— Это нехорошо. Дайте-ка мне, пожалуйста, чайную ложку. А вы, молодой человек, сядьте и поверните голову к свету. Ага, вот так. Теперь откройте рот. Так. «А-а-а-а…»
Эдвард безмолвно повиновался.
— Так, так, ясно… Почему до сих пор не удалены гланды?
Анна покраснела.
— Вы не знаете Эдика, доктор? Сколько раз я настаивала на операции, а он все упрямится, не хочет…
— Нехорошо, нехорошо… Ангина будет повторяться, и все в более сильной форме. А ну, прими-ка ложечку этого лекарства… Скорее, у меня рука устала… Вот так, молодец…
Проглотив лекарство, мальчик недовольно поморщился и откинулся на подушку.
— Вот выздоровеет наш Эдик, недели две погуляет, а потом мы сведем его к специалисту и вылущим ему гланды, как орешки.
Он прописал больному для полоскания настой ромашки, а если не поможет — припарки из льняного семени.
Микаэл провел возле больного около часа. Все это время он не переставая болтал, забавлял мальчика шутками. Когда он поднялся, собираясь уйти, Эдик подозвал мать, обнял ее и что-то торопливо зашептал ей на ухо.
Анна снисходительно улыбнулась.
— Доктор, Эдик спрашивает, придете ли вы еще?
— При одном условии — если Эдик будет всегда слушаться маму и пить прописанные ему лекарства.
— Я буду слушаться… — пробормотал Эдик.
Микаэл ласково посмотрел на мальчика.
— Ну, тогда приду, — сказал он с теплой улыбкой.
Анна проводила Микаэла до самых ворот. В наивном вопросе сына она почувствовала откровенное желание почаще видеть Микаэла. Ведь у них не бывает ни один мужчина, а соседки, особенно старухи, со своими бесконечными советами, надоели ребенку по горло.
После ухода Микаэла Анна взяла в руки шитье и присела к столу.
— Ма, почему ты не спишь?.. Мне ведь лучше сейчас, ма… Спи, ты устала… — прошептал Эдвард.
В тоне его было что-то по-мужски серьезное. Такую заботу мог проявить только взрослый. Так заботился о ней один Артем. Бывало, придя поздно ночью с работы, он обнимал ее и, прижавшись щекой к ее щеке, шептал на ухо:
— Ну, пора спать, Аннушка, ты ведь устала…
3
Микаэл не переставал посещать Анну и по выздоровлении Эдварда. Захаживал он поздно, на правах старого приятеля, и больше проводил время с мальчиком, с которым очень подружился.
Анна встречала его просто, по-домашнему. Они втроем садились за чай, часто без сахара, с какой- нибудь карамелькой или сгущенным молоком, и тут, за этим скромным чайным столом, возникала краткая иллюзия тихого семейного уюта.
Но безмятежное состояние это длилось недолго. Все чаще слышался шум приближающихся боев. Близ города стали появляться немецкие разведчики-мотоциклисты, по небу то и дело проносились вражеские самолеты.
Госпиталь не успевал принимать раненых.
Вскоре был получен приказ оставить город. Снова эвакуация, снова запруженные, пыльные дороги.
Нужно было поставить на колеса все огромное хозяйство и везти его на восток, в глубокий тыл.
Госпиталь пришлось эвакуировать в два приема. С первым эшелоном должны были отправиться только тяжелораненые, а с ними и насть медицинского персонала. Начальником этого эшелона был назначен главный хирург Аразян. Он тотчас выехал на станцию.
Случилось так, что палаты, обслуживаемые Анной, попали во второй эшелон. Микаэл очень сожалел об этом, но изменить что-нибудь было не в его силах. Оставалось примириться с неизбежным.
Первый эшелон уходил ночью, так было безопаснее, и у Микаэла появилась возможность повидаться и проститься с Анной. Оставалось несколько часов, и, воспользовавшись этим, он поехал на виллисе в город.
4
Был мрачный, дождливый вечер. Плотные тучи свинцовой тяжестью нависли над крышами города.
Когда Микаэл вошел, Анна на мгновение смутилась, но, постаравшись преодолеть волнение, грустно улыбнулась. Видимо, она очень ждала его. С губ у нее чуть не сорвалось «наконец-то», но она сдержалась и, чтобы скрыть смущение, принялась проворно освобождать стул от каких-то вещей и пододвинула ему.
Микаэл продолжал стоять. Эдварда дома не было.
— Через несколько часов мы отправляемся, Анна.
— Я знаю… — опустив глаза, ответила она. — Знаю, что вы пришли проститься…
— Да… Нам придется на некоторое время расстаться. Завтра или послезавтра должен двинуться и второй эшелон. Надеюсь… — Анна впервые услышала дрожь в голосе Микаэла. — Надеюсь, — повторил он, — что в этом эшелоне я найду вас с Эдиком.
Ответ у Анны был наготове — она давно его обдумала: «Я очень тронута, дорогой мой, вашей заботой, но мне немного странно, что вы отложили этот разговор на самую последнюю минуту. Да и вообще, не худо было бы, если б вы были немного почестнее…» Но она не сказала ничего и, с трудом Одерживая рыдание, порывисто шагнула в сторону двери.
Микаэл удержал ее.
— Анна, подождите… Что с вами… Это в последнюю-то минуту…
— Да, в последнюю минуту, — с упреком вырвалось у нее. — Ведь вам отлично было известно, что вторая палата пока остается. Так неужто за два дня нельзя было выкроить двух минут, чтоб сказать мне хоть слово — одно слово, которое мне так необходимо. Вспомните, сколько раз мы встречались лицом к лицу за эти двое суток — в госпитальном дворе, в коридорах, в па-датах. Не помните? А я помню. И вы не нашли минутки, чтоб сказать мне хоть слово утешенья? Я никак на вас не посягаю, можете считать себя совершенно свободным, — кстати появился и достаточно удобный повод!
— Послушайте, Анна, — сдавленным голосом прервал ее Микаэл. — Мне всегда казалось, что мы достаточно уважаем и понимаем друг друга без слов. Что все это значит? За кого вы меня принимаете? О какой свободе может быть речь? Я никогда об этом не думал. Или вы считаете меня человеком, ищущим легких побед' и способным так просто менять свои привязанности. А? Почему же вы молчите? Скажите что-нибудь! Какое я дал вам право так обо мне думать?..
Сердце Анны было исполнено горечи. Она слушала молча, досадуя в душе то ли на себя, то ли на Микаэла, то ли на злую игру судьбы. С трудом сдерживая рыдания, она не знала, что отвечать. Все, что он говорил, было правдой, но не так легко было с этой правдой согласиться. Нервы ее были напряжены до предела, в висках гулко стучало. Ей хотелось бросить в лицо Микаэлу что-то обидное, едкое, но язык точно прилип к глотке и не слушался. К тому же она знала, что если сказать сейчас все, что скопилось на сердце, эта встреча станет их последней встречей, — потому что они не сумеют больше посмотреть друг другу в
