Вышли в метельную круговерть. Было уже без четверти одиннадцать.
— Христо, извини! Ты не представляешь, как нам повезло.
— Не бери в голову, — перебил меня Христо. — Он исполняет свою работу. Но я могу умереть от голода, не доеду до Москвы. Неужели здесь нет ресторана?
Оказалось, есть. Единственный ресторан, помещающийся на нижнем этаже перекошенной набок двухэтажной бревенчатой гостиницы, построенной наискось от лавры, видимо, ещё в былинные времена.
Ресторан работал! Мало того, наверху можно было снять номер на ночь. Что мы и сделали. Поднялись в натопленную комнатёнку, разделись, умылись. И сошли по скрипучей лестнице в залец ресторана. Уселись за свободный столик.
Посетителей осталось совсем мало. Несколько местных подвыпивших компаний тупо воззрились на нас.
Подошла полная, невысокая официантка в валенках, зато в кружевном кокошнике. Здесь было даже меню с вполне пристойным ассортиментом. Мы заказали графинчик водки, по порции маринованных маслят, гуляша, блинов и сыра к чаю.
Пьяницы продолжали таращиться.
— Какие лица! — восхитился Христо. Он вздумал подняться наверх за своим блокнотом.
— Угу. Таких у Рембрандта точно не было, — остановил я его. — Здесь это может кончиться скандалом.
Официантка принесла на подносе заказанное. На вид ей было под пятьдесят, лицо усталое. Переставляя тарелки на стол, женщина с любопытством поглядывала на моего гиганта, на его непомерно огромные усы. Когда она отошла и мы накинулись на свой ужин, из-за портьеры, прикрывающей вход на кухню, начали выглядывать головы других официанток в кокошниках и даже поварихи в белом колпаке.
Пьяницы, к моему облегчению, стали уходить. Мы остались одни.
Мягко ступая в своих валенках, официантка принесла счёт. Расплатились. Но она продолжала переминаться у стола.
— Дяденька, — наконец обратилась она к Христо. — Пожалуйста, покружите меня!
— То есть? — вмешался я. Просьба её показалась мне непонятной, дикой.
— Ресторан закрывается. Сейчас переоденусь, выйду на улицу, и вы покружите меня в метели. Век помнить буду! — Она робко улыбнулась, и стало видно, какой красавицей она была в молодости.
Когда мы вышли в метельную ночь, женщина уже ждала у ступенек гостиничного крыльца. В тулупчике, в повязанном вокруг головы красном платке с бахромой.
Христо шагнул навстречу, ухватил под мышки, приподнял и стал кружиться с ней в кружащихся вихрях снега. Оба валенка с её ног полетели в разные стороны.
Я подобрал их. …Лица кружащихся были так по-озорному радостны, что и мне перепала толика счастья.
Соперница
Она его не любила, но и не отпускала от себя. «Почему они не любят нас, когда мы их любим? — мучительно думал он, ожидая её у подъезда. — Что за дьявольская сила держит меня? Что-то большее, чем страсть. Нехорошо всё это. Пора отвыкать от вечного ожидания её звонков, этих свиданий. Не отвыкну — совсем пропаду. Просто болезнь. Смертельная. Так доходят до самоубийства…»
Субботним утром, только они встретились под аркой её двора, как зарядил ледяной дождик, какой бывает в Москве в конце октября.
— Вернусь. Подождёшь, милый? Сменю плащ на паль-то, — сказала она и, не дожидаясь ответа, быстро пошла обратно к дому. Элегантная, красивая, с высоко поднятыми пепельными волосами под чёрной широкополой шляпой.
Снова он должен был сопровождать её на какой-то вернисаж, потом на показ новых моделей женской обуви.
Мотался с ней по бесчисленным выставкам, картинным галереям, концертам, спектаклям. Она была художницей, оформляла театральные постановки. Не столько её талант, сколько красота была пропуском в этот калейдоскопически пёстрый мир. И ей нравилось, что она появляется всюду в сопровождении влюблённого рыцаря — высокого, стройного, с усами и русой бородкой.
Он был режиссёром маленького театра пантомимы. Мало кто знал, что этот действительно похожий на рыцаря человек хорошо знаком с античной философией, богословием; сожалеет о том, что не стал священником. Никогда она почему-то не приглашала его к себе. И он стал подозревать, что она скрывает своё замужество.
Дождь сбивал с тополей последние листья, и те прилипали к асфальту. Она задерживалась. Он сбросил ладонью капли со своей непокрытой головы, прошёл под слезящимися ветвями деревьев к огороженной низким штакетником середине двора, где между клумбой с гниющими остатками цветов и деревянным грибком кто-то копошился на песчаном пятачке.
Перешагнув через штакетник, увидел девочку с прутиком. В неуклюжей шубке и бесформенном багровом берете, похожем на колпак.
Девочка посмотрела на него, протянула прутик. Сказала:
— Нарисуй мне что-нибудь.
Он послушно нагнулся и начертил на морском песке большую рыбу.
— Дождь водички накапает, и рыба поплывёт? Девочке было года три, от силы три с половиной.
— Возможно. Ты шла бы домой. Измокнешь.
— Нельзя. — Она шмыгнула носом. — Мамка с папкой ругаются.
Стукнула дверь подъезда. В длинном чёрном пальто с красным шарфом стремительно вышла его спутница.
— Сам измокнешь, — сказала девочка. — Почему гуляешь без шапки? Простудишься.
— До свидания, — он взял в руку её холодную ладошку.
Девочка посмотрела на женщину, остановившуюся по ту сторону штакетника. Вздохнула.
— Ладно, иди… А я буду сторожить нашу рыбу, чтоб её мальчишки не испортили.
Ему показалось невозможным при ней взять свою спутницу под руку. Они выходили из-под арки, когда он обернулся и успел увидеть, как над скрючившейся перед рыбой девочкой, воровато озираясь, летит первый снег.
Последнее выступление в Харькове
— Громче! — выкрикнул кто-то из темноты переполненного зала. — Не слышно!
Это было второе выступление за вечер: в шесть — в клубе ГПУ и вот теперь в девять — в Харьковском драматическом театре.
— Это меня не слышно?! — он напряг голос и почувствовал острую боль в глубине горла.
Сил на то, чтобы читать объявленную в афише поэму «Хорошо!», не было. Он на ходу сменил программу. Стал знакомить публику с написанными после недавних зарубежных поездок стихами — американскими, французскими, мексиканскими.
В разгар аплодисментов объявил:
— В связи с болезнью, заключительной части — ответов на вопросы не будет!
Стремительно ушёл со сцены за кулисы, сорвал с вешалки полушубок и кепку, на ходу надел их, спускаясь по лестнице к служебному выходу.
