березовую кору из своего леса и вообще все, на что он был только способен, если останется в живых. Он пообещал стащить самые лучшие яблоки из отцовского сада.
Маленький Бобр вынул нож и стал разрезать путы.
Наконец последняя полоска упала на землю. Подгонять Гая не потребовалось. Он молча понесся к изгороди, перебрался через нее и исчез.
После таких приключений ни один мальчишка больше не пришел бы к месту, где стояла типи, но Гай, хорошо знавший Сэма, скоро сообразил, что он напрасно испугался. Его разбирало любопытство, и однажды Ян и Сэм снова увидели убегавшего из их лагеря Гая.
Индейцы догнали его и приволокли назад. На этот раз Гай не бранился. Сначала вожди обсуждали, какой смерти его лучше предать: сжечь ли на костре или утопить в пруду. Затем они приступили к допросу. Но пойманный молчал. Что он делал в лагере? Зачем пришел сюда? Ответа не было. Гай смотрел на них исподлобья.
— Давай завяжем ему глаза и вырежем гайяскутус у него на спине, — сказал Ян глухим голосом.
— Хорошая мысль, — согласился Сэм, хотя он имел о «гайяскутусе» такое же представление, как и пленник. — Не будь с ним жесток. Это умерит боль.
Неизвестное всегда страшит. В душу жертвы снова закрался страх. Уголки его губ задрожали, и слезы закапали из глаз.
— Почему ты не скажешь нам, зачем пришел сюда? — спросил Ян.
И вдруг плачущий пленник пробормотал:
— Я тоже хочу играть в индейцев…
Это чистосердечное признание застало мальчиков врасплох. Маленький Бобр встал и, обратившись к воображаемому совету, сказал:
— Великие Вожди сэнгерского племени! Этот бледнолицый выказал небывалое мужество, когда мы его пытали. Ни один из наших прежних пленников не был наделен столькими талантами. Я призываю вас принять его в наше племя.
Затем встал Дятел и сказал:
— О Вождь, мудрее которого лишь один человек в нашем племени! Все, что ты сказал, — правда, но известно тебе, что в наше племя может быть принят только человек с большими достоинствами? Он должен побороть воина нашего племени! Может ли он это?
— Нет, — ответил Гай.
— Обогнать нашего воина или стрелять более метко — может?
— Нет…
— Что же тогда он умеет делать?
— Я могу воровать арбузы… Вижу дальше всех в школе… А если спрячусь, никто не отыщет. Много раз я следил из кустов, как вы строили типи и плотину. Я первым выкупался в вашем пруду! Потом я сидел в типи и курил ваши трубки, когда вас не было, и я слышал, как вы собирались идти к нам воровать березовую кору.
— Не вижу, где здесь благородство и сила духа, — сказал Сэм. — Ты принес подарки Старейшему Вождю племени?
— Я принесу столько березовой коры, сколько вы захотите. Ту, что вы ободрали, отец сжег. Но я вам другой принесу. И еще я стащу цыпленка.
— Намерения эти весьма благородны, — сказал Ян. — Принимаем его!
— Согласен, — сказал Вождь Дятел, — но помни, что мне по-прежнему принадлежит право на левую половину скальпа, включая ухо! Я могу потребовать ее в любую минуту. Скажи, Ян, то есть Маленький Бобр, ты ведь знаешь, какую нужно пройти церемонию, когда вступаешь в индейское племя?
— В разных племенах — разные обычаи. Но Солнечный Танец и Испытание Огнем устраивают чаще всего, и они ужасно трудные.
— Ну, а ты проходил эти испытания? — спросил Сэм.
— Еще бы! — сказал Ян, вспоминая сожженные на солнце плечи и руки. — Я выдержал их так, что все признали меня самым лучшим воином племени. — Он, правда, не пояснил, что был единственным человеком во всем племени. — И меня единогласно назвали «Пылающий Восход».
— Я тоже хочу быть Пылающим Восходом! — пропищал Гай.
— Ты? Да еще неизвестно, подходишь ли ты вообще, Желтая Сельдь! Какое ты хочешь пройти испытание?
Гай предпочел Солнечный Танец. Он и до того был достаточно загорелым, поэтому, хотя он и плясал вокруг типи в трусиках целый день, кожа его не обуглилась.
Когда солнце село, вожди собрались на совет.
Оглядев с ног до головы нового воина, Старейший Вождь мрачно покачал головой и сказал:
— Слишком неопытен, чтобы загореть как следует. Назовем его Молодой Веткой.
Напрасно Гай возражал. Отныне он стал Веткой и так должен был называться до тех пор, пока не заслужит более достойное имя.
Затем по кругу пошла трубка мира, и Гай был объявлен третьим вождем сэнгерских индейцев.
Гай был самым безобидным во всем племени, и, может быть, поэтому ему особенно нравилось раскрашивать свою круглую смеющуюся рожицу под свирепое лицо дикаря. Вот только глаза у него были выцветшего голубого цвета, а не черные, как у краснокожих. Свою растрепанную белобрысую голову он мог скрыть под пучками конского волоса, военная раскраска избавляла его от веснушек, и лишь белесые ресницы и блеклые поросячьи глазки ничем нельзя было подменить. Но Гай ни с кем не делился своим горем, потому что знал: проведай кто-нибудь из мальчиков об этом, он сразу получит новое имя — Пупсик, или Птенец, или какое-нибудь другое ужасное, совсем не индейское прозвище.
XIV
Ссора
— Знаешь, Ян, сегодня я малиновку видел.
— Это что-то новое! — недоверчиво сказал Ян.
— У нас она самая красивая птица.
— Ну, а колибри?
— Вот уж сказал! Она просто маленькая, но не такая красивая.
— Теперь ясно, что ты ничего не понимаешь в птицах, — возразил Ян. — Потому что эти прелестные крылатые жемчужины одновременно и самые маленькие и самые красивые среди всего пернатого мира. — Эту фразу Ян прочел где-то и удержал в своей памяти.
— Фу! — сказал Сэм. — Совсем как в книжке! А я видел сотни колибри у нас в саду и держу пари, что малиновка гораздо красивее твоих колибри! Она алая, как кровь, и горит, словно огонь, а крылья у нее черные. Бабушка Невилль говорит, что индейцы называют ее Птицей войны, потому что, где она пролетит, начинается война.
— А, так это кардинал, — сказал Ян. — Где ты его видел?
— Да просто он слетел с ветки и уселся на верхний шест типи.
— Надеюсь, у нас война не начнется… Вот бы мне одного кардинала для чучела!
