промежутках — вольно плавать в море.
Несколько раз мои благодетели присылали за нами машину, которая увозила нас в Дербент, где мы познакомились с местными учёными-археологами, которые поведали нам о фантастической истории этого города. Отец Александр готов был до первых звёзд бродить по циклопически огромной цитадели средь развалин древних дворцов.
Я был бы счастлив, как он, если бы надо мной не висело обещание попробовать помочь бездетной парочке. Для кавказских народов бездетность — особое несчастье, позор.
Каждый приезд машины за нами я воспринимал как вежливое, но настойчивое напоминание…
С самого начала я, конечно же, рассказал отцу Александру о том, какое обязательство мне навязали.
— Если у вас получится, пусть никому об этом не говорят, — сказал он. — Иначе замучает весь Кавказ, А там пойдёт молва по всем городам и весям.
— Вы думаете — получится? — спросил я.
Это был глупый вопрос. Отец Александр верил в меня, сам присылал пациентов из нашего прихода. За годы такой практики целительства у меня появился некоторый опыт. Но с бездетностью встречаться ещё не приходилось. Весь месяц, пока мы пребывали на турбазе, я чувствовал себя авантюристом, человеком, давшим обещание, которое он не сможет исполнить. Отец Александр видел мои терзания. Помалкивал. Иногда посмеивался, приговаривая: «Плодитесь и размножайтесь…»
За несколько дней до нашего возвращения в Москву наступил час расплаты. За мною прислали машину с шофёром. «Нет-нет, я с вами, — сказал отец Александр. — Не отпущу вас одного на заклание».
Прибыли в Дербент к вечеру. Остановились у какой-то длинной бетонной стены с маленькой калиткой.
Водитель ввёл нас внутрь сада, освещённого висящими на проводах цветными фонариками. Мы были ошеломлены открывшимся зрелищем.
Слева и справа под разросшимися деревьями на длинных помостах за сдвинутыми накрытыми столами сидело человек пятьдесят.
— Собрались немного поприветствовать вас, — сказал немедленно подошедший ко мне хозяин всего этого великолепия. И добавил: — А также вашего друга.
Я представил ему отца Александра как учёного-историка.
Нас проводили налево, где сидели наиболее почётные гости. Усадили между секретарём горкома партии и усатым майором — начальником городской милиции.
Едва мы уселись, как заждавшиеся гости потянулись к бутылкам и рюмкам.
Секретарь горкома поднялся с места и в качестве тамады стал провозглашать приветственный тост. В мою честь.
Между тем восточные гурии замелькали с гружёными подносами, расставляя по столам хрустальные миски с чёрной икрой и прочие роскошества.
Чудовищно преувеличенные сведения о моём даре целительства, донесённые сюда моим московским знакомцем, было особенно стыдно слушать в присутствии отца Александра. Нужно было немедленно пресечь эти благоглупости.
Секретарь горкома ещё продолжал говорить, когда я подошёл к хозяину (он, оказывается, был директором коньячного завода) и заявил, что, прежде чем пировать, я должен заняться тем, ради чего приехал. Потребовал представить мне бездетную парочку. Не здесь. А где-нибудь в укромном месте.
При этом я ещё совершенно не представлял себе, что я с ними буду делать.
Секретарь горкома наконец кончил свой тост и передал слово начальнику милиции. Тот заговорил на местном языке. И я, таким образом, не мог понять, что он обо мне несёт.
— Не робейте, — тихо сказал отец Александр. — С нами Бог.
В это время в саду появилось двое молодых людей — паренёк и девушка. Их конвоировала жирная, колышущаяся тётка. Как выяснилось, мать юной красавицы. И мы вчетвером под взглядами всех окружающих отправились к какому-то бетонному дому, стоящему в глубине сада.
По дороге я обернулся. Увидел, как отец Александр издали делает успокоительный жест. И мне стало легче.
…Мы вошли в одну комнату, потом в другую, в третью. Повсюду были ковры — на полу, на стенах. Разве что на потолках их не было. Зато над каждой дверью красовались длинные электронные часы, где мелькали синеватые цифры секунд. И в каждой комнате стояло по тумбочке с телевизором.
— Вы будете лечить их вместе или отдельно? — спросила тётка. — Свою дочь я с вами наедине не оставлю.
— Правильно, — сказал я. — Для чистоты эксперимента.
Я сидел на стуле. Молодые робко ютились передо мной на краю кожаного дивана.
Пока я выяснял, что они уже два года состоят в браке, что пареньку девятнадцать лет, а ей восемнадцать, что на здоровье они не жалуются, все у них в порядке, врачи не находят никаких болезней, а детей нет и нет и весь их род волнуется, потому что со временем некому будет наследовать коньячное дело, странная уверенность овладевала мной.
Правда, мешала мать девушки, которая сидела где-то у меня за спиной. Беспокойно спрашивала, нужно ли будет её дочери раздеваться, время от времени вмешивалась со своими мнениями и замечаниями. Зачем-то сообщила, что у неё есть ещё и старшая дочь, которая заведует Центральным универмагом и до сих пор не замужем.
Это никакого отношения к делу не имело, и мне пришлось рявкнуть на неё, чтобы она затихла.
«Плодитесь и размножайтесь», — вспомнил я слова отца Александра. Подумал о том, что, если Бог сочтёт нужным, Он через меня даст этой оробевшей парочке детишек. И поднял руки. Ощутил огромный поток энергии. И стал промывать ею вконец оробевших молодых людей. При этом молился про себя, просил Бога о чуде…
Минут через пятнадцать я сник, изнемог.
…Паренёк и мать девушки под руки вывели меня из дома, проводили обратно к столу, усадили рядом с отцом Александром.
— Восстанавливайтесь, — сказал он и положил мне на тарелку шампур с шашлыком.
…Примерно через год я получил телеграмму, где сообщалось о том, что у парочки родился сын первенец. А ещё через год родилась двойня.
— Вот видите, а вы волновались, — сказал отец Александр. — Не зря воспевал вас секретарь горкома…
Плоды каштана
Мы втроём сидели за столиком на сцене театра. За ещё закрытым занавесом глухо гудел зал, слышалось, как рассаживаются зрители — местная интеллигенция.
— Кто из вас будет выступать первым? — спросил азербайджанский писатель.
— Давайте я, — как бы нехотя ответил мой спутник Олег.
Нас едва успели привезти из аэропорта далёкого города.
Прозвучал последний звонок. Занавес, разделясь на две половины, разошёлся в стороны. И мы оказались в слепящем скрещении прожекторов.
Азербайджанский писатель поднялся, объявил о том, что в республику Нагорный Карабах, её столицу Степанакерт только что прибыли два московских писателя. Для выступлений перед трудящимися. Больше ему сказать было нечего. И, дав слово Олегу, он опустился на своё место.
Раздались оглушительные аплодисменты. Зал дружно поднялся.
Олег скромно стоял у микрофона, выжидая, пока наступит тишина.
Хотя ни о нас, ни о нашем творчестве никто здесь понятия не имел, овация продолжалась.
Загадка разрешалась просто. Мой спутник носил ту же фамилию, что и его отец — заслуженно
