. Как он выдал такую речь – он и сам не понял. В таком тоне он никогда не говорил, тем более – с девушкой, с которой хотел быть рядом. Правда, и девушки так себя с ним не вели. За несколько секунд молчания адреналин начал отпускать сына Глойфрида, и тому стало стыдно. Он уже хотел извиниться, сказать, что это все похмелье, что на самом деле он не такой, но тут услышал:
— Извини… Я… согласна. Я не буду воровать… у тебя.
Его затрясло мелкой дрожью, но он изо всех сил старался не показать этого. Поэтому просто кивнул, отпуская её.
— А теперь выкинь свою одежду – она воняет – и надень что?нибудь чистое. Бери все, что найдёшь в моих шкафах. Завтра сходим, купим тебе женскую одёжку. А мне дай поспать часиков шесть.
Халт слишком мучился похмельем, чтобы анализировать, почему он повёл себя именно так, а на следующий день оказался слишком занят: безуспешно искал Бейнира, созванивался с московскими товарищами, выяснял, сколько у него денег, какие долги, договаривался, чтобы Аннет сделали паспорт, параллельно рассказывал медноволосой, как включать свет, плиту, готовить и пользоваться джакузи. Дни проходили в суёте, ночи – в барах. После того как он включил телевизор, Аннет с удовольствием оставалась дома, отрываясь от фильмов лишь ради похода в продуктовый магазин. Покупка еды вызывала в ней такой же энтузиазм и восторг, как у ребёнка – поход в зоопарк.
А вот у Халта энтузиазм пропадал. Прошла уже неделя, но адепт Ордена на связь не выходил. Посещение клубов и баров превратилось в нудную обязаловку: как можно расслабляться и веселиться, когда мир на краю гибели, а ты ничего не можешь сделать?! Да и бывшие подружки напрягали. Они хотели отношений или хотя бы провести вместе ночь, но теперь это казалось сыну Глойфрида глупым, отказ же их неминуемо обижал.
Наконец Аннет наскучил телевизор, и ей захотелось посмотреть мир. В одну из ночей они вышли из серебристого «БМВ» к дверям «Дягилева». Аннет вертела головой, разглядывая модных девушек у входа, и, Халт знал, сравнивала их с собой. До этого она два дня крутилась перед зеркалом и приставала к нему с вопросами, как одеваются для клубов. Халт заверил её, что джинсы «Iceberg» и чёрная майка со стразами от «Armani» вполне хороши на ней. Вот только с каблуками случился конфуз. Аннет никогда в жизни не носила их – по разлому, что ли, бегать? Так что, надев туфли на шпильке, она просто упала, обозвала их пыточным орудием и наотрез отказалась верить Халту, будто все девушки их носят. Теперь же грустно сравнивала одиннадцатисантиметровые каблуки со своими сандалиями на плоской подошве.
К счастью, охрана на входе его узнала – людей «с улицы» сюда не пускали. Их тут же оглушила музыка, но Аннет, конечно, первым делом заметила плазменные панели, расположенные по всему помещению. Изображение на них создавало иллюзию вращающейся карусели, в мигающем всеми оттенками свете Аннет рассматривала висящие над танцполом «царские ложи» и сцену, где танцевали девушки. А потом заметили их. Знакомые подходили пожать Халту руку и заглядывались на его необычную спутницу. Он представлял её как давнюю подругу, приехавшую в гости из Парижа.
Танцевать Халту не хотелось, пить, на удивление, тоже, так что он хлестал кофе. Аннет, напротив, пропадала на танцполе, вокруг неё уже увивались кавалеры, а Халт грустно любовался ею, сидя за столиком. Когда они под утро возвращались домой, Аннет сияла, и у него от этого улучшилось настроение. Но ненадолго.
Он все чаще оставался дома, изучая копии древних пророчеств, летописи Хьерварда, описания артефактов–конденсаторов. Аннет же освоилась до такой степени, что сама моталась по клубам, зачастую возвращаясь лишь к вечеру следующего дня. Где и с кем она проводила время после клубов? Он не спрашивал, но каждый раз мрачнел и запирался в кабинете. У Аннет появились бриллиантовые украшения, которые он ей не покупал, она приезжала на такси, на которое он не давал ей денег… Да и сама она изменилась: из мародёра в армейских ботинках превратилась в элегантную леди в облегающем платье. Ей понадобился всего месяц, чтобы обустроиться в этом мире, думал Халт. И он ей больше не нужен. Единственное время, которое они проводи ли вместе, – это ежедневные уроки чтения и письма, на которых настоял Халт. Он решил обучить Аннет грамоте, и неожиданно встретил в ней прилежную ученицу.
Иногда, ночью, он заходил тихонько в спальню, ставшую теперь её комнатой, и смотрел, как она спит. В такие минуты ему больше всего хотелось провести кончиками пальцев по её щеке, укрыть одеялом, поцеловать в нос. Он вспоминал три счастливейшие ночи на Аррете и… уходил. Понимал, что скоро не будет и этого: она уйдёт к какому?нибудь богатому кавалеру, может быть, даже выйдет за него замуж и заживёт на Терре припеваючи. Она заслужила нормальную жизнь. Да и он выполнил программу–минимум: не выпустил в магический мир, где её могли бы отыскать адепты Хаоса. Халт надеялся, что Ванда выкрутилась из передряги. Иногда он представлял, что было бы, если бы у них с Аннет все сложилось. Картины красивой жизни разбивались вдребезги при мысли о знакомстве с отцом. «Он убьёт сначала её,
