себе.
— Ну, понятно-понятно, Оскар. А как ты сюда попал? — вполне по-дружески продолжил мистер Бистер.
— Папа, ты ему всё равно не поверишь, — вмешалась Клер. — Оскар только зря время потратит, если возьмётся рассказывать всё с начала до конца.
С этого момента её отец изменил тактику. Смахнув с кресла пустые коробки из-под поезда и вокзалов, он уселся и достал из кармана мои десять центов.
— Эта монета… — начал он. — Макс показал её Генри. Тот решил, что это подделка, и показал отцу. А отец Генри в этом деле специалист. Нумизмат. Проще говоря, коллекционер монет. Он рассмотрел твои десять центов со статуей Свободы через увеличительное стекло. Монета подлинная. Чистое серебро[15]. Подделывать мелкие серебряные монеты невыгодно. Бессмысленно, в сущности. А на этой монете даже есть клеймо Монетного двора. Так что она бесспорно настоящая. Оскар Огилви, я хочу понять, как ты сюда попал и откуда у тебя эта монета.
— Папа, ты обещаешь не прерывать и не смеяться? — требовательно спросила Клер.
— Слово бойскаута! — ответил ей отец и, откинувшись в кресле, скрестил длинные ноги в роскошных мягких брюках и, сцепив пальцы, устремил на меня суровый, уже не дружелюбный взгляд.
Я начал с поездов у нас в подвале на улице Люцифер. Потом упомянул об утренних газетах, об обвале на бирже, о миллионерах, прыгавших из окон небоскрёбов, и богачах, превратившихся в лоточников. Затем рассказал про то, как папа потерял работу, про банк мистера Петтишанкса, который забрал дом и поезда, про появление мистера Эплгейта и про тётю Кармен. Потом настал черёд Стакпоула и МакГи. Я рассказал о них, о первом прыжке и поездке на поезде, о встрече с Голландцем на линии «Рок-Айленд». Мистер Бистер непрерывно кивал и, казалось, впитывал каждое моё слово, точно губка.
Потом я описал макет в доме Кроуфордов. Потом камень со звёздочкой, его принесла китаянка… китаянка… Как же её зовут?
Я забыл её имя! И жутко расстроился. Это был тревожный сигнал. Это означало, что будущее начало стираться из моей памяти. Ещё немного, и я забуду, что мне одиннадцать, а не шесть лет, что у меня было другое тело! Надо срочно бежать из двадцать шестого года и возвращаться в своё время. Иначе я забуду всё на свете, даже мистера X и Голландца! Они растают как дым. И от всех моих мытарств не будет никакого проку.
— Мисс Чау, — напомнила Клер. — Ты говорил, что её зовут мисс Чау.
— Ну да… конечно… — Я запнулся, но дальше всё пошло гладко. Я описал мистера X с его грушевидным телом и лицом, похожим на морду бассета; описал Хиссбаума и лейтенанта Сирила Петтишанкса, который хотел послать меня в Сибирь, чтобы я помогал русским бить фрицев.
Тут мистер Бистер меня всё-таки перебил.
— Так значит, война? — спросил он. — Кто с кем? Против кого? Когда именно?
— Я не разобрался. Я попал в Лос-Анджелес в декабре сорок первого года. Сразу после того, как Япония напала на американские военные базы в каком-то Пёрл… Пёрл-что-то… не помню, как место называется. Всех подряд призывали в армию…
Клер дотронулась до моей руки — остановила.
— Папа, — сказал она. — Ты сам видишь, Оскара надо отправить домой. Ему надо вернуться в свою жизнь, в свою настоящую жизнь.
— Оскар, давай заключим договор, — предложил мистер Бистер.
— Ну, папа, ты прямо как в бизнес-клубе! — воскликнула Клер.
— А сама-то? — весело сказал её отец. — Вырастил переговорщицу на свою голову! Не далее как сегодня заставила нас с мамой договорчик подписать! Составленный, надо признаться, по всем правилам.
Клер явно обрадовалась похвале.
— Договор — дело хорошее, и уметь его заключать незазорно, — продолжил мистер Бистер, не скрывая гордости. — Я в самом деле известный юрист. И мои дети пошли в меня! Мы все заключаем сделки: и ты, и Макс, и я. Жизнь идёт вперёд, а не стоит на месте именно благодаря тому, что люди договариваются. Жизнь — это сделка. Лично я готов подписать договор с самим Муссолини, чтобы узнать, что случится в двадцать девятом году с нашими семейными инвестициями. Мне совершенно не хочется прыгать из окна небоскрёба. А то твоя мама очень расстроится. — Он засмеялся собственной шутке. И тут же перевёл взгляд на меня. — Я заметил, что ты слышал имя Муссолини, верно? — спросил он.
Муссолини… Кто же это такой? Я напряг память и… вспомнил!
— Он во время войны правил итальянцами.
— Итак, Оскар, — серьёзно произнёс мистер Бистер. — Я соберу друзей, и ты расскажешь нам всё, что помнишь про события двадцать девятого года. После чего я покупаю тебе билет в первый класс на любой поезд, какой пожелаешь. На сей раз на настоящий. Сегодня вечером как раз есть поезд до Чикаго. Договорились, Оскар?
Я взглянул на Клер. Она едва заметно покачала головой. Я судорожно взвешивал «за» и «против». Уехав домой на настоящем поезде, я буду обречён заново прожить целых пять лет своей жизни, с первого до последнего дня. Но если сказать «нет», можно вовсе не попасть домой! Господи, почему нет другого выхода? Я приуныл.
— Папочка, погоди! — воскликнула Клер.
— Дорогая, сейчас-то тебе что не нравится? Это лучшее, что я могу предложить! — Говоря с дочерью, мистер Бистер следил за мной весьма бдительно.
— Билет на поезд — это очень хорошо, — ответила Клер. — Но Оскару надо дать с собой денег. Тогда после обвала на Уолл-стрит его папе не придётся продавать дом и ехать в Калифорнию.
— Сколько стоит твой дом, сынок? — спросил у меня мистер Бистер. — Даю пять тысяч. Думаю, этого хватит. Выписываю чек на пять тысяч долларов. По рукам?
Я опешил.
— Выписывай на десять, — потребовала Клер.
— Семь пятьсот, — сказал её отец. — Но…
— Но что? — с вызовом спросила Клер.
— Но надеюсь, что информация будет ценной, — закончил свою мысль мистер Бистер. — Нет информации — нет и сделки. — Он посмотрел на меня. — Так что не подкачай, мальчик.
Что значит «не подкачай»? Я вздрогнул и побледнел. И Клер это заметила.
— Нет, папа, так не годится. — Клер скрестила руки на груди и прошла в другой конец комнаты.
Я не на шутку перепугался. Эта сделка — мой единственный шанс. Неужели Клер сейчас всё испортит?
— Что не годится, дочка? — поинтересовался мистер Бистер.
— Не ставь Оскару никаких условий. Просто заплати за всё, что он вспомнит и сможет рассказать. Он будет очень стараться. Если ты не согласен, считай, что Оскар уже забыл, что такое «обвал на фондовой бирже».
Отец Клер, не вынимая рук из карманов пиджака, пошевелил пальцами.
— А вдруг твой юный друг мошенник? Вдруг он солжёт или выставит меня на посмешище перед друзьями и клиентами?
Клер прищурилась:
— Оскар — не мошенник. И врать не умеет.
— Моё слово твёрдое, дочка. Если он поставит меня в нелепое положение, никаких денег не дам. Я не плач
Клер приблизилась к отцу и, протянув руку, сказала:
— Договорились. Только не забывай, что Оскару всего одиннадцать лет и журнал «Уолл-стрит» он не читает. Бизнес — твоя профессия, а Оскар — ребёнок.
— Договорились, — сказал мистер Бистер, пожимая руку дочери. — Ты крепкий орешек, Клер. Заседать тебе когда-нибудь в Верховном суде. Будешь первой женщиной, которую туда допустят. Только маме не говори про мои пророчества, а то у неё случится сердечный приступ.
Мистер Бистер говорил это, пряча улыбку, и я понял, что он намеренно учит Клер вести переговоры.
