— Нет, я имел в виду, зачем ты это сделал?
— Это? — Рей кивает на Дага. Его голос звучит ровно и невозмутимо, слышится лишь легкий акцент Южной Филли[7]. — Разве ты не этого от меня ждал?
Лен не может оторвать взгляд от тела. В Лене происходят какие-то изменения. Мозг ощущает небывалый подъем уровня адреналина и тестостерона. А где-то в глубине уже брезжит новая перспектива власти.
— Я… я не знаю.
Рей оглядывается на тело так, словно это машина, которую он подумывает купить.
— Слушай, на черта нам был этот жирный хер? Первое правило: нужно столько народу, сколько нужно.
Лен подходит ближе, смотрит на капли крови вокруг раны, представляет себе, что сердце Дага еще работает, и задумывается, сколько это будет продолжаться. Поразмыслив, он вспоминает:
— Но теперь некому подделывать кредитки.
Рей переводит взгляд с Лена на тело.
— А ведь правда. — Он чешет за ухом. — Хочешь честно? Я просто не мог больше слушать, как он твердит «не знаю».
Лен снимает очки, садится на корточки и смотрит в выпученные глаза Дага. Как просто. Будто выключатель нажали, и — бац. Был и нет. Сдвинь указательный палец правой руки на сантиметр и отнимешь… все. Черт побери! Черт, черт, черт!
Рей делает глубокий вдох и подходит сзади к сидящему на корточках Лену.
— Ну, иногда могу переборщить. — Он рассматривает затылок Лена. — Век живи, век учись.
Лен оборачивается и вопросительно смотрит на него.
— Это всегда так?
— Чаще всего да, — отвечает Рей.
— Черт побери, — уважительно замечает Лен.
Рей хватает его за руку и оттаскивает от кучи мертвой плоти на полу.
— Ладно, шеф. Пойдем проведаем твоего кореша.
Глава III
Спокан, штат Вашингтон
30 октября 1980 г., четверг, 2:58
— Давай-ка разберемся. — Джекс ставит свою бутылку шампанского на стол и опирается на нее, как на короткую трость. — Ты говоришь, что аятолла взял наших людей в заложники, потому что в Америке слишком много ленивых мамаш-одиночек, живущих на соцпособие?
Аарон Гребби смеется и понимающе качает головой.
— Нет. Разумеется, нет. Но, полагаю, разумно предположить, что эти вещи связаны, что они — составляющие общего разрушения, потери уверенности в себе, которая поразила Америку. Преступность. Инфляция. Сорок лет бесплодной либеральной политики. И утрата положения на международной арене. Ощущение, что мы сбились с пути.
Он сидит спиной к бару, его квадратное честное лицо обращено к покерным столам, где остановилась привычная Винсу игра. Наклонив головы, картежники слушают, как Аарон Гребби объясняет им, отчего нужно голосовать именно за него.
— Страна как женщина. Кто станет уважать ее, если она сама себя не уважает?
Проститутки округляют глаза. Мужчины кивают, бормоча что-то себе под нос.
— А как же зоопарк? — спрашивает Пити. — Что, по-вашему, не так в нашем зоопарке?
Гребби делает глоток виски и приветствует спросившего стаканом, показывая, что это прекрасный вопрос.
— Что ж, Пити. Начнем с названия. «Прогулка среди дикой природы»? Это не зоопарк. Зоопарк должен называться зоопарком. «Споканский зоопарк». А как, черт возьми, понять «Прогулку среди дикой природы»? Уж лучше так назвать заведение, где мы сидим.
Гребби убирает волосы со лба, но, по мнению Винса, это лишний жест. На его голове за последние шесть часов ни одна волосинка не двинулась. Он мелко рубит ладонью воздух, как каратист, подчеркивая свои высказывания.
— Наш зоопарк недофинансируется, — взмах, — недополучает материального обеспечения, — взмах, — и находится в неудачном месте, — сильный взмах. — Но дело не только в зоопарке. Дело в экономическом развитии всего региона. Наш несчастный зоопарк — квинтэссенция всего города и региона, боящегося достичь успеха.
Винс переводит взгляд с Аарона Гребби на сосредоточенные лица картежников и проституток и только теперь замечает, что Бет ушла. Он наклоняется к Анджеле, которая объедает куриную ножку.
— Не знаешь, куда делась Бет?
Она пожимает плечами.
— Домой ушла, наверное.
— Черт. Давно?
— Минут пятнадцать как.
Винс смотрит на дверь, потом на Гребби, который, подставив Эдди стакан, чтобы тот налил еще виски, переходит к теме уголовного судопроизводства. Его рука рисует в воздухе пьяненькую восьмерку.
— Мой соперник заявляет, что контроль над огнестрельным оружием поможет снизить уровень преступности, но это ошибочное мнение. Закон о контроле над оружием ударит по законопослушным гражданам, а не по преступникам. Надо, чтобы честному гражданину было легко купить пистолет для самообороны, а не сложно. Надо, чтобы нам стало легче защищать свои семьи, свою собственность, самих себя, а не сложнее.
Некоторые из слушателей согласно кивают.
— Если мы в самом деле желаем обуздать преступность, необходимо укреплять уголовное законодательство. Добиваться, чтобы преступники получали по заслугам. Усиливать судебную систему. Строить новые тюрьмы.
Все посетители «Берлоги» вздрагивают и качают головами, но Гребби словно не замечает этого. Винс поднимается и наклоняется к уху Гребби, едва увернувшись от взмаха его руки в стиле карате.
— БОЛЬШЕ тюрем, БОЛЬШЕ прокуроров, БОЛЬШЕ полицейских!
— Послушайте, — говорит Винс. — Не самая удачная тема для этого заведения. Нам пора.
— Я не хочу уходить, — отвечает Гребби, его глаза и губы блестят. — У меня в жизни не было лучшей аудитории. А вы идите.
— Мне кажется, вам не стоит здесь оставаться.
Гребби поворачивается к нему.
— Ничего вы не понимаете. Я ведь именно из-за этого и пошел в политику, Винс. Я… я напрямую общаюсь с этими людьми. Это воодушевляет. Впервые я нашел с ними контакт.
Винс отходит в сторону и повышает голос, чтобы все слышали.
— Эй, кто из вас зарегистрированный избиратель?
Гребби обводит комнату взглядом и видит то же, что и Винс. Не поднимается ни одной руки.
На улице холод ударяет в голову как похмелье. Туман жмется к земле. Гребби поднимает ворот пиджака и жмурится в свете фонарей.
— Сколько времени? он Винс смотрит на часы.
— Четвертый час.
— Господи.
Винс догадывается, что Аарону Гребби приходилось уже являться домой так поздно. Это наводит его
