— Ты мог бы ей написать. Извиниться за то, что так ее расстроил.
— С какой стати?
— С такой, что она всегда желала своим детям только добра. И очень огорчена поведением сыновей в последнее время.
Эдвард провел ладонью по волосам. Не веря собственным ушам, он спросил:
— Так вы хотите, чтобы я написал матери и извинился
— Ну, тебе это только на руку…
— Нет.
— Эдвард!
— Нет. Никогда и ни за что. Я сожалею из-за этой дурацкой истории с Люси, но я настолько, настолько уверен в Элинор, что мне абсолютно наплевать на мнение всех вокруг. Я не раскаиваюсь. И не сомневаюсь. Может, когда-нибудь я и соберусь высказать это матери, если, конечно, она станет слушать, но я точно не буду слать ей письма с извинениями за чужие провинности. Тебе ясно?
— Ты совершаешь большую ошибку, — натянуто заметил Джон.
— Не такую большую, как моя мать! — выкрикнул Эдвард в ответ.
Мгновение оба молчали. Потом Джон с преувеличенной торжественностью сказал:
— Мне придется поставить об этом в известность твою сестру.
— Ну-ну, — усмехнулся Эдвард. — Интересно, каково это: быть под каблуком сразу у двух баб?
На другом конце линии воцарилась шокирующая тишина. И тут в долине показалась оранжевая машина, и Эдвард почувствовал, как его сердце, словно птица, воспарило в небеса.
— Пока, — равнодушно сказал он в трубку, — пока, — и швырнул ее на продавленные подушки дивана.
Марианна сидела на холме, с которого открывался вид на Алленем, обхватив руками колени, а рядом, опираясь локтем на землю и не сводя с нее глаз, устроился Билл Брэндон. Распущенные волосы Марианны колыхал легкий ветерок, перебирая их прядку за прядкой; Билл смотрел, как они взлетают и снова ложатся ей на спину.
От его глаз не укрылось, что Марианна не выглядела ни напряженной, ни расстроенной. Она смотрела на старый особняк с его причудливыми старинными трубами и аккуратными живыми изгородями в парке с выражением мечтательного спокойствия, но никак не страсти. Билл удивлялся тому, как до странности комфортно ощущал себя рядом с ней: молчание не причиняло им неудобства, поэтому он не торопился прерывать его, не спешил спрашивать, что она чувствует, глядя вниз, на долину, где раскинулось поместье, с которым она успела познакомиться и которое надеялась узнать еще лучше.
В конце концов, один тот факт, что Марианна пригласила его на прогулку, уже был удивителен. Конечно, Белл пока не отпускала ее никуда одну, а он очень кстати бродил по саду, дожидаясь Эдварда, так что она подошла, посмотрела ему прямо в глаза и сказала, что хочет прогуляться и взглянуть на Алленем — может, он согласится составить ей компанию?
Увлеченные дружеской беседой, они миновали лес, перешли дорогу, и он, в своей обычной ненавязчивой манере, предложил сделать передышку, чтобы Марианна немного отдохнула, прежде чем карабкаться на холм. Билл предложил взять сброшенный Марианной свитер, она отказалась, он спокойно сказал: «Не глупи», — и взял его, а она повернулась к нему и звонко рассмеялась. И вот теперь они сидели на жесткой колючей траве, устилавшей вершину холма над Алленемом, в умиротворенном молчании, на расстоянии вытянутой руки.
Это все равно расстояние, думал Билл, но совершенно другое. И я не собираюсь нарушать дистанцию, потому что не хочу ее торопить. Кроме того, мне и этого более чем достаточно: лежать здесь и видеть, как она смотрит на тот дом, уже ничуть не переживая. Нет, ей не все равно — на это я не смел и надеяться, — но она больше не страдает.
Словно прочитав его мысли, Марианна вдруг повернулась и посмотрела Биллу в глаза.
— Все в порядке, — сказала она.
— Точно?
Марианна кивнула.
Он спросил:
— Это что-то вроде проверки? Твое возвращение сюда?
— Пожалуй, — снова кивнула она.
— И как, ты прошла?
Она развернулась и села так, чтобы видеть его лицо, но тут же перевела взгляд на траву.
— Первая любовь… — медленно произнесла она.
Билл помолчал, а потом попросил ее:
— Расскажи мне о ней.
Марианна едва заметно улыбнулась.
— Мне кажется, с ней ничто не сравнится.
— Нет, — задумчиво ответил Билл, — но это не значит, что она останется лучшей. Просто первая любовь не повторяется.
— Потому что она первая.
— А у нас еще нет опыта, чтобы не нырять в омут с головой.
Она заметила печально:
— Именно это мне понравилось больше всего.
— И мне.
Она бросила на него короткий взгляд.
— Правда?
Он сорвал лютик и покрутил его между пальцев. Потом обреченно сказал:
— Я тоже этого хотел: с головой погрузиться в свои чувства.
— Серьезно?
— Я не хотел видеть, что она на самом деле за человек. Не хотел этого знать. Я видел в ней воплощение своей мечты, своей страсти.
— Надо же…
Марианна уважительно кивнула головой.
Он улыбнулся ей в ответ.
— А ты?
— Со мной было точно так же.
— Возможно, — мягко произнес Билл, — мы не были так уж неправы. Мы же не специально выбрали себе неподходящих людей, мы поступали так под влиянием сильных страстей.
Билл поглядел на Марианну, а потом подмигнул.
— Мы оба стали жертвами красоты.
Марианна пересела к нему поближе, подвинувшись на жесткой траве.
— Элинор сказала, Уиллз просил мне передать, что я в нем не ошибалась. Он действительно любил меня. И продолжает любить.
Билл вгляделся в ее лицо.
— Элиза знала, что со мной будет другим человеком. И жизнь ее сложится по-другому. Гораздо лучше.
Марианна спросила:
— А ты смог бы жить с ней?
— По крайней мере, я бы попытался.
— Я тоже. Вот только боюсь, это убило бы меня.
— О да. Жертвовать собой хорошо только поначалу.
Она протянула руку и взяла лютик из его пальцев.
— По-моему, я кое-что начинаю понимать.
— И что же?
— Что счастливая жизнь — это не только… Не знаю, как сказать.
