что пальмы путешественников принадлежат к тому же семейству, что и бананы. Значит, как и бананы, они — трава. Но разве можно в это поверить, если вы не строгий ученый-педант?
Хотя и меньше стало в Сингапуре кокосовых пальм, но весь образ жизни по-прежнему с ними связан.
Каждое утро в саду соседнего дома раздавались сухие звуки «кокосовой» метлы — являлся садовник в неизменной зеленой фетровой шляпе и с сигаретой во рту. «Меня не покидает ощущение, что здешняя погода — это несостоявшаяся осень», — сказал как-то мой друг, довольно долго проживший в Сингапуре. На редкость верный образ. Но бывает и так: подведет северо-восточный муссон, уйдет немного раньше — и воцарится осень. Каналы пересохли, сухо, ветрено. В такие дни «кокосовая» метла садовника едва справляется с багряными и золотыми листьями. Сделана она из прожилок листьев кокосовой пальмы. Короткие прожилки могут служить палочками для эскимо, из тех, что подлиннее, делают временную клетку для птиц или для кур, когда их везут на базар.
Ну а сами листья? Сверните их в плотный ролик — получится музыкальный инструмент наподобие рожка, любимая игрушка детей в кампонгах. Там же, в деревне, пучок сухих листьев ночью служит прекрасным факелом. Утверждают, что это самый безопасный светильник.
Если вас пригласили в малайский дом, то, наверное, угостят блюдом отак-отак (фаршированной рыбой в остром соусе, завернутой в свежие листья кокосовой пальмы; когда все это варится, листья сообщают рыбе тонкий аромат). Чем же погасить пожар во рту, вспыхнувший от приправ и специй? Хозяйка с улыбкой вручает вам пиалу с саговой кашей, погруженной в кокосовое молоко и коричневую сахарную патоку, Удивительное блюдо — вроде тянучки, что в детстве готовила мама.
Коричневый кокосовый сахар называется «гула-малакка» («малаккский сахар»). Это сок, полученный в момент цветения пальмы, который долго варят.
В жаркий день сок молодого ореха прекрасно утоляет жажду. Резким ударом паранга продавец срезает верхушку, опускает в отверстие соломинку. Затем орех рассекают на две половинки, и вы едите сочное белое «мясо», напоминающее желе. Из оболочки кокосового ореха получают волокна, идущие на веревки и циновки. Когда закрываются ставни лавок и складов, люди в белых дхоти (кусок полотна, обмотанный вокруг бедер) устраиваются спать на циновках из кокосового волокна. Из скорлупы кокосового ореха получается отличный древесный уголь, на котором жарят сатэ. Скорлупу кокосового ореха используют в качестве ковша или кружки. Прежде была такая мера — чупак — половинка кокосового ореха. Как верны строки:
Смотрю на малайца, который артистично сортирует кокосовые орехи и, мнится мне, следит за тем, чтобы не упустить тот самый, редкий, без ростков. Малайцы называют его «келапа-бута» — «слепой кокос». Он содержит внутри мягкий белый камушек, которому приписывают магические свойства. Было время, когда его ценили выше драгоценных камней. Его носили как талисман на теле, в кольцах, в оружии. Смотрю на парня, а в памяти возникают звуки…
Бьют барабаны, жалобно завывают флейты, охрипшие голоса скандируют: «Вэль-вэль!» («Победа!») И вот уже в который раз слышится треск разбиваемого кокосового ореха. Здесь, на Серангуне, в храме Перумаль, посвященном Вишну (Перумаль — одно из имен Вишну. «Перум» — «большой», «великий», «аль» — «персона», «человек»), начинается путь бичевания длиной в несколько километров. Но вначале утром во дворе храма на избранных фанатиков, которые постились целый месяц — только одно вегетарианское блюдо в день, — под священным деревом боа надевают металлические каркасы — кавади. Протыкают тело острыми металлическими спицами, но так, чтобы не пролить ни капли крови. Кавади декорируют цветами, гирляндами, фруктами, павлиньими перьями. Именно на павлине путешествовал бог Субраманиам. А это день, когда по велению Шивы Субраманиам (у него много иных имен — Муруган, Велан, Кумаран, Шанмуган, Кандан и другие) побеждает силы зла, добро и доблесть торжествуют, и вот благодарные индусы несут кавади, пронзают свои тела серебряными крючками с нанизанными на них маленькими лимончиками — символом чистоты. Одни фанатики сменяют других, и поздним вечером звучит финальный аккорд тайпусама в храме Четиар на Танк-роуд, воздвигнутом в честь Субраманиама. Появляется бронзовая статуя Субраманиама на серебряной колеснице. Ее сопровождает торжественная процессия под звуки музыки в дыму благовоний. И снова среди других звуков слышится треск разбиваемого ореха. Таков венец тайпусама. Случается это в месяц тай (конец января — начало февраля), когда полная луна встречается с самой яркой звездой Пусам. Потому и назван праздник — тайпусам.
А однажды звуки разбиваемых кокосовых орехов в храме Перумаль прозвучали совсем по другому случаю. Красочная свадебная процессия — мужчины в белых пиджаках и дхоти, женщины в ярких сари — остановилась у входа. Жениха сопровождали шаферы — холостяки из родни будущей жены — и три матроны с подносами. На одном — фрукты, на другом — малиновое сари и золотая цепочка, на третьем — три очищенных кокосовых ореха. У входа в храм один из шаферов нанес желтую куркумовую пасту на лоб жениха. Затем священник повязал шнурком его палец. И жених стал участником брачной церемонии.
Появляется невеста, скрытая от посторонних глаз вуалью, в сопровождении родственницы жениха. Суженые садятся на низкие скамеечки перед священным огнем. Тогда и раздался треск первого кокосового ореха. Его разбил родственник жениха. Священник повязал шнурком палец невесты, — и она теперь участница церемонии, вот он вручил ей цветы арековой пальмы и фрукты. Мгновение — и она передает их жениху. А это значит, что отныне она переходит в новую семью. И тогда разбили второй кокосовый орех.
Жених вручает невесте малиновое сари. Она удаляется, чтобы через несколько минут предстать в новом наряде, а пока гостей угощают шафрановым рисом. Приближается самый торжественный момент. Вернулась невеста, падает вуаль и золотая цепочка, подарок жениха, уже обвивает смуглую шею. Молодые обмениваются гирляндами из цветов жасмина. В этот миг слышен треск третьего расколотого ореха.
Может быть, я еще долго простоял бы около малайца и, кто знает, стал бы свидетелем того, как он, счастливец, найдет свой слепой орех с магическим камнем, но легковейный ветерок донес до меня пряное дыхание. В нескольких шагах я увидел тамила в желтой батиковой рубашке. Гибкими, артистичными движениями пальцев он размешивал специи. Подносил оранжевую массу к носу, вдыхал завораживающий аромат, слегка покачивал головой, то ли с сомнением, то ли с удовольствием, и вновь продолжал манипуляции.
— Кари, мадрасский вариант, — бодро сказал тамил. В щелкающих звуках его голоса, в загадочной улыбке был призыв прикоснуться к тайне.
Вы думаете, кари — это жгучая острота? Может быть. Но это еще не все. Кари — это бесконечность. Кто-то сравнил хороший кари с шуткой. Пряной, острой, порой умеренной, но всегда уместной. Эта непостижимая индийская приправа состоит из множества специй, само упоминание о которых воскрешает в памяти прочитанные в детстве книжки о колониальной торговле пряностями, средневековых докторах из Салерно, восклицавших: «Разве может умереть человек, вырастивший шалфей в своем саду?!». Эти врачеватели были убеждены, что шалфей улучшает память и обеспечивает долголетие. В средние века
