— Но что конкретно это значит?
Ответ он услышать не успевает, потому что кто-то хватает его за локоть и толкает прочь.
А Майкл Рейган уже ищет глазами помощь, видя, как худенькая женщина в голубом платье подставляет ему загипсованную руку и ручку.
— Можно ваш автограф?
На тротуаре переминается с ноги на ногу горстка местных менее важных кандидатов от республиканцев — пятеро белых мужчин лет сорока и пятидесяти. Они дышат на замерзшие руки, подпрыгивают, как на пружинках, раздают значки и листовки людям, прослушавшим речь Майкла Рейгана. Винс берет значок с изображением Гребби. Аарон Гребби — образец красоты восьмидесятых годов, набор квадратов: квадратные плечи, квадратный подбородок, короткие волосы квадратом обрамляют честное квадратное лицо, типичный ведущий новостей, именно такой парень, с которым, по мнению Винса, у Келли мог бы быть роман, если бы не колечко на левой руке — единственный круглый предмет у этого человека. На нем блестящие новенькие ковбойские сапоги. Ни в каком другом городе Винс не видел, чтобы юристы и политики надевали ковбойские сапоги с деловым костюмом.
Келли стоит в нескольких шагах от него, скрестив руки на груди.
— Аарон, это Винс Камден из магазина пончиков, я тебе о нем рассказывала. Тот самый, который читает все подряд.
«Который читает все подряд». Винс сдерживает улыбку.
— Приятно познакомиться.
Рукопожатие Гребби стремительно, крепко и деловито.
— И мне приятно. Надеюсь, смогу рассчитывать на вашу поддержку во вторник. — Как только рукопожатие заканчивается, правая рука Гребби тянется к обручальному кольцу. Он крутит его на пальце, словно отчаянно пытаясь отвинтить.
— Винс читал «Мир по Гарпу» несколько месяцев назад. — Келли касается руки Гребби. — Это любимая книга Аарона.
— Как она вам? — спрашивает Гребби. Он переминается с ноги на ногу.
— Мне понравилось начало, — признается Винс.
Келли переводит взгляд с Винса на Бет, стоящую за его левым плечом.
— Ой, простите, — вспоминает Винс и отходит в сторону. — Это моя подруга Бет.
— Недвижимость, — выпаливает Бет, будто много раз произносила это про себя, ожидая, когда появится возможность представиться.
Келли и Гребби вопросительно смотрят на нее.
— Бет работает в сфере недвижимости, — поясняет Винс.
Она заливается краской.
— Я учусь на агента по продаже недвижимости.
Все соглашаются, что это замечательно. Рядом с Келли, высокой блондинкой, Бет кажется болезненной.
— Красивые волосы, — говорит Бет Келли почти шепотом, словно извиняясь.
— Ой, вы так любезны! — Келли наклоняет голову к плечу и улыбается, как обычно улыбаются захворавшему щенку или ребенку в инвалидной коляске. — Спасибо. Сегодня, правда, на голове у меня черт-те что. Ветрено. Но все равно спасибо. — Она смотрит на тонкие волосы Бет, и ее взгляд ползет вниз. — А что у вас с рукой?
Бет поднимает руку в гипсе и глядит на нее, не зная, что сказать.
— Она… сломана.
— А, — отзывается Келли. Все молчат, и тогда она говорит, что ездила на велосипеде к черту на кулички, что накануне поздно легла, что на работу ей вставать в семь, что уже поздно, что она выбилась из сил, и выдает гораздо больше информации, чем нужно, чтобы понять: она направляется домой.
— Увидимся утром, — прощается Аарон Гребби и добавляет: — На работе.
Они смотрят друг на друга еще мгновенье, потом Келли поворачивается к Винсу.
— Огромное спасибо, что пришел, Винс. — И, обращаясь к Бет: — Была очень рада с вами познакомиться.
— Я упала, — говорит Бет, снова подняв руку в гипсе. — С лестницы.
— Ох! — сочувствует Келли.
— Вот что случилось с моей рукой.
— Ох! — Келли вежливо улыбается, достает из сумочки ключи от машины, прощается и уходит на стоянку.
Винс и Гребби провожают ее взглядом. Бет рассматривает свои туфли.
— Майкл Рейган выступил отлично, правда? — спрашивает Гребби.
— Вы так думаете? — удивляется Винс.
— Просто потрясающе, что он сюда приехал, вот так запросто. Тут атмосфера изменилась. В этой стране происходит что-то поразительное. Это же очевидно, вам не кажется?
Винс узнает этот заученный тон малосодержательных фраз, но не может не ответить.
— Я скажу вам, что мне кажется, — парирует Винс. — Я сидел в этом ресторане и думал: если бы мне поручили вести избирательную кампанию Рональда Рейгана и у него был бы такой тупоголовый сын, то в какой город я отправил бы его за шесть дней до выборов, чтобы оттуда он не смог все испортить?
В первое мгновенье Аарон Гребби ошеломлен, но потом он изучающе всматривается в Винса.
— Простите, я не расслышал, как вас зовут?
— Я только хочу сказать… — Голос Винса перекрывает гомон бара. — Только хочу сказать, что наблюдаю за обеими сторонами пару дней и, разумеется, вижу разницу, но никто не говорит, что конкретно изменится.
— Что конкретно изменится? — Аарон Гребби шлепает себя по лбу. — Что конкретно изменится? Да все! Все изменится. Восьмидесятые годы двадцатого века станут зарей новой эры, возвратом к идеалам и превосходству Америки. Это революция. Правительство снова станет служить народу, а не наоборот. Мы останавливаем закат этой страны, пятидесятилетнюю неуправляемую либеральную эрозию.
— Вот я об этом и говорю. Такую чепуху обычно пишут в предсказаниях в печенье. Что это все значит?
— То и значит…
— Да, но вы не можете сказать, что конкретно изменится…
— Да я же говорю: реформа соцобеспечения, восстановление прав владельцев огнестрельного оружия, отмена десятков незаконных налогов. Если вы готовы слушать…
— А я слушаю! Только вы ничего толком не говорите…
Бармен перегибается через стойку.
— Все в порядке?
Спорщики кивают.
— Простите, — говорит Аарон. Откинувшись на спинку дивана, Бет даже не открывает глаза.
— Послушайте, — снова начинает Винс. — Я только хочу сказать: нельзя винить людей за то, что они стали циничными. Это все пустословие. То же самое, что машины продавать. Или туалетную бумагу.
Лицо Аарона краснеет.
— Я восемь месяцев прочесываю этот район, пытаясь оторвать людей от телевизоров, чтобы они выслушали, что я стану делать, если меня изберут. Через… — Он бросает взгляд на часы. — Через сто двадцать четыре часа меньше половины населения этого города пойдет голосовать. Половина из них пойдет голосовать, потому что это президентские выборы. Они понятия не имеют, кто я такой, и выберут другого парня, потому что «Гребби» звучит для них как какая-то гадость, которую сожрала их собака. Они даже не представляют, каковы мои взгляды на развитие экономики, работу госпредприятий, школ, на строительство автомагистралей. Они не знают, за что я возьмусь первым делом, если меня изберут, несмотря на то, что я без остановки талдычу об этом несколько месяцев. А всем плевать.
Винсу вспоминается аналогичная фраза Дэвида: «Всем плевать».
