Кофе кончился. Неизвестно, сколько еще нужно было ждать. Он пожалел о том, что не может принести себе еще кофе — не взял у жены ни динара, пообещал никуда не уходить с этого места. Она и дочка могли появиться с минуты на минуту. А могли и через час. А то и через два. Кто его знает, сколько провозится в этот раз дантист?
Пожилой араб в выгоревшей феске и с какими?то пыльными усами прервал разговор со своим более молодым собеседником, тронул за руку, о чем?то спросил.
— Не понимаю, — ответил он по–английски.
Тогда тот откинул полу тонкого халата, столь же пыльного цвета, вытащил из кармана колоду затрепанных карт.
— Белот, — сказал он, явно предлагая присоединиться к игре. И повторил: — Белот.
— Нет. Благодарю.
И они принялись играть вдвоем.
Вообще говоря, он был азартен и с удовольствием перекинулся бы сейчас в карты, чтобы скоротать время. Но, во- первых, он не умел играть в белот и знал название этой игры только из старых французских романов. А во–вторых, почти неуловимый запах опасности исходил от этих двоих, от этой кофейни, откуда, несмотря на грохот транспорта, слышался стук костяшек домино, чьи?то выкрики.
«Будний день, еще рабочее время не кончилось, — думал он. — Никто не работает. Впрочем, понятно — безработица. Бывшая французская колония…»
По тротуару мимо галдящих столиков нескончаемым потоком текло шествие: иссохшие старцы в халатах, с четками в руках, толстые женщины в пестрых платьях, накрытые белыми покрывалами. Иная, придерживая рукой, несла на голове узел с каким?то добром; иная несла себя среди стайки цепляющихся за ее одежду детишек мал–мала меньше. Фланировали туда–сюда продавцы лотерейных билетов, живых кур со связанными лапками.
Босоногий подросток выскочил из кофейни, скрылся в толпе. И вот уже бежит обратно с похожим на саксофон дымящимся кальяном.
— Американ? — вопросил вдруг человек в феске.
— Но.
— Инглезе? Испаньоль? Френч?
— Дойч? — вмешался второй араб, тасуя карточную колоду. На одном из его пальцев мелькал перстень.
— Россия, Москва, — сказал правду и поймал себя на том, что хочет отвязаться от людей, которые ничего плохого ему не сделали, чье любопытство здесь, в захолустном городке, где, видимо, иностранцы редкость, вполне обоснованно. — Мистер, где ты тут живешь? — назойливо спросил человек с перстнем.
— Отель «Абу наваз Монастир», — зачем?то опять сказал правду.
Человек с перстнем отложил свои карты тыльной стороной вверх, поднялся и, отойдя в сторону, вынул из бокового кармана пиджака мобильный телефон.
«Вздумал позвонить по своим делам. Или какой?нибудь агент тайной полиции…» — ощущение опасности нарастало.
Они снова сражались в карты, а он, не имея возможности уйти, заставил себя думать о том, как добр и отзывчив здешний народ.
Хотя бы молчаливая Айша, ежедневно, пока они были на пляже, убирающая их номер в приморском отеле; или курчавый садовник, ежеутренне с трогательной тщательностью поливающий из шланга землю под каждым растением в роскошном парке.
Или тот же Али— одинокий охранник расположенного у отеля вечно пустующего магазинчика кожаных изделий. Когда неделю назад у жены сломался «мостик», немедленно созвонился с практикующим в этом городке врачом–дантистом, объяснил им, как доехать, вызвал такси.
И вот теперь жена с дочкой третий, последний раз находились там, в зубоврачебном кабинете за несколько кварталов отсюда, а он их ждал в условленном месте.
Конечно, нужно было бы пойти навстречу жене и дочке, но те, возвращаясь, могли отклониться куда?нибудь в сторону за мороженым или затеряться на базарчике, возле которого прямо на тротуаре рядом с бесхитростными сувенирами продавали кроликов в проволочных клетках, гирлянды тех же кур со связанными лапками. Еще не хватало разминуться.
— А вы кто? — спросил он по–английски пыльного старца в феске. — Профессоре, — неожиданно ответил он по–итальянски. — Преподаю арифметику в школе.
— А вы?
Вместо ответа человек с перстнем указал на резко тормознувший у бровки тротуара допотопный «фольксваген», откуда выскочил здоровяк в ядовито–зеленом тренировочном костюме. — Халед! Я есть Халед! Говорю по–русски! Тур по городу! Все покажем!
— Спасибо. Не могу.
Сорвали со стула, больно подхватили с двух сторон, поволокли к раскрытой дверце автомобиля. Ни одного полицейского не было видно ни слева, ни справа. Но тут вдалеке заметил сквозь движущийся поток прохожих родные лица жены и дочери, евшей мороженое.
Страх за дочку придал силы. Ринулся к ним, вырвался, добежал.
Через несколько минут, уже в такси, выезжающем из городка на шоссе, оглянулся. «Фольксвагена» сзади вроде не было.
— Смотри, как мне замечательно сделали зубы. Отдала наши последние деньги, — сказала жена. — А ты как провел время с этими бездельниками?
— Чудесно. Чудесно провел время.
Тупик
Я был взбешен.
Сидел дома в тишине и прохладе, работал. Вдруг позвонила со службы жена. Срочно, ко второй половине дня нужна справка, заверенная в нотариальной конторе.
Неважно, какая. Сейчас не об этом речь.
Вторую неделю в Москве африканская жарища. На солнце под 50 градусов.
Топаю в нотариальную контору. Где?то поблизости, на соседней улице была такая вывеска.
Нет такой вывески! Вместо нее теперь «Юридическая консультация». Там милая секретарша объясняет: нотариальную контору я могу найти всего в двух автобусных остановках отсюда.
Еду в набитом пассажирами потном автобусе.
Да, вот она, «Нотариальная контора». Яростно дергаю за ручку запертой двери, пока не замечаю объявление: «Закрыто. Нотариус в отпуске».
Растерянно спрашиваю у прохожих, где мне найти другую такую же контору.
И тут на мое счастье приостанавливается разговорчивая пожилая женщина, указывает в сторону уходящей направо ближайшей улицы, объясняет:
— Пройдете по ней почти до конца. Второй или третий переулок направо. Сама там недавно была, оформляла документ на поездку внучки за границу. Близко! Успеете до перерыва.
Послушно топаю мертвой, вымершей от жары улицей. Первый час дня. Действительно, могу влипнуть в обеденный перерыв. И вообще, чего доброго, там может быть очередь.
Прошел уже мимо первого переулка направо.
…И прохожий не пройдет, и машина не проедет. Не у кого переспросить: а туда ли иду?
Улице нет конца. И переулков больше не видно. Ни направо, ни налево.
Вот ведь как бывает: чувствуешь, что не туда идешь, и все- таки продолжаешь переть по ложному пути.
Чахлые, с пережаренной солнцем листвой тополя у облупленных пятиэтажек. Ни детей, ни собак. Ни старушек на завалинках.
